«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»
Прочитано: 7% |
Это был поступок с большой буквы. В нём снова проснулся боец, ему нравилось чувствовать себя хозяином положения. Пусть даже на короткое время.
- Без нашего согласия они вас не снимут, - решил он на прощание успокоить меня, хотя знал, что я пришёл совсем не за этим. - А мы согласия не дадим.
Ельцин навряд ли знал, что Горбачёвым замышлялись революционные, одному ему ведомые реформы в стране. Ради них генсек должен был уцелеть, не потерять силу. Поэтому ему нужны сторонники и союзники, крепко стоящие на ногах. Он обязан был не ошибиться в выборе между враждующими сторонами. И этот выбор был сделан. Боец Ельцин всё ещё вызывал симпатию своими бесхитростными поступками и убеждённостью в необходимости жёсткой ломки системы. Но он одиночка по сути. Ушлый Лигачёв с двойным дном считал перестройку временной блажью. Но - за ним аппарат, и он предсказуем. Публично Лигачёв заявлял: в партии у нас один вождь, а все мы - его тень! И в этом он был союзником. Хотя за кулисами вёл свою игру. Ельцин шумел: в партии не должно быть вождя, мы все отвечаем за дело в равной степени. И этим он нёс опасность, расплёскивая по стране бензин анархизма, где уже занимались очаги недовольства. Хотя для себя воспринимал Горбачёва как безусловного лидера.
Так что выбор был сделан не в пользу Лигачёва или Ельцина. Победить должен Горбачёв. Но для этого проиграть предстояло Ельцину.
После памятного разговора мы виделись очень редко. Он ещё попытался вынуть голову из петли и отправил в сентябре отдыхавшему на море генсеку длинное письмо. В нём с позиций "рябины кудрявой" корил Горбачёва за отвергнутую любовь. Но генсек не ответил. Так поступают эстрадные звёзды с назойливыми фанатами.
А потом грянул октябрь, с его пленумом ЦК и речью на нём Бориса Николаевича.
На следующий после пленума день и пространство вокруг ельцинского кабинета, и даже весь "секретарский" этаж словно вымерли. Конца ждали, но стремительная развязка всех оглоушила. Ельцин сам сдирает с себя погоны, он больше никто!
В гостинице "Москва", ещё накануне вечером, знакомые члены ЦК из регионов пересказали мне выступление Бориса Николаевича. Почти со стенографической точностью. Выходила какая-то невнятица: Ельцин просил отставки, потому что кто-то наверху мешает ему развернуться, и партия начала отставать от народа. Это звучало жалобой на судьбу, высказанной клочковатыми мыслями. ВИП-постояльцы гостиницы поиздевались надо мной. Мол, не мог написать своему шефу приличную речь. А я узнал о ней вместе со всей Москвой, когда покатился слух и затрещали все телефоны. Почему и помчался к знакомым в гостиницу за новостями.
По звонку Ельцина я пришёл к нему по этому вымершему пространству - Борис Николаевич сидел бледный, подавленный. Он поинтересовался реакцией московской интеллигенции на вчерашнее событие (он всегда спрашивал меня о мнении людей на происходящее). А какая реакция, если никто ничего не знает - одни слухи! Правда, рассказал о встречах в гостинице и спросил, как он мог подняться с такой неподготовленной речью?
- Не собирался выступать, - признался Ельцин. - Но сидел, слушал похвальбы Горбачёву с его окружением - что-то накатывало. Начёркал короткие тезисы на обшлагах рубашки. И решил выложить всё, что думаю.
Это нервы. Они у него не выдержали напряжения, которое нарастало с каждым днём. И получилось, что думает-то он мелковато. Убого. И никакой Ельцин не боец, а капризный политический недоросль.
Зная о приготовлениях неприятеля, он должен был сам готовиться к генеральному сражению. Готовиться основательно, подтягивая крупнокалиберные идеи. И дать это сражение в удобный момент. А он, юнец, выскочил на поле раньше времени, да ещё с обыкновенной хлопушкой. И не только подарил ненавистной бюрократии повод поизмываться над своей интеллектуальной несостоятельностью. Он плюнул на тех, кто поверил в него, и укрепил убеждённость воровской чиновничей шайки столицы в её безнаказанности.
«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»
| ||||||||