«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 59%

         Над поэзией, над литературой, над филологической наукой - и здесь её власть парадоксально смыкалась со сталинской. Смыкалась и сталкивалась. И знаменитое ждановское постановление означало лишь кульминацию в этом не то противостоянии, не то взаимопроникновении.
         Всё началось с того, что на некоем литературном собрании при появлении Ахматовой зал поднялся на ноги. "Кто организовал вставание?" - параноидально полюбопытствовал Сталин. И был, понятно, прав. Никто бы не встал при виде практически забытой на тот момент поэтессы, если бы вставание не организовала она сама.
         Организовала, должно быть, намекнув всё той же "коллективной Лидии Корнеевне", что это было бы уместно. А та прошлась по рядам, пошепталась с подружками, подготовила почву...
         Это был мастерский ход Анны Андреевны, но гроссмейстер власти, каким был Сталин, его разгадал и ответил сокрушительным контрударом. Ахматову принялись изничтожать за творчество, якобы за творчество, хотя на самом деле - за непомерные, на взгляд Сталина, властные амбиции. За древнегреческий хюбрис - боги всегда наказывали смертного, которому случалось возомнить себя ровней бессмертным.
         Сталин выстраивал советскую литературу в роли её патрона, покровителя, августейшего мецената. Ахматова нашла для себя другое амплуа - литературной вдовы. Великой литературной вдовы. Потому что вдовой она - в самооценке - приходилась не Николаю Гумилёву и не какому-нибудь Шилейко и даже не Пушкину, а всей русской литературе сразу! Соитие с вдовой (символическое или фактическое) означает вступление в наследство или скорее - восшествие на престол; престол русской литературы "попритягательней", как сказал бы принц Гамлет, датского; Ахматова держалась и, по-видимому, ощущала себя Гертрудой, а уж претендентов на роль Клавдия было хоть отбавляй. Находились охотники - и охотницы - и на куда менее значительные (хотя порой столь же обременительные) при том же виртуальном дворе роли.
         Вдовцом (наследником) великой русской литературы полагал себя и Сталин. Иначе не насаждал бы её с таким преувеличенным упорством (пусть и в урезанном виде) в школе и в вузах. Иначе бы не олитературивал - в гротескных, а то и в карикатурных формах - само социалистическое бытие (не говоря уж о сознании).
         Иначе не играл бы в Николая Первого то с Пастернаком, то с Булгаковым (последний написал своего Воланда не с какого-то там американского посла, как конъюнктурно врут сегодня, а, разумеется, со Сталина и умер от горя, когда тому не понравилась пьеса о юности вождя). Иначе не одел бы бронзой Маяковского - новому Николаю понадобился новый Пушкин. Иначе бы не изобрёл Джамбула и Сулеймена Стальского (и всю многонациональную советскую литературу) во исполнение завета про "всяк сущий в ней язык".
         Мы живём на развалинах литературоцентрической цивилизации, вычленяя в ней Золотой и Серебряный века (вдовой которых и предстаёт Ахматова), брезгливо (или пугливо) стараясь забыть Бронзовый или, конечно же, Стальной, а уж кто породил его - сообразите сами.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»