«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 88% |
Первым по-настоящему серьезным испытанием для нее стали бои под Аргуном. Здесь, на подступах к городу, а затем на его окраинах они уже были контактными и показали, что, несмотря на заявления военных об уничтоженных многочисленных складах с оружием и боеприпасами, боевики ни в чем не стеснены. Среди них, как показывали радиоперехваты, было много арабов, хотя есть и другое объяснение преобладания арабской речи: чеченскую было легче расшифровать с помощью сотрудничающего с армией местного населения. Говорить же о квалифицированных переводчиках с арабского в нашей армии сегодня не приходится. По официальным данным, при взятии Аргуна погибли 4 военнослужащих, по неофициальным - многократно больше. Однако самое тяжелое было впереди.
Уже на подступах к Грозному произошел сбой, о котором только сейчас поведал Шаманов. По причинам, которых генерал не объясняет, город не был своевременно охвачен с востока и юга, "поэтому в восточной части Чечни произошло обволакивание наших войск противником". "Абсолютно бесконтрольными", по словам командующего Западной группировкой, остались в этой части населенные пункты, что привело к растеканию и растворению в них немалой части боевиков. А тем временем Грозный готовился к обороне. По приказу Аслана Масхадова столица с пригородами была поделена на четыре сектора обороны общим размером примерно 40 х 40 км. Командование восточным сектором было поручено Шамилю Басаеву, Юго-западным - Руслану Гелаеву, Центральным - Магомеду Хамбиеву, Старопромысловским - Бислану Бакуеву. Численность боевиков в городе, согласно Шаманову, составляла от 5 до 9 тысяч (то есть точной информации об этой численности не было), а в рядах их были отмечены афганские моджахеды из движения "Талибан", албанцы, арабы.
Операция не обещала быть легкой, однако тогда мало у кого вызывало сомнение то, что кольцо окружения вокруг Грозного сомкнется, а пути сообщений между столицей и базами в горах будут перекрыты. Однако этого-то и не произошло: на протяжении всей операции, по многочисленным свидетельствам, выход из Грозного на юг оставался не полностью закрытым, а коридорами, представляемыми для выхода гражданского населения на территорию Дагестана, Ингушетии, Северной Осетии и Ставропольского края, пользовались не только мирные жители.
Кроме того, произошла "сшибка" планов российского командования. По одному из них (шамановскому, первоначально отвергнутому), предполагался полный охват противника и "полноценное наступление по классике". По-другому, который и был первоначально взят за основу, роль армии была минимизирована, а упор сделан на специальной операции силами внутренних войск и ОМОНа. Это привело к затягиванию операции, а в январе положение армии, блокировавшей Грозный, осложнилось еще и другими событиями, о которых речь пойдет ниже.
Однако уже в декабре можно зафиксировать первый критический момент, который, на мой взгляд, тогда же позволял сделать печальный вывод. А именно: что возникает знакомый по первой войне зазор между решительной риторикой (еще более решительной, с учетом создаваемого имиджа Путина), словесным манкированием мнением Запада и не столь уж решительными действиями, при которых мнение Запада продолжало весьма и весьма учитываться втихомолку. Вслед за жесткими заявлениями премьера Путина еще 24 октября подал голос и президент Ельцин, заявивший, что "мы хотим покончить раз и навсегда с центром международного терроризма в Чечне". То, насколько права или ненрава была армия, приняв подобные заявления всерьез, показали события, развернувшиеся вокруг предъявленного ею боевикам ультиматума с требованием сложить оружие до 11 декабря.
Над Грозным разбрасывались листовки следующего содержания: "Вы окружены. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Лица, оставшиеся в городе, будут считаться террористами и уничтожаться". Общественное мнение Запада взорвалось негодованием, и, разумеется, здесь были вопросы. Ведь из всего опыта прошлой, да уже и нынешней войны было известно, как охотно и, как говорится, без всяких комплексов боевики используют гражданское население в качестве живого щита; особенно же - русское, а такового еще немало оставалось в Грозном. Причем в основном это были пожилые затравленные люди, положение которых становилось просто отчаянным. Впрочем, так же хорошо было известно, что боевики не церемонятся и со своими соплеменниками, в случае, когда им это представляется выгодным, выдвигая вперед женщин и детей. Но уж никак не Западу было читать России мораль по этому поводу. Память о Косово и об Ираке еще не остыла, а лондонская "Индепендент" своевременно напомнила: "Когда американским рейнджерам пришлось бороться за свою жизнь в Могадишо, от огня американцев погибли от 500 до 1000 сомалийцев, и большинство из них составляли гражданские лица".
Однако подобная западная "жестоковыйность", в общем-то, чужда русской армии - хотя, разумеется, она тоже действует не в перчатках и имеет в своей истории и беспощадного Ермолова ("Ярмула"), и опыт 1920-х - 1940-х годов. И поэтому тут был суровый выбор: либо, предъявив подобный ультиматум, принимать на себя всю ответственность, в том числе и моральную, за такие действия - либо вовсе его не предъявлять. Произошло же худшее - невнятный средний вариант, то есть негласный отказ от ультиматума, который слишком напоминал историю с ультиматумом Пуликовского и был тотчас расценен чеченцами как проявление слабости.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|