«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 40%

         Смею предполагать, что ни одна страна мира не знала таких масштабов уничтожения научных школ, диктата идеологов, запрета разработок и проч. и проч., о чем мы только что рассказали, пытаясь охватить все эти вопросы понемногу. И тому есть несколько объяснений. Масштабы научного прорыва в век научно-технической революции вел к все более увеличивающемуся числу научных коллективов, напомним, что каждый четвертый научный работник мира был в позднем СССР, то есть научный фронт был очень широк. Значит, объективно было что уничтожать и кого затаптывать.

         Анекдот, что называется в тему, слабо утешает. 26 октября 1917 года. Петроград. Смольный. Ленин на трибуне:
         - Товарищи, революция, о необходимости которой говорили большевики, совершилась!
         Буря аплодисментов.
         - Отныне на всей территории России вводится восьмичасовой рабочий день и обязательный выходной день - воскресенье!
         Зал отвечает криками "Ура!" и бурей оваций.
         - Но если мы, товарищи, сумеем наладить работу по-новому, то мы можем себе позволить еженедельно два выходных!!
         Шквал аплодисментов. Вверх полетели папахи, бескозырки и кепки.
         - А вот если мы сможем ввести систему Тейлора, технологии Форда и трактора на наших полях, то можно отдохнуть и три дня в неделю!!!
         В ответ - стрельба вверх. Потом, в узком кругу Ленин говорит:
         - Ну что? Я был, как всегда прав, батенька: ни хрена не хотят работать. Поэтому ни в коем случае не вводите для них ни систему Тейлора, ни технологии Форда, ни трактора.

         Может быть, заветы Ленина были именно такими? Была еще и субъективная картина: и в Политбюро, и среди обществоведов, и в академических институтах ведущие позиции занимали люди, чье мировоззрение сформировалось в 1930-е годы и тогда марксизм-ленинизм в его традиционных формах был не только ведущей, но и единственной формой общественной мысли, как в широком, так и в узко-прикладном отношении. Люди эти состарились, заглохла вместе с ними и их наука, выродилась в идеологию. Всякое новое они не могли не воспринимать как явную крамолу и боролись против этого всеми известными средствами. "Сверху" это особенно удобно.
         ...Много чего еще произошло у нас в интеллектуальной сфере, а в результате получилось как в известной шутке: "Да-а-а, батенька, то-то я смотрю: информационный взрыв вас обошел стороной!" и это в самой читающей стране мира... Что надо было уметь, тому не учились сами и не давали другим. Теперь только вздыхать остается: [1. С.34, 02. С.305, 12. С.131, 2.136. С.54, 2.96. С.21, 2.140. С.6-7].
         Когда-то граф де Сен-Симон писал, что в будущем "Правительства будут устранять все то, что мешает полезным работам" [2.141. С.316]. Эх, ваше сиятельство! Так-то оно так, но вы не рассмотрели вопрос о том, когда само правительство не будет знать, что есть полезное, а что наоборот.
         Разумеется, как и во всякой науке, главное остается за одним: "...Проверка полученных научных результатов, их убедительное доказательство, как и защита общества от псевдонаучного шарлатанства (...) - разработка надежной методологии его разоблачения, есть большая и относительно самостоятельная задача" [2.136. С.72]. Но при этом важно понимать, что мы принимаем за науку, а что - нет. Если у соседей это числится за научным знанием, и есть конкретные результаты, а мы с чванливым видом все отвергаем, то расплачиваться придется нам, а не им...

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»