«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 46%

         Оцените, пожалуйста, блестящий образчик того, что французы, имея в виду советскую лексику, называют "langue de bois", то есть деревянным языком. Прекрасно видно, с каким трудом Майкл Гордон им ворочает. Свою мысль он не раскрывает. Так есть у россиян основания ненавидеть Чубайса или нет? Воздержимся от выводов по крайней мере до тех пор, пока не встретим на улице трёх Ивановых и одного Сидорова, которые смогут нам это объяснить. Впрочем, Гордон ни за что не употребил бы слово "ненавидеть". Он даже не называет Чубайса "одной из самых непопулярных фигур". Нет, он выражается деликатнее: "одна из не очень популярных фигур". Его лексикон весь уснащён смягчающими формулировками. Взять, например, его термин "экономические трудности". Упаси Бог назвать это экономическим кризисом, - откуда ему взяться? Народ неизвестно почему "нередко отождествляет" их с движением к капитализму. Наверное, он ошибается. Всеобщее бесстыдное разграбление общественной собственности через приватизацию "по Чубайсу" превращается в "фаворитизм по отношению к новой российской элите". А одной вещи Гордон вовсе не касается: чем объяснить, что Ельцин сделал главой своей администрации "одну из не очень популярных фигур" в стране?
         Но хватит о Майкле Гордоне. В сущности, он даже не хуже других. Возьмём, например, уже упоминавшегося здесь Андерса Ослунда, своего рода международного фигляра, которого особенно часто цитируют средства массовой информации. Посмотрим, какую информацию давал публике этот эксперт в апреле 1995 года 50. Основная его мысль: "В России во всех областях начинает складываться нормальная обстановка". Он конечно допускает, что "общественность, к сожалению, недостаточно это осознаёт". (Ну что ты поделаешь, не осознаёт и всё!) "Людям трудно приспосабливаться к резким переменам". Какой пустяк! Известно же, что экономическая наука такая неточная. К сожалению, встречаются люди (в демократических странах именуемые избирателями), которые вечно выпадают из схем. Ослунд считает, что переход к рынку надо осуществлять наперекор им. Даже если ради этого придётся признать и, возможно даже, приветствовать установление авторитарного режима.
         Ослунд - человек воспитанный, он никогда не стал бы прибегать к слишком резким выражениям. Но мне вспоминается один разговор, состоявшийся в моём доме летом 1992 года: в нём идеи Ослунда и то, что он подразумевает, были выражены очень ясно и откровенно. У меня за столом сидела чета молодых русских друзей. Он - главный редактор одного радикал-демократического еженедельника, она только что была принята на работу в новый банк, которые тогда множились, как грибы после дождя. Бешеным темпом шла либерализация цен, с каждой неделей сбережения населения таяли. Я рассказал об одном случае, свидетелем которого незадолго до того оказался сам: старушка пенсионерка не могла купить литр молока, так как из-за последнего увеличения (не пенсии, а цены на молоко) у неё не было на это денег.
         Не успел я закончить свой рассказ, как раздалась раздражённая реплика гостьи: "Мы не можем жалеть этих людей, - воскликнула она, - если хотим, наконец, иметь в России рынок. Они никогда к нему не приспособятся. Надо отдавать себе отчёт в том, что вымрут по крайней мере тридцать миллионов человек, и ничего с этим поделать нельзя. Или так, или мы по-прежнему будем далеки от цивилизации!" И тут разгорячённая дама стала рассказывать мне, что теперь, наконец, она получила возможность ездить в Париж, присутствовать на демонстрациях мод, делать покупки в Лондоне и Риме, отдыхать у моря в Марбелле. Могу ли я требовать, чтобы она от всего этого отказалась? И ради чего? Ради какого-то литра молока для старухи, которой всё равно суждено быть проглоченной историей, рынком?

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»