«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 42%

Корифей косноязычия

         Полувековую годовщину смерти нашего знаменитого земляка Михаила Лозинского (1886-1955) отметили весьма скромно. Лишь штатный обозреватель "Свободы" Иван Толстой пригласил в эфир собственных сестёр-писательниц Татьяну и Наталью: все трое Толстых дружно нахваливали великого поэта-переводчика, благо он (как и Алексей Николаевич Толстой, которого они любят меньше) приходится им родным дедом. Наталья Толстая пришла в студию с мужем - переводчиком Игнатием Ивановским - и тот песни не испортил тоже.
         Но ведь и впрямь: "глыбы стихов высочайшей пробы" (Блок)! "Переводчик выше Жуковского" (Гумилёв)! "Ни единой банальной рифмы на все пять актов пьесы в стихах" (сущий вздор, разумеется; но вздор из августейших уст Ахматовой)! "Божественная комедия",
         "Гамлет", Лопе де Вега и много чего ещё. Глубочайшая эрудиция, отменное знание языков, виртуозное владение стихом, фантастическая трудоспособность в сочетании с исключительной добросовестностью. Бесспорная человеческая порядочность, в невегетарианские десятилетия сталинизма автоматически обретающая статус личного благородства.
         Что на противоположной чаше весов? Полупрезрительный отзыв Пастернака в переписке с шекспироведом Морозовым; хотя в глаза великий поэт переводчика-конкурента как раз нахваливал: я бы, мол, не взялся за "Гамлета", знай я заранее, что и вы... Мелкая месть питерских диоскуров - талантливого Донского и мастеровитого Корнеева, пресмыкавшихся перед Лозинским при жизни и сразу же после его кончины принявшихся заменять его переводы своими. Пастернака они, правда, тоже заменяли, едва его имя после истории с "Доктором Живаго" начало вызывать ужас у редакторов, хотя, впрочем, и не у всех... Сегодняшнее почтительное забвение, когда ни у кого, кроме внучат, не находится для переводчика выше Жуковского доброго слова.
         Пастернак - главный и, бесспорно, победительный соперник Лозинского - был на поприще перевода халтурщиком. Гениальным, но халтурщиком. Кормил большую семью, выгоняя (по собственному признанию) до восьмисот строк в день. Переводил как бог на душу положит - порой вдохновенно, порой чудовищно; едва разогнавшись, сразу же включал, сказали бы сегодня, автопилот. Лозинский, напротив, был не только виртуозен, но и концептуален, он неизменно ставил перед собой высокие творческие задачи (формулируя их заранее) и циклопическими усилиями решал их с невероятным блеском. И получалась у него едва ли не всякий раз какая-то ерунда.
         Потому что Лозинский был буквалистом. Перевод, внушал он, в тёмных местах подлинника и сам должен быть тёмен, причём желательно темнотой того же оттенка и той же интенсивности. Переводя с английского, слова в котором короче русских, Лозинский вместо того, чтобы, оставив главное, решительно выбросить второстепенное, сознательно пользовался трехбуквенными (не матерными, разумеется) синонимами: писал не "битва", а "бой", не "замок", а "дом", не "судьба", а "рок" - в результате чего речь (сценическая в особенности) начинала звучать вычурно, а главное, непроизносимо. Его перевод того же "Гамлета" цитатоспособен, но цитировать "Гамлета" можно и на языке оригинала, а вот на театре ставят исключительно перевод Пастернака.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»