«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 66%

         Отстреливаемые буржуины не сразу, но организовали вооружённую оборону: Владимир Спектор, Оксана Робски, Сергей Минаев (в порядке публикации первых вещей) заговорили о презрении к "взбесившемуся обывателю" (а именно так, напомню, характеризовал фашистов Лев Троцкий), а точнее, разумеется, - к взбесившемуся клерку, к взбесившемуся интеллигенту, взбесившемуся и вообразившему себя писателем-вседержителем. Правда, претензии денежных мешков на новую - чуть ли не жертвенную - элитарность оказались в литературном смысле недостаточно обеспечены. Богатые тоже плачут, но Москва не верит их слезам.
         Взбунтовались в литературе и парии - от косноязычных "тёлок", которым надоело быть только "тёлками", до замшелых тёток, от "мастеров низшего пилотажа" до мелких драгдилеров, прогоревших коммерсов и пустившихся в бега правильных пацанов. Читатель простит, если я в данном случае обойдусь без конкретных примеров. Однако, поверив их совокупному литературному свидетельству, понимаешь: на блаженном острове Крым втихомолку точат ножи и они. Не зря же получил такое широкое распространение миф о больных СПИДом, из мести кусающих почтенную публику прямо на улице. Месть - ключевое слово; любой бунт рождается из желания отомстить.
         Особый случай литературного бунтарства - феноменальное по объёму и крайне разнородное по качеству творчество Дмитрия Быкова. Быков бунтует прежде всего против недостаточного внимания к собственной персоне; этот мятеж уже следует называть иначе - Быков стал знаменитостью, но (как в милицейском протоколе из анекдота) "убрал, но не прекратил". Подлинная причина моноспектакля "Двенадцать разгневанных мужчин" отпала - и ярость, да и вдохновение приходится имитировать.
         Нечто весьма похожее произошло ближе к середине нулевых и с Прохановым: после присуждения писателю "НацБеста" за всё тот же "Гексоген" он вошёл в литературный и, прежде всего, телевизионный истеблишмент на правах чуть ли не официально провозглашённого "клеветника России". И дело, разумеется, не в градусе "антигосударственной клеветы" (Проханов её ничуть не разбодяжил), а в её стилистической витиеватости - и хотя бы поэтому нулевой опасности для властей предержащих. Осознавая это, писатель выпустил в 2006-м откровенную и сознательную автопародию - роман "Теплоход "Иосиф Бродский"", - в которой смеётся (в том числе и не в последнюю очередь) над собой в литературно-профетической своей ипостаси.
         Случай Проханова вроде бы подтверждает приблизительные, слишком приблизительные, на мой взгляд, рассуждения американского русиста Михаила Ямпольского об адаптации бунтарей режимом и о социально-психологической исчерпанности любого бунтарства. Монолог Ямпольского строится по распространённой на Западе лжефилософской схеме: сначала вбрасывается тезис, трактуемый почему-то как аксиома, потом на основе "аксиомы" строится эвристическая модель - и наконец уже под неё подгоняется вся конкретика. А почему, собственно, "машиной желания" (в терминах Ямпольского) является консумация (или, допустим, Интернет), а не Царство Божье? И разве церковь (независимо от конфессии) не развивается тысячелетиями по законам сетевого маркетинга? И не гибнут, устремляясь в мусульманский рай, бунтари-шахиды? Но осознай первое, признай второе, засвидетельствуй третье - и слух о смерти бунтарства в плавильном котле общества потребления окажется, мягко говоря, преувеличенным. Что же касается Проханова, да и Быкова - с их почти тридцатилетней разницей в возрасте, - то и там и тут рука бойца колоть устала, но махалово продолжается по инерции. По инерции, но тем не менее продолжается!

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»