Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

не прочитано
Прочитано: 0%

Взлёт и падение

"Советская Россия", 04.10.1997, Москва, n116, стр.4


         Размышления на исходе века


         Академик Василий МИШИН в беседе с Виктором КОЖЕМЯКО


         Виктор Кожемяко. Когда был запущен первый спутник, это русское слово сразу вошло во все языки мира. В газетах писалось о начале космической эры. Но честно скажу, Василий Павлович, тогда мне, да и большинству моих знакомых, не вполне понятно было значение происшедшего.
         Василий Мишин. Нас многие даже в руководстве нашем поначалу считали просто чудаками. Дескать, пусть какую-то погремушку пустят... Мы работали над "семеркой" - это межконтинентальная баллистическая ракета Р-7. И вот в ходе ее испытаний Королев вышел с предложением запустить простейший спутник Земли.
         В.К. Значит, это была инициатива Королева?
         В.М. Да. То есть спутник к тому времени делался, вернее - в основном уже был сделан. Другой, гораздо больше. Целая лаборатория с огромным количеством научной аппаратуры, весом около полутора тонн. Однако поставка некоторой аппаратуры задерживалась.
         Что подтолкнуло Королева ускорить запуск? Год 1957-й был объявлен геофизическим годом и широко разрекламирован. Американцы заявили, что они первыми запустят спутник - десятикилограммовый, по программе "Авангард".
         В.К. То есть в воздухе уже витала идея?
         В.М. Витала. Потому Королев и сказал: "Давайте соорудим пока простейший спутник, пусть он покажет, какую мощную ракету мы испытываем".
         Нам разрешили, и мы с августа по октябрь такой простейший искусственный спутник сделали. 4 октября 1957 года его запустили. И опубликовали ма-а-алень-кую заметочку! А на следующий день наши газеты вышли уже с развернутыми полосами, посвященными запуску первого искусственного спутника Земли. Почему? Потому что иностранные средства массовой информации, вечерние их газеты немедленно подняли большой шум. И академик Благонравов, который находился в это время на каком-то конгрессе, посвященном Международному геофизическому году, должен был отвечать на множество вопросов в связи с нашей работой.
         В.К. Американцы, наверное, сильно тогда перенервничали?
         В.М. Я думаю. В космической гонке мы их сразу опередили. Вообще, если вспомнить известную песню, были "впереди планеты всей". Американцам удалось свой спутник запустить только в феврале 1958-го - уже после второго нашего. И то с помощью знаменитого немца фон Брауна, который находился у них в плену. Кстати, и Луну он им подарил... И "Сатурн-5" тоже Вернер фон Браун сделал...
         В.К. А наш второй спутник ведь очень скоро был запущен после первого?
         В.М. Через месяц. Почти день в день. Королев после 4 октября отпустил нас всех отдыхать. Мы с Воскресенским поехали в Сочи, дали нам дачу Булганина. И меня там сильно прихватила ангина.
         А Воскресенский пошел поговорить по ВЧ с Королевым. Приходит и говорит: "Слушай, Василий, Королев сказал, что на днях он нас вызовет". Я даже ругнул его - зачем, мол, звонил? Но через несколько дней получаем телеграмму.
         Королеву не хотелось, чтобы второй спутник был по образу и подобию первого. Он тогда гениально придумал - запустить собаку Лайку и не отделять спутник от второй, последней ступени. Взял кабину, которую мы использовали для запуска собак на меньшую высоту, а над ней поместил все, что было в первом спутнике.
         3 ноября второй спутник уже был на орбите. А тот, который мы проектировали с ракетой вместе, полуторатонный, запустили в 1958 году, в мае.
         В. К. В рассказе вашем все выглядит достаточно просто: задумали - запустили.
         В.М. Просто - это обычно выглядит у вас, журналистов. Да и невозможно передать, какого внутреннего напряжения для всех нас стоил каждый запуск. Невероятная нервотрепка! Имейте в виду, что три первых запуска межконтинентальной баллистической ракеты, "семерки" той самой, окончились неудачей. В мае, июне, июле. И только на четвертый раз, 21 августа, головная ее часть достигла заданной цели в районе Камчатки, о чем было объявлено в сообщении ТАСС. Это и вселило в нас уверенность, что со спутником получится.
         А когда меня потом спрашивали, что я почувствовал при получении первых сигналов спутника с орбиты, я отвечал: "Усталость". Так оно и было. На стартовой позиции, помню, возник стихийный митинг. Выступал председатель Государственной комиссии Рябиков, выступал Сергей Павлович Королев. Все мы радовались, конечно, однако понимание значения того, что произошло, исторического значения для всего человечества, пришло позднее. Тогда же особая радость была от того, что наши работы по Р-7 не закроют. И очень хотелось отдохнуть.
