«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 60%

         Советую прочитать военные дневники Симонова. А заодно - хотя бы ещё и его поэмы об Александре Невском, о Суворове, дабы впредь не бубнить на потеху публике: "Симонов - далекий от патриотизма писатель". Ведь так сказать мог только человек, который просто не читал Симонова и не знает, что это за фигура в советской литературе. В. Бондаренко должен был выразиться иначе: "Симонов - писатель, далекий от моего сугубо лампадно-эмигрантского патриотизма". Это было бы верно.
         Не обнаружив патриотизма у Симонова, Бондаренко, однако же, разыскал патриотизм в одном юношеском стихотворении Иосифа Бродского, и за это простил поэту все даже по собственному деликатному перечню - "ернические стихи о России, выпады против христианства, попытку уйти из русской культуры в американскую". Мало того, критик посвятил этому стихотворению целую статью под заглавием "Припадаю к народу", напечатал в своем "Дне" в виде передовой и там объявил Бродского "великим русским поэтом". Спасибо, а мы не догадывались. Статья кончается так: "Не менее великий русский поэт Юрий Кузнецов, сверстник Бродского, писал: "И священные камни Парижа, кроме нас не оплачет никто". Можно сказать, побратал через Париж, в котором Кузнецов, кажется, никогда не был... В чем тут дело? Похоже на то, что Бондаренко хочет вступить в Евросоюз, а его без таких статей не принимают.
         А что касается командования батареей звуковой разведки, то долгое время этот командир говорил и писал об этом, например, в известном письме IV съезду писателей, несколько усеченно, называя себя "всю войну провоевавшим командиром батареи" ("Слово пробивает себе дорогу", с. 215). Просто батареи - и все, естественно, думали, что это огневая батарея, а не звуковая, в которой нет ни одной пушки, а только приборы да циркули. Пробыл же Александр Исаевич на фронте не "всю войну", не "четыре года воевал, не уходя с передовой", как писал в другом документе, а с мая 43-го года до 9 февраля 45-го, т.е. меньше двух лет, и самую страшную пору войны он благополучно прокантовался в глубоком тылу то в обозной роте, то в училище.
         Тут на выручку Бондаренко кинулась Анна Соколова в юбилейной "Литгазете": "Сколько бы дней Солженицын на фронте ни пробыл, ему этого оказалось достаточно, чтобы навсегда осознать бесчеловечную сущность любых военных действий". Понятно? Любых! Заставь Анюту Богу молиться... Какое счастье, что, когда фашисты в 41-м напали на нас, вот такие юбилейные Анюты молчали или им затыкали рты, а то ведь они бы подняли вопёж: "Прекратите сопротивление! Его сущность бесчеловечна!" А Солженицын говорил не о бесчеловечности войны, а выражал свое полное безразличие к её исходу: "Ну и что, если победили бы немцы? Висел портрет с усами, повесили бы с усиками. Справляли елку на Новый год, стали бы на Рождество". Только и делов. Больше того, он "навсегда осознал" благодетельность не побед, а поражений. Посмотрите, говорит, на Швецию: как она расцвела после разгрома под Полтавой! Из истории Швеции он только и знает её поражение под Полтавой да нынешнее благоденствие. Но не соображает, что Полтава-то была триста лет тому назад, после которой Швеция изведала великое множество бедствий, страданий, горя, в том числе - и новых военных поражений, а расцвела-то она не так давно, особенно - после того, как много позаимствовала из опыта нашего русского социализма.
         Наконец, солженицынская "передовая" была такого своеобразного свойства, что он там без устали строчил стихи, рассказы, повести, ординарец их переписывал, и они рассылались по московским литературным адресам, а потом этот ординарец, нутряной еврей Соломин (после войны уехал в США) привез командиру из Ростова-на-Дону молодую супругу Наталью Решетовскую. Она вспоминала: "В свободное время мы с Саней гуляли, разговаривали, читали. Муж научил меня стрелять из пистолета. Я стала переписывать Санины вещи". Какой во всём этом богатый материал для размышлений на любимую солженицынскую тему "Жить не по лжи".
         Бондаренко может возразить, даже возмутиться: "А два боевых ордена на груди Александра Исаевича?" На это можно бы ответить посредством самого Солженицына. Он пишет в своем полубессмертном "Архипелаге", что на фронте звание Героя "давали тихим мальчикам, отличникам боевой и политической подготовки". Если уж так - Героя, то кому же давали несравнимые с этим ордена Красной Звезды и Отечественной войны второй степени, полученные им? Не иначе, как тем, кто служил в похоронных командах... Но нет, не можем мы хоть на минуту пойти следом за этим хлыщом. То, что он сказал о Героях, это обычная для него полоумная клевета на Красную Армию, на Отечественную войну. Это в одном ряду с его глумлением над Зоей Космодемьянской и Александром Матросовым, с издевательством над маршалами Жуковым и Коневым, с восторгами по адресу генерала Власова и с другими подлостями.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»