«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 66%

         Дня через три староста мне сообщил, что начальник соглашается и мне нужно ещё раз вызваться к нему. Я вызвался. Но меня принял уже не начальник, а его помощник Сосновский. Перед ним лежало моё дело.
         - Ну, что Никифоров?
         - Да я вот насчёт перевода меня в общую камеру.
         - В общую камеру? Дело-то уж больно у вас засорено... и шалости насчёт побегов... Если вы дадите обещание не повторять того, что у вас было в иркутской тюрьме, тогда, пожалуй, можно будет перевести...
         - Как же я могу вам это обещать? Если вы здесь со мной будете поступать так же, как в иркутской тюрьме, я принуждён буду бороться; если же здесь меня не будут трогать, то и мне незачем скандалить.
         - Ну что же, я доложу начальнику, если он решит, - переведу.
         Снежков был уже накануне ухода со своего поста и не был заинтересован держать меня под нажимом и дал старосте согласие на мой перевод.
         Разговоры же помощника со мной носили лишь характер предупреждения.
         Через два дня меня перевели в общий корпус в одиннадцатую камеру к солдатам.
         Два с лишним года тяжёлой борьбы с глазу на глаз с тюремщиками создали во мне какую-то неспадающую напряжённость; даже изменение места и обстановки не ослабило этой напряжённости. Перспектива одиночного заключения на каторге и неизвестность, каковы создадутся для меня новые условия, доводили эту напряжённость до физической боли. Когда я очутился в общей камере среди людей и притом приветливо меня встретивших, я почувствовал, что наконец-то оторвался от того, что непосредственно, нудно и беспрерывно меня давило, угнетало бесконечно долгое время; напряжённость внезапно опала, и я почувствовал, что я очень и очень устал.
         Целыми днями я лежал на своём жёстком матраце, без дум, без мыслей: мой мозг и нервы медленно освобождались от напряжённости. Целыми днями никто на меня не обращал внимания, только утром и вечером во время поверки глаза помощника или старшего надзирателя равнодушно скользнут по мне. Я по-настоящему отдыхал от тяжёлой чрезмерной напряжённости.
         Состав солдатской массы в камере был почти однороден как по возрасту, по своему социальному положению, так и по составу преступлений. Молодые, здоровые, большинство из них полные энергии и сил, на них не было "печати" казармы, каждый из их сохранил на себе следы влияния земли или фабрики. И все они чувствовали себя не обречёнными жить долгие годы в стенах каторги, а как бы временно втолкнутыми в эти стены и что скоро они должны быть у своей земли, фабрики, у станка... И все разговоры их сосредоточивались вокруг земельных, заводских и фабричных вопросов. Казарму вспоминали как эпизод в своей жизни, тяжёлый и неприятный. Казарма связывала каждого из них с его преступлением, поэтому вспоминали о казарме и солдатчине злобно и неохотно.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»