         В.К. Неужто даже не обмыли такую победу?
         В.М. Обмыли. Кстати, если об этом зашла речь, вспомню один забавный случай. В связи с началом геофизического года какой-то французский винодел объявил: те, кому удастся запустить первый искусственный спутник Земли, получат от него в подарок тысячу бутылок вина. Эти бутылки потом прибыли. "Наверху" решили: пятьсот передать Академии наук, а пятьсот - непосредственно нашему коллективу. Так вот, поставил я на столы французские бутылки, а вместе с ними - "Цинандали", "Мукузани". Работягам наше вино больше понравилось. Его все выпили, а французское осталось...
         В.К. Скажите, запуск спутника специально был приурочен к 40-летию Октября?
         В.М. Видимо, со вторым спутником "наверху" решили подгадать к дате. А когда мы первый делали, об этом не думалось. Можно сказать, совпадение. Хотя и совсем не случайное - это тоже можно сказать.
         В газетах красиво писали: "Октябрьская революция - колыбель первого спутника Земли". Колыбель... У меня такое вызывало улыбку. Подобными красивостями мы не мыслили. Но ведь в истории все взаимосвязано. И если всерьез задуматься, если но большому счету взять, конечно же, спутник стал закономерным результатом всего нашего предшествующего развития. Индустриализация страны и подъем науки, победа в войне и глобальное мировое противостояние, начавшееся сразу после победы, - в этом контексте надо рассматривать тот факт, что мы первыми оказались в космосе.
         В определенном смысле я говорю, что нас жизнь заставила стать первыми...
         В.К. Что вы имеете в виду?
         В.М. Надо вспомнить послевоенную обстановку. Мы были плотно окружены сетью американских военно-воздушных и военно-морских баз. Как на ладошке были перед ними. Американцы угрожали нам, в ультимативной форме требуя выгодно для них решать те или иные вопросы. А мы дотянуться до них не могли. Вот почему создание транспортного средства, которое помогло бы сделать Соединенные Штаты уязвимыми и добиться таким образом стратегического паритета, стало первоочередной задачей. Вот почему так усилилось у нас внимание к ракетной технике.
         В.К. Мы тогда ведь едва оправились после страшнейшей войны. И все-таки сумели обойти в ракетостроении США - мощнейшую в научно-техническом отношении страну, которая от войны совсем не пострадала. Интересно, как все начиналось и как вы оказались вместе с Королевым?
         В.М. Не знаю, что считать началом. Известно, Сергей Павлович еще в 30-е годы возглавлял знаменитый ГИРД - Группу изучения ракетного движения. Руководил разработкой и пуском первых отечественных жидкостных ракет. В 1936 году он вместе с инженерами М.П.Дрязговым и Е.С.Щетинкиным разработал, построил и испытал крылатые ракеты с пороховыми и жидкостными двигателями. Но в 1938-м по злобному навету его репрессировали, и к любимому делу он смог вернуться лишь в конце войны.
         Ну а я в самый канун войны окончил МАИ. Преддипломную практику проходил в ОКБ Болховитинова и туда же был направлен на работу. О Болховитинове мало написано, но он был очень талантливый человек. Там же я встретился с Исаевым, Березняком, Чертоком, Бушуевым, Мельниковым, Райковым - с целой плеядой будущих замечательных наших ракетостроителей.
         Когда началась война, Болховитинов переключился с поршневых авиадвигателей на БИ - ближний истребитель. Первый истребитель с ракетным двигателем. И когда в 1944-м армия Курочкина в Дембице под Варшавой наткнулась на полигон, где немцы испытывали ФАУ-2, осколки, найденные в точках падения развалившихся ракет, были привезены в НИИ-1, в Лихоборы. Бывший Реактивный институт, он был подчинен тогда Наркомату авиационной промышленности, а Болховитинов уже работал одновременно и там, и у себя в КБ. Он возглавил специальную комиссию, позвал меня. В актовом зале разложили немецкие осколки и озадачили нас: а что такое ФАУ-2? И вот я, поскольку был теоретик немножко, баллистик, этот самый ФАУ-2 нарисовал.
         В.К. Потрясающе!
         В.М. Надо сказать, что такие же осколки были у англичан - им разведчики поставляли. Потом и основной подземный завод по сборке ракет в Тюрингии, в Нордхаузене, со всей технической документацией, оснасткой и большим коллективом лучших специалистов во главе с самим фон Брауном был захвачен американцами. Словом, все обстоятельства давали фору им. Но мы переломили ситуацию. Переломил Королев.


