«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 37%

П. Каравдин и его позиция

         В статье Каравдина поражает обилие цитат и неудачный их подбор. Когда основную мысль пускают по буеракам цитат, она рано или поздно становится хромоножкой. Что же касается подбора цитат, то большинство из них относится ко временам "перестройки", когда разгул горбачевщины сопровождался разгулом словесных спекуляций. Ссылки же на "Литературную газету" той поры вообще дискредитируют любую мысль, поскольку именно вокруг этой газеты группировались перестройщики.
         Тем не менее и в статье Каравдина вполне можно выделить основную мысль. Она сводится к тому, что дремучие академики, руководствуясь шкурными интересами, преднамеренно давят в науке народную инициативу. Увы, это не так. Все академики - и те, кого мы любим, и те, кого мы не любим, - люди высокой грамотности и интеллекта. Иное дело, что с годами эвристические способности падают, но и с учетом этого научный опыт академика можно задействовать как ориентир в исканиях молодежи. Но почему тогда столь многочисленны примеры, когда этого не происходит?
         Ответ на заданный вопрос, как и в предыдущем случае, следует искать не в сфере сознания, а в сфере материального производства. Дело в том, что со времен милого Каравдину средневековья произошли качественные изменения в науке. На смену кустарям-одиночкам, рождающим время от времени открытия, пришли крупные научные коллективы. Продиктовано это общественной производственной необходимостью сокращения сроков внедрения открытий, а не высказываниями академика Патона. Процесс объективен, и возврата к прежней организации науки не будет. Да, этот процесс до известной степени нивелирует ученого. Да, имеются и другие субъективные недостатки, вытекающие из него. Однако то, насколько общество вообще и научное сообщество в частности способны их преодолевать, показывает насколько прогрессивно это общество и его наука.
         В середине XX века, когда весь мир вступал в научно-техническую революцию, положение в российской науке было весьма благоприятно. Хотя уровень технологии в послевоенной стране оставлял желать лучшего, но передовые достижения военной промышленности, с необходимостью созданной для задач обороны, позволяли надеяться на то, что, внедрив их в гражданское производство, мы быстро догоним и перегоним другие развитые страны по уровню жизни. Было и специфически советское преимущество, выражавшееся в том, что благодаря мудрой политике Сталина у нас была создана непрерывная цепь от заводского рационализатора до академика, которая на каждом участке давала свой вклад в научно-технический прогресс и каждому желающему обеспечивала возможность творческой самореализации. Здесь же располагалась и область приложения специфически российского типа мышления, когда в условиях ограниченных и запаздывающих технологических возможностей появлялись на свет технические шедевры.
         В результате неадекватной экономической политики в послесталинский период оба эти преимущества были растрачены, государство превратилось в бюрократического монстра, что получило свое отражение и в науке. Современное положение российской науки назвать иначе как катастрофическим нельзя. И дело не в том, что финансирование мало, а молодежь в науку не идет. Все это вполне преодолимо на локальном уровне. Страшно другое. Современная экономическая система России обеспечивает последовательное снижение рентабельности производства при движении от сырьевого основания пирамиды общественного производства к ее вершине, где находится наука.
         При сохранении такой системы верхние уровни пирамиды будут с неизбежностью отмирать, что бы по этому поводу ни говорили политики. И первой отомрет наука. В конце этого процесса останутся лишь сырьевые отрасли и отрасли, их обслуживающие. Наступит ситуация, когда количество ученых будет ограничено количеством вакансий "ученых жидов" при местечковых и верховных губернаторах.
         Процесс бюрократизации нашел свое отражение и в Академии наук. Выделилась научная элита, академики, которые все больше и больше отстранялись от научных задач, стоящих перед страной, замыкаясь на своих чисто шкурных интересах. На сталинском этапе развития страны в академики выбивались люди, сделавшие научное открытие, а затем своей энергией и энергией подчиненных им коллективов внедряли его в жизнь. В послесталинский период научные коллективы все более активно подчинялись личным интересам академиков, а вопросы внедрения стали некой темой для модной дискуссии.
         Если национальные герои вроде академиков Королева, Курчатова, Туполева и др. появляются во времена вселенских трагедий типа Второй мировой войны, то для массового возникновения предателей необходим исторический водевиль "Перестройка". Однако в переходные периоды типичными являются другие люди. В этом смысле показателен пример академика Сагдеева. Нет, нет, он не был замечен в антинародной деятельности, как Сахаров или Лихачев. Более того, был весьма квалифицированным ученым в области физики плазмы, но вот к космонавтике имел весьма отдаленное отношение. И тем не менее именно его назначили директором Института космических исследований АН СССР. При этом учитывалось как его желание перебраться из Новосибирска в Москву, так и намечавшаяся романтическая связь с внучкой американского президента Эйзенхауэра, что позволяло надеяться на скорое освобождение вакансии. Не учитывались только интересы советской науки.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»