 |
 |
Прочитано: 0% |
Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 0% |
15 марта выдающемуся русскому, советскому писателю Юрию Бондареву исполняется 80 лет. Но годы, судя по всему, не властны ни над силой его таланта, ни над работоспособностью. Недавно мы прочитали пронзительный "Бермудский треугольник", и уже близок к завершению новый роман о нынешней нашей жизни, которому Юрий Васильевич в той или иной степени посвящает каждый свой трудовой день. А публикуемая сегодня статья написана специально для "Правды".
Искусство создает, строит, созидает. Наука расчленяет, расщепляет, разламывает. Во имя общей культуры они должны объединиться в прочное братство ради вечного национального духа. А это есть главная культурная ценность, ибо одна лишь память - ненадежное хранилище прошлого. Добродетель и зло, лживые символы обольстительных жестов уносятся в никуда ветром истории. Непоколебимо остается слово, как несмываемый знак, никуда не исчезающий, как тайна "философского камня". Талантливая книга из произведения искусства превращается в материальную реальность, в сущность земного бытия, подобно явлению природы.
Да, серьезная литература утверждает свое национальное сознание в общем сознании мировой культуры - и в этом ее непреходящее значение. Толстой в цилиндре, во фраке, с щегольской тросточкой в руках - уже не Толстой. Научная полубезумная фантастика, придуманные мистические романы с элементами каннибальства, бытовая "чернуха", "ужастики", порнография - не прибежище ли это для разного рода клиник, расположенных вблизи неисчислимых дорог и поворотов традиций, смут, бед и несовершенства мироустройства? Кроме того, ошибочно навязывать литературе кабинетные системы институтов и школ, невольно возникающих из ее строительного материала: стиль, композиция, образ, контекст, подтекст, язык, фразеология. Высокая мысль в соитии с искренним чувством рождает шедевры не одинакового направления и не одинакового звучания. Если, скажем, я люблю Толстого, это не значит, что я не люблю Бунина.
Подражание самой природе - родоначальник понятия "отражения" (отображения человеческого общества) - теоретики литературы называли эволюцией термина от Аристотеля до XVIII века, до заката классицизма.
Серьезная литература - поступок, божественная правда, если хотите, подвиг, который не способен на уступки, заискивания и поклоны. Правда не подвержена предательству, ибо она, правда, не может предать самое себя. Изменяя себе, она погибает вместе с литературой, совершая акт самоубийства. К тому же умерщвляют литературу бесшабашный "трепак" и разухабистая присядка, выдаваемые за истинно национальное искусство подобно тому, как придуманная политика "новаторов", врываясь в настоящее, напоминает выкидыш новых либералов.
На недавних литературных торгах по поводу скучнейшего романа "Доктор Живаго" восторг захлестнул западный интеллектуальный мир до удушья. Замечу без охоты к спору, что Пастернак был, разумеется, интересный поэт, но слабый прозаик политико-сентиментальной окраски, вторичный, вялый. Тут же вспомнив вопли ненависти и клеветы Солженицына, объединенные в нестеснительную, во всех смыслах, жестокость, я подумал о Шолохове, о несравненной трагической красоте его "Тихого Дона", напоминающего реализованную и застывшую в словах поднебесную музыку бесподобного Вивальди.
Есть победа Войны и есть победа Мира. Шолохов - победа Мира, то есть надежды и правды человека. В текст гения смотрится сама жизнь. А жизнь - это тысячелетиями читаемая книга, страницы которой искушают, влекут, манят и обещают нам раскрытие самой главной идеи - идеи счастья, которого, к сожалению, нет в абсолюте на земле, но все-таки есть то, что мы представляем о нем.
Компьютеры, как известно, способны сочинять романы за 48 часов. Но у "творческой техники" нет главного - сердечного тепла, нравственной памяти, интуиции, они заменены невероятным объемом сухой бесчувственной информации. Компьютер не планирует "счастье", даже в его эфемерном представлении, и в технических романах нет биения живого пульса. Триумвират - автор, герой, читатель - здесь не взаимодействует на границе реальной жизни и воображения, а без этого книга мертва, хотя сейчас, в начале XXI века, господствует бум нехудожественного творчества (жанра). В то же время метель, шум июльского ливня, шорох листвы, запах травы - может быть, и они являют язык истории?
Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|||