«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 6%

Под руководством Ельцина


         Ельцин пришёл работать в Московский горком партии в конце 1985 года. Впервые я увидел его на пленуме, где он избирался. Там Ельцин просто поздоровался со мной. Он держался очень скованно, напряжённо, вероятно, думал, что его московская организация не изберёт своим секретарём: ведь он не был членом горкома. Но избрали единогласно. Это тогда было в порядке вещей: кого рекомендует Политбюро ЦК, того и избирали секретарём горкома.
         Ельцин приступил к работе. Три дня он не имел со мной никакого общения, хотя заведующий орготделом МГК - не последнее лицо в организации.
         На четвёртый день утром раздаётся телефонный звонок: "Прокофьев, почему люди приходят так поздно на работу?" Звонок был где-то без четверти десять - половина десятого. Я говорю: "Борис Николаевич, а рабочий день ещё не начался". - "Как так "не начался?" Я объяснил, что в своё время Хрущёв распорядился, чтобы горком начинал работу с десяти утра, с тем чтобы вечером члены горкома работали подольше и могли принимать население. Но я всегда приезжал к девяти, чтобы познакомиться с письмами, подготовить дела.
         Ельцин был недоволен таким положением и добился, чтобы работу начинать в девять часов утра, и мы стали работать с девяти. Такое было у меня с ним первое деловое знакомство.
         Через некоторое время опять звонок по телефону с замечаниями - не помню, по какому поводу. И тогда я ему сказал: "Борис Николаевич, вы можете предъявлять ко мне претензии только в том случае, если выскажете свои требования. Я работник аппарата. Моя задача: работать на первых секретарей горкома партии. Я знаком с требованиями руководства. Насколько я знаю, эти требования удовлетворяю. Скажите свои требования, и тогда можете предъявлять мне свои претензии".
         В то время он такие разговоры воспринимал нормально, и если с ним говорили откровенно, то и воспринимал это более позитивно, чем когда хитрили, изворачивались: он, как дикий зверь, чувствовал неточность, не ту тональность и был всегда настороже. Даже если медлишь с ответом, он сразу: "А что ты так долго думаешь?" Бывало, отвечал: "Борис Николаевич, лучше дать точный ответ, чем непродуманный". Если на его вопрос, кого назначить на тот или иной пост, называешь фамилию сразу, на следующий же день человека назначают. Если говоришь, что надо подумать, думать начинает он сам: назначать или нет. Так мы с ним работали.
         Предстояла городская партийная конференция. Готовили её в жёстких условиях: с восьми утра до часу-двух ночи. Часто приходилось работать вместе с ним. Потом перешли на нормальный режим работы. Словом, понимание было.
         Однако в середине февраля 1986 года состоялся неприятный разговор: он обвинил меня в мягкотелости по отношению к кадрам и сказал, что надо более активно проводить замену московских работников. Я ответил, что могу быть жёстким, но жестоким не был и никогда не буду. Он стал оправдываться, говорил, что он тоже не жестокий человек. Окончилось тем, что, когда начали разбираться с кандидатурами на заместителя председателя исполкома, секретаря исполкома и другими, на все кандидатуры, предложенные мной, он согласился, а по секретарю упёрся, говоря: "Вот видишь, не дорабатываешь, нет у тебя кандидатуры". Тогда я сказал: "Ну давайте я пойду туда!" Он обещал подумать.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100