         В.К. Где и как вы с ним впервые встретились?
         В.М. В Берлине, в ноябре 1945-го. В августе, после Потсдамской конференции, я был направлен в Германию в составе Межведомственной комиссии по изучению трофейной ракетной техники. Затем работал в Праге. И уже собирался домой, на родину, как вдруг звонит из Берлина мой коллега и друг Леня Воскресенский. Дескать, тут появился какой-то Королев и требует, чтобы ваша группа вернулась сюда.
         В.К. "Какой-то...". Разве вам не известно было, кто такой Королев?
         В.М. Нет.
         В.К. Что, настолько были засекречены его довоенные работы?
         В.М. Да. Из наших только Болховитинов знал его - был знаком по планерному делу в Коктебеле. А тут Воскресенский настойчиво так говорит: "Возвращайтесь немедленно - этот Королев все равно своего добьется". Прислали за нами машины и повезли в Берлин. Там, в столовой, где мы питались, я и увидел первый раз Королева.
         В.К. И какое впечатление он произвел на вас?
         В.М. Да поначалу никакого особенного впечатления. Он был с погонами подполковника, в форме и в кирзовых сапогах, я - тоже. Когда разговорились о делах, попросил меня подготовить расчетную часть для запусков ФАУ-2. А вскоре предложил и работать с ним вместе.
         В.К. Так началось ваше двадцатилетнее сотрудничество?
         В.М. Не сразу. Представьте, я сперва отказался. Сказал, что у меня интересная работа в Москве, командировка моя кончается и я хочу к семье. Наверное, не я один поговаривал о родных, и неожиданно к нам привезли семьи. Королев вторично предложил мне работать под его руководством. Вот теперь все решилось.
         В.К. А вы могли предвидеть, какую роль сыграет он в нашем ракетостроении, в космической технике?
         В.М. Как можно было предвидеть? Это определилось не в один день. Мы работали в Зоммерду близ Эрфурта, затем в Подлипках под Москвой было организовано специальное подразделение. Начальником был назначен Королев, а первым заместителем он сделал меня.
         Вы знаете сегодняшний Калининград, или город Королев, как он недавно назван. А я приехал туда в августе 1946-го. И ужаснулся, откровенно говоря. Старый артиллерийский завод, эвакуированный и полуразрушенный. Остатки старой литейки, причем даже не цветное литье. Неужели здесь будут делать ракеты?
         В.К. Не верилось?
         В.М. С трудом укладывалось в голове. Мы ведь уже прекрасно представляли себе, какую сложную технику придется выпускать.
         Впрочем, многое на моем веку, когда начиналось, казалось невозможным. А потом... Как говорится, глаза боятся, а руки делают. Например, когда надо было организовать первые испытания на полигоне близ старинного волжского города Капустин Яр (мы именовали его короче - Кап. Яр), Сергей Павлович принял простое и дальновидное решение: пригнать туда два спецпоезда, чтобы жить и работать в них. Только "удобства" были выносные. А так в вагонах размещалось все, даже лаборатории. Так же, со спецпоезда, начинаются позднее, в апреле 1957 г., и Тюратам - знаменитый в будущем Байконур...
