«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 65%

         В Рейкьявике непонятно каким образом с языка у Горбачёва сорвалось согласие признать американский тяжёлый бомбардировщик, вооружённый гравитационными ядерными бомбами и ракетами с ядерной боеголовкой СРЭМ, за эквивалент одной боеголовки. Ни в какой рабочей группе этот вопрос не прорабатывался. Да и какому здравомыслящему человеку придёт в голову приравнивать одну боеголовку к 24 ядерным ракетам, каждая дальностью до 600 км? Однако же это произошло вопреки самым очевидным интересам национальной безопасности. А потом, когда наш генеральный секретарь уже дал на что-либо согласие, мы считали невозможным пересматривать нашу позицию. Ведь все генеральные считались непогрешимыми, по крайней мере до момента своей смерти или снятия с поста.
         В каких-то вопросах и самим военным не хватало гражданского мужества, чтобы заявить о своих позициях по существу. Я помню, как каялся Сергей Фёдорович Ахромеев в том, что поставил свою подпись под документом, составленным в МИД, по которому СССР соглашался на то, чтобы военно-морские силы не обсуждались на переговорах по ограничению обычных вооружений в Европе. Это означало, что американцы сохранят подавляющее преимущество на морях и океанах, а мы будем с ними обсуждать в основном вопрос о сокращении сухопутных и военно-воздушных сил, в которых у СССР имелось некоторое преимущество. Продолжалась игра в одни ворота. И продолжалась она очень долго.
         10 марта 1990 года в кабинете у Л.Н. Зайкова на Старой площади произошёл эмоциональный взрыв. Я заранее предчувствовал крупную ссору на публике. Министерство обороны и отделы оборонной промышленности обвиняли МИД в том, что Шеварднадзе не прислушивается к мнению рабочей группы, более того, нарушает утверждённые к переговорам директивы и заявляет американцам такие позиции, которые наносят ущерб национальным интересам СССР. Это подтверждалось тем, что Шеварднадзе прекратил рассылать отчётные документы о своих переговорах с США, никто давно не знал, о чём Эдуард Амвросиевич вёл диалог с госсекретарём Бейкером и какие обязательства МИД брал от имени всей страны.
         Военные были крайне возмущены тем, что в начале февраля 1990 года на переговорах с Бейкером в Москве Шеварднадзе в обход рабочей группы дал американцам согласие на то, чтобы засчитывать за каждым тяжёлым бомбардировщиком 10 крылатых ракет воздушного базирования с радиусом действия более 600 км, тогда как реально каждый такой бомбардировщик может нести вдвое больше - 20 крылатых ракет. В то время в строю у американцев имелось 110 тяжёлых бомбардировщиков, и они получили, таким образом, наше согласие на преимущество в 1100 ядерных боеприпасов только по этому типу вооружений. Никто никогда не давал согласия на такую систему зачёта.
         Э.А. Шеварднадзе понял, что ему предстоят неприятные часы, и на несколько дней упредил нападавших, направив записку на имя Зайкова, в которой обвинил всю рабочую группу в неоправданном затягивании сроков рассмотрения предложений МИД. Такого мне видеть ещё не приходилось: член политбюро жаловался на экспертов-исполнителей, причём без всяких оснований, просто так, чтобы раньше крикнуть: "Сам дурак!"
         На заседании 10 марта 1990 года "забойную" роль взял на себя начальник Генерального штаба Михаил Алексеевич Моисеев, который в присутствии Л.Н. Зайкова, Д.Т. Язова, В.М. Фалина и др. (Шеварднадзе не явился, прислав своего заместителя В.П. Карпова) прямо заявил о том, что из-за чиновничьего зуда как можно скорее подготовить документы о сокращении вооружений на подпись Горбачёву мы идём на необъяснимые и неоправданные уступки американцам, нарушая даже те договорённости, которые с ними были ранее достигнуты. США и СССР достигли согласия в том, чтобы иметь каждому по 1600 носителей ядерного оружия и по 6 тыс. боеголовок, но в результате последующих суетливых, неумелых манёвров-ходов Шеварднадзе американцы приобрели право и наше согласие на то, чтобы иметь у себя не 6, а 11 тыс. боеголовок, то есть почти вдвое большее количество ядерных боеприпасов, установленных на носителях. Хотя слова Моисеева адресовались лично Шеварднадзе, но все присутствовавшие отлично понимали, что они бьют и по Горбачёву. Все мы не раз были свидетелями, когда споры в рабочей группе или в "большой пятёрке" заходили в тупик, причём чаще всего руководители МИД оставались в одиночестве. Тогда, как правило, Шеварднадзе говорил: "Хорошо, оставим этот вопрос, я переговорю с Михаилом Сергеевичем". Это означало: "Ладно, сидите тут со своими возражениями, а мы поговорим и примем решение". Так оно и бывало чаще всего. Понимал направленность критики и Зайков, председательствовавший на заседаниях "большой пятёрки". Он довольно грубо попробовал оборвать Моисеева, сказав: "Вы больно много себе позволяете!" - на что немедленно получил ответ: "Не больше, чем мне положено по моим служебным обязанностям".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»