«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 9%

         Как видим, утверждения о притеснении украинского слова, "несколько преувеличены". Фактически таких притеснений не было. Были преследования политиков, пытавшихся использовать искусственно создаваемый украинский язык для борьбы с государством. И это прекрасно сознавали сами политики. "Так завелось с 1863 г. в России, что по украински можно было печатать стихи, поэмы, повести да хоть бы философию Гегеля переводить на украинский язык. Только того, что было бы правдивой пищей для народа, нельзя стало печатать" - писал М.П. Драгоманов. Революционер-демократ и по совместительству деятельный украинофил, Драгоманов "правдивой пищей для народа" считал направленные против религии и самодержавия брошюрки, которые действительно запрещали и за распространение которых наказывали. Но к культуре это отношения не имело.
         Тех же, кто не занимался революционной пропагандой, репрессии не касались. "Из всех либеральничавших в России кружков и направлений никто менее не был "мучим", как украинофилы, и никто так ловко не устраивался на доходные места, как они" - признавал тот же М.П. Драгоманов и продолжал: "Из "мучимых" теперь украинофилов я никого не знаю, кроме Ефименко, который сидит в ссылке в Холмогорах Архангельской губернии, но он был выслан за участие в революционном кружке харьковцев, более герценовском, чем украинофильском, и сидит долго в Холмогорах за взятый им псевдоним - Царедавенко". Касаясь же жалоб украинофилов на мифические "преграды", якобы сооружаемые властями на пути их "культурнической" деятельности, Драгоманов с иронией замечал, что если внимать этим жалобам, то "придётся считать великим препятствием для украинофильства то, что за него не дают звёзд и крестов".
         Другой ярый украинофил, поэт Я. Щёголев, особенно много потрудившийся на ниве сочинения особого украинского языка и хваставшийся тем, что "двинул язык вперёд и русским уже непонятен", в письме к молодой девушке, спрашивавшей у него совета в своих литературных занятиях, указывал: "Беда была бы в том, если бы вы попали в крокодиловы руки тех народников, которые в мутной воде рыбу ловят, которые бессердечно погубили немало нашей молодёжи. Перестаньте мордовать себя мыслями, что народ на Украине задушен, замучен, что всюду угнетение, нищета, бедность и прочие ужасные вещи". Как отмечал Я. Щеголев, малорус "имеет равные права со всеми русскими поддаными, когда ж забито украинское слово, то виноваты тут сами украинофилы, ибо слишком ревностно забегают вперёд не по очереди" (т.е. поднимают политические лозунги преждевременно, когда почва для них ещё не подготовлена "культурной" работой).
         И даже видный украинизатор 1920-х годов историк М. Яворский признавал: "Акт от 18 июля 1863 г. был реакцией не так против украинского языка, как против использования его в качестве средства революционной пропаганды, которая тогда проводилась хлопоманами. Только с этой стороны и были мотивы акта Валуева".
         Кроме того, известно, что валуевский циркуляр открыто поддержал крупнейший на то время украинский писатель А. Стороженко. Вряд ли он стал бы это делать, если б запрет был направлен против литературы (представителем которой Стороженко являлся), а не против политики.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»