«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 46%

         Я посоветовался со Святославом Котенко и Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым. Святослав сразу отмёл "социальный заказ" Бобкова:
         - Бобков, наверняка, тут был советчиком. "Проникать", "вживаться", разлагать "их" изнутри - его лексикон. Но наши никогда в платные агенты к нему не пойдут. Не тот у наших менталитет. Не унизятся. Суть не здесь. Суть в том, что на Палиевского после дискуссии "Классика и мы" идёт страшное давление "их" стороны. И ему, и Ланщикову всегда хотелось сидеть на двух стульях, бывать в "их" эстетствующих компаниях, щеголять перед "ними" суперинтеллектуальностью. Мол, вроде бы, хоть они и русские, но не такие толстокожие долболомы-антисемиты, как Софронов и Иванов, а тонкокожие рафинированные просвещённые либералы и суперинтеллигенты. Вот после ясно разделившей нас и "их" дискуссии "Классика и мы", да ещё антисионистского письма Станислава Куняева в ЦК КПСС оба и завибрировали.
         Петрянов-Соколов кивнул:
         - На меня тоже идёт страшное "их" давление. Грозят "отлучить от общества". Требуют, чтобы я "Русский клуб" прикрыл.
         Время потом жестоко рассудило нас с Палиевским. Надавало отрезвляющих оплеух и мне, и ему. Его любимый выученик и главная надежда среди молодых Владимир Бондаренко в двух статьях своей лучшей книги "Крах интеллигенции" (М: Палея, 1995) разнёс наотмашь Петра Васильевича Палиевского - да не со вкусовыми спорами, а с откровенным желанием изничтожить, вывернуть блудливую изнанку своего учителя. Одни заголовки статей чего стоят: "Пётр Палиевский как символ трусости" и "Импотенция непротивления". Не слабо! Даже привычно всеми признававшуюся "кропотливую работу Палиевского по воспитанию смены" вывернул наизнанку: "Встречаясь с нами, молодыми литераторами, философами, художниками, в частных разговорах демонстрировал нечто другое. Он был куда решительнее и экстремальнее любого из нас. Его взгляды тогда, в семидесятые - восьмидесятые, были гораздо ближе (судя по тем его разговорам), скажем, суждениям нынешних Александра Баркашова или Александра Дугина, чем вполне умеренным пробердяевским (?) взглядам всхсоновцев. Он был как бы крайне правый. Зачем он все это нам говорил: чтобы подвигнуть нас на резкие действия - издали смотреть, как мы погибали?"
         Я сам с Палиевским не был никогда слишком близок: он таки либерал, а я скорее экстремист. Я даже в чём-то согласен в том, что Палиевский порой искусственно тормозил русское национальное движение своим деланным либерализмом. Но каждому своё. И не один я, а многие поёжились, когда Бондаренко от души врезал: "Может быть, поэтому и царит до сих пор в России "оккупационный режим", что иные из числа русской интеллигенции в трудную минуту занимают страусиную позицию? Может быть, хватит винить внешних врагов, которые ясны, которые не подводят и не предают, а лишь прекрасно учитывают склонность к предательству?! Заразный грибок "палиевщины" страшнее Бейтара и Бнай Брита, вместе взятых".
         Палиевского попытался как-то выгородить Валерий Николаевич Ганичев, всегда пользовавшийся советами Палиевского. Он на внутреннем писательском собрании намекнул "газетчикам из "Дня" (старое название газеты "Завтра")", что на Палиевского в русском движении были всегда возложены другие, очень трудные, даже неприятные, не афишные, а "конспирологические", особо важные задачи. Но Бондаренко не присмирел под окриком "мэтра", а и эту защиту принципиально в открытую печать вынес: "Ганичев заговорил о каких-то мифических "секретных складах", где скрываются национальные "стратегические запасы" (их раскрытие просто преступно). Такой милитаризованной метафорой Валерий Ганичев уличил меня в выдаче противникам нашего секретного агента Палиевского".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»