«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 94% |
Для этого был выбран очень интересный механизм.
Преступников в СМИ показывали как нормальных, обычных людей, с присущими таким нормальным людям странностями и слабостями. Пусть зачастую с отрицательными чертами характера, но именно в быту, "изнутри", в условиях семьи, школы, армии (когда они еще не были преступниками) - то есть именно как нормальных людей. В различных игровых фильмах акцент делался на личностные переживания преступников, на их отношения с женщинами (любовь) и законопослушными друзьями детства (дружба). С началом пропагандистской кампании даже убийц и рэкетиров стали показывать в кругу семьи как любящих отцов и заботливых мужей. Все это приучало аудиторию к тому, что преступность - это нормально; она естественна, и с ней, как ни борись, окончательно не справиться.
До этого периода, по советской еще инерции, даже в начале "демократизации общества", сохранялся советский еще принцип демонстрации образа преступников: преступник в принципе не может быть показан с положительной точки зрения. Он всегда отрицателен, вроде как не совсем даже и человек. А уж если он показан с нейтральной или положительной стороны, то только тогда, когда в итоге он рвет с системой нарушения закона и принимает правила игры обычного, законопослушного общества. Безусловно, это отнюдь не всегда соответствовало действительности - но это задавало в обществе совершенно определенное отношение к преступности (она ВНЕ Закона, Закон с ней борется, и, поскольку он a priori сильнее - победа всегда будет на его стороне). Таким образом общество получало от власти знак: с преступностью мы боремся даже на уровне борьбы видов (ведь преступник - вроде бы даже и не человек в обычном понимании слова).
Но при демократии преступность как бы "легитимизировалась" в сознании общества, исчезал императив "неуклонной борьбы с ней до полного ее искоренения".
Главная задача такой кампании, кроме облегчения существования преступной среде (ВСЕ общество, в том числе и представители правоохранительных органов приучались СОСУЩЕСТВОВАТЬ с преступностью; во что выливалось такое "сосуществование" для сотрудников соответствующих служб - догадаться не сложно), заключалась еще и в создании в обществе неявной, но отчетливой и нарастающей депрессии. Дело в том, что для любого общества, для любой общности людей преступность - зло, однозначно подлежащее искоренению. Для советского общества, воспитанного на традиционных ценностях, во многом ориентированного на неписаные нормы и правила ("пусть в суде и не удалось доказать, что бандит - бандит, но он должен сидеть в тюрьме!"), сосуществование рядом с сильной и мощной, вызывающе заметной и агрессивной преступной средой являлось знаком, образно говоря, "конца света". Если вокруг все рушится (привычная стран, привычный уклад жизни) - а бандиты жируют, если они грабят, убивают, насилуют, а потом становятся "уважаемыми бизнесменами" и "законопослушными членами общества" - это общество обречено. Если бандитизм сильнее Закона - такое общество существовать не может. Интуитивное осознание этой истины огромным числом людей было неявным, но совершенно отчетливым и неизменным.
Однако сознательное "выделение" бандитизма, позиционирование и "распознавание" обществом могло привести к тому, что значительные силы в стране могли бы воспротивиться самоубийственной политике "реформ", ставшей причиной невиданного разгула преступности. Общность людей могла бы отказаться покорно идти на заклание (саморазрушение) и соглашаться с уничтожением страны и государственности. А ведь именно это и являлось конечной целью "реформ" и было запрограммировано их иностранными заказчиками. Животное, ведомое к месту забоя, может начать активно сопротивляться своей неизбежной участи, если почувствует приближение смерти (в деревнях особенно ценятся те забойщики, которые, убивая животное, до последнего момента не дают ему повода подозревать о близкой гибели). В этом случае придется потратить немало сил, чтобы справиться с "жаждой к жизни".
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
| ||||||||