«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 41%

         И тогда одновременно в нескольких научных группах, в частности в группе "курчатовцев", возникла идея: попытаться контактным методом измерить температуру как можно ближе к активной зопе реактора. Проработкой этой идеи руководил москвич Борис Георгиевич Пологих - специалист высочайшего класса, интеллигент в лучшем смысле этого слова. Человек спокойный и дотошный. Борис Георгиевич и его сотрудники - и одновременно наша украинская группа - присматривались к барботеру. Барботер - это довольно сложная система бетонных отсеков непосредственно под реактором. Они заполнены водой, через которую фильтруются газы, содержащие радиоактивные примеси, В момент аварии, если я не ошибаюсь, в барботере находилось где-то порядка 20 тысяч кубометров воды. И если бы был разрушен низ реактора и кориум попал в воду... трудно предсказать, что могло произойти и со станцией, и с Киевом, и со всеми нами.
         Для того чтобы можно было поставить эксперимент по измерению температуры, нужно было сделать крупные отверстия в вертикальной бетонной стенке бассейна-барботера. Толщина бетона там - 1,6 метра. Очень толстая стена. Нашли специалистов, которые умели резать бетон, и они приступили к работе. Учитывая радиационную обстановку и то, что доступ туда затруднен, подступались к барботеру со стороны третьего блока - через технологические каналы, через кабельные коридоры.
         Аппаратуру для этого эксперимента параллельно стали готовить два института - Институт атомной энергии им. И. В. Курчатова и наш Киевский институт ядерных исследований. Москвичами руководил Владимир Федорович Шикалов - энергичный, толковый физик, киевлянами - Александр Александрович Ключников, СКТБ которого разрабатывало свою систему.
         25 мая мне дали машину директора ЧАЭС, и мы вместе с сотрудником ИЯИ Сеней Гринбейном поехали на станцию, чтобы произвести осмотр того места, где надо ставить аппаратуру. Дырку в стене уже кончали резать. С нами были сотрудник станции Вениамин Александрович Прянишников (кстати, он одним из первых, еще в начале мая просверлил небольшое отверстие в стенке бассейна-барботера, когда шла борьба за охлаждение реактора) и начальник лаборатории автоматики Евгений Иванович Бородавко.
         В те дни станция была пустынна. Персонала почти не было. В основном солдаты. Самое острое впечатление, когда мы попали впервые в бункер ГО - это на АБК-1, влево и вниз по лестнице от главного входа. Там можно разместить человек пятьсот, в этих бункерах. И вот представьте эти подвальные помещения: нары, молодые ребята, спящие, отдыхающие от работ, а рядом - стол дежурного, телефоны, непрерывные переговоры, суета, беготня - это на меня оказало сильное эмоциональное воздействие.
         Там же, в подвале, я впервые увидел температурные показания первого, второго и третьего реакторов - они по специальным каналам телеметрии были выведены в бункер. Самописцы записывали эти показания.
         Оттуда, из подвала, мы и совершили поход к помещению барботера. Вел нас В. Прянишников, который великолепно ориентировался в станции, во всех этих запутанных переходах и коридорах. Путь был очень сложный, потому что четвертый блок был сильно разрушен. Начинался наш маршрут от АБК-1, через коридор третьего этажа - его часто в кино показывали - на БЩУ-3 и далее - под реактор. Там были забавные моменты. Когда идешь через первый и второй блоки - они, как вы знаете, разобщены достаточно солидно. там коридор без окон и его надежно защищают монолитные бетонные стены даже при наличии сильного гамма-фона А коридор второй очереди - третьего и четвертого блоков - решили построить эстетично и экономно: превратили его в эдакую застекленную галерею с одинарным стеклом. По сути - стеклянный коридор. Внешняя его стена выходит на улицу, и потому там тогда так "светило", что приходилось бежать, чтобы не нахвататься никому не нужных лишних рентгенов. Потом этот коридор завесили свинцовыми шторами.
         Чем ближе к барботеру - тем запутаннее путь: спускались через технологические люки, пролезали под всевозможными трубами метров пятьдесят, потом поднимались вверх. Прянишников блестяще знал радиационную обстановку на маршруте. Как он этот путь нашел в таком лабиринте не знаю... Вентиляция тогда не работала, было очень душно, мы были все мокрые.
         Зашли в помещение, из которого дыра ведет в барботер. Радиоактивное загрязнение барботера несусветное - ведь там находилась радиоактивная вода. Воды, правда, уже не было, немного на полу осталось. Это я все увидел, когда засунулся туда. Темно было, естественно. Я лег на срез дыры, срез застелили пластикатом, осветил тот бункер фонарем. Я бывший спортсмен - волейболист, велосипедист - поэтому особых проблем не было. Форму поддерживаю. Осмотрел помещение - там трубы свисали. Прикинул, где ставить датчики, как срезать трубы. Вылез обратно, поговорили с моими коллегами. В той комнатке перед барботером было тесно, много труб, но фон небольшой. Зарисовал это все дело... Интересно, что там чувствовалась большая тяга воздуха снаружи. Нас как бы втягивало в подреакторное пространство. Это хорошо, потому что это место вентилировалось, было немножко прохладнее.
         - Вы тогда думали, что над вашей головой клокочет неуправляемый горящий разрушенный реактор?
         - Да нет, некогда было думать об этом. Главное - чтобы не зря мы поставили приборы.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»