         В.К. Но вернемся назад.
         В.М. Я первый приехал тогда в Подлипки. Королев прибыл уже в феврале 1947-го, когда в Германии все работы были свернуты.
         Должен заметить, что ракетная техника оказалась после войны как бы "бесхозной" - без своего министерства. Авиационная промышленность от нее отмахнулась. Не сразу "сосватали" и Устинова, который был наркомом вооружения.
         По-моему, в ЦК и Совмине два человека больше других понимали резко возросшее значение ракетной техники. Это Малышев, заместитель Сталина по Совету Министров, и генерал Гайдуков, возглавлявший Отдел оборонной промышленности в Центральном Комитете. Он был член ГКО, вхож к Сталину. Знаю, что именно Гайдуков рекомендовал Сталину сделать Королева техническим руководителем ракетостроительных работ - вначале Устинов выдвигал другого человека. Тогда же было принято постановление ЦК КПСС и Совмина СССР, которое вполне можно назвать историческим: о создании новой отрасли промышленности - ракетостроения.
         Я помню, когда появилась у нас атомная бомба, собрал ученых Малышев. Впервые соединил атомщиков и ракетчиков. И прямо сказал: пока мы безоружны перед американцами. Стоит вопрос о том, как в случае необходимости доставить эту бомбу до берегов Америки.
         С тех пор Королев брал меня на все совещания, где "на высшем уровне" обсуждался ход этой большой работы. Кроме совещаний у Сталина. Но о них, как правило, подробно рассказывал. Так что я был в курсе всех проблем.
         В.К. Вы подчеркиваете оборонное значение ваших работ. А когда и у кого впервые возникла идея создания искусственного спутника Земли?
         В.М. У Королева, конечно. Уверен, он думал об этом всегда. И в боевой ракете сразу же разглядел возможности использования ее в мирных целях.
         Я уже упомянул, что базой для создания спутника стала Р-7 - "семерка". Эту ракету мы начали разрабатывать еще при жизни Сталина. Дальность - до 8 тысяч километров, масса полезной нагрузки - 3 тысячи килограммов, увеличенная затем до 5-6 тысяч. И уже тогда стало ясно, что, уменьшив нагрузку, мы можем вывести на околоземную орбиту искусственный спутник.
         Королев вышел с таким предложением в вышестоящие органы. Оно было принято, и тогда же начал разрабатываться спутник - лаборатория массой около 1500 килограммов. Однако, как я уже говорил, поставки научной аппаратуры задерживались, почему и возникла идея ПС - простейшего спутника. Вес, если помните, был 83,6 килограмма. ПС-2 с Лайкой на борту весил уже 503,8 килограмма. Ну а дальше пошло по нарастающей...
         Повторяю: работая над военными заказами, мы все время думали и о вполне мирных исследованиях. Причем начинали с нуля. Что такое невесомость? Что представляет собой околоземное пространство? Мы даже как следует не знали плотность атмосферы выше 60 километров. А она зависит и от времени года, и от месяца, и от времени суток. Факторов, влияющих на нее, много, а сама плотность влияет на вывод космических аппаратов на орбиту.

Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100