«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 67%

         Если сравнивать стихи Пастернака о Сталине, которые были написаны в 35-м году и опубликованы в начале 36-го, с этими мандельштамовскими, то видно вот что. Пастернак пишет о Сталине по-прежнему - как о революционере прежде всего. У Мандельштама же он является как вождь восстанавливающегося государства. Как созидатель!

         Он улыбается улыбкою жнеца
         Рукопожатий в разговоре,
         Который начался и длится без конца
         На шестиклятвенном просторе.
         И каждое гумно, и каждая копна
         Сильна, убориста, умна - добро живое -
         Чудо народное! Да будет жизнь крупна.
         Ворочается счастье стержневое.

         Это - о Сталине. Однако мне хотелось бы опять подчеркнуть, что дело здесь не лично в Сталине, а в изменениях, которые происходили, пусть только первыми шагами, но происходили в самой жизни страны. И очень характерно: когда Мандельштам находился в Воронеже, это хорошо известно, он ездил по области, посещал колхозы и находил в них положительные черты. Хотя до этого, в 33-м году, считал, что это своего рода орудие уничтожения народа. А тут он увидел уже нечто другое. Начала изменяться жизнь - стало изменяться и отношение поэта к ней.
         Кстати, это показательно не только для Мандельштама. Совершенно ясно, что до 34-го года Михаил Булгаков, скажем, не мог бы писать что-то хорошее о Сталине. Настолько это противоречило его восприятию действительности, что было абсолютно невозможно. Известно, он написал письмо Сталину, где просил разрешить ему уехать за рубеж. А в 37-м пишет о Сталине пьесу "Батум". Это опять-таки рассматривают чуть ли не как шкурничество, но ведь по дневникам его жены видно, насколько изменилось у него в это время отношение к Сталину. В частности, жена записывает, как был счастлив Булгаков, когда резко была осуждена так называемая опера "Богатыри". Сразу же взялся - правда, не закончил - писать пьесу о Владимире Святославиче, крестителе Руси. Ему казалось, что для этого уже настало время. Разумеется, это и многое другое не значит, что Булгаков одобрял всё, что делалось в стране - те же, скажем, репрессии. Он осуждал их. Но ведь появилось у него и определённое ощущение, что страна наконец-то начинает выбираться из многолетнего катаклизма. Вот что его вело.
         И ещё один пример. Это Михаил Пришвин, у которого дневники во время коллективизации наполнены проклятьями в адрес того, что делается. А в 37-м году, правда, с оговорками, но всё-таки пишет о том, что страна начинает идти к чему-то более устойчивому. Он, в частности, цитирует известные слова Сталина: "Жить стало лучше, жить стало веселее". Отчасти иронизирует над этим, а отчасти - соглашается! Потому что перестали травить так называемых кулаков, прекратилось целенаправленное уничтожение Церкви, хотя и далеко ещё было до войны, когда она была действительно чуть ли не воскрешена, и Сталин даже настоял, чтобы патриарх был избран. Но тем не менее это движение, возвращение к каким-то первоосновам государственности, общественности - оно вдохновляло. Несмотря на всё, о чём мы теперь знаем.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»