«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 82% |
Два года на русском фронте, хотя и с двумя краткими перерывами для продолжения военного образования, оставили по себе глубокую память. Плюс четыре года плена - настоящая школа войны для солдата, едва достигшего 20-летнего возраста. Прежде всего необходимо было избавиться от искажённого образа русского человека, навязанного солдату вермахта. Это же относилось в равной мере и к образу немца, каким его рисовало русским людям их начальство. Впечатления молодого солдата 20-25 лет глубоко врезались в его сознание и уже не отпускали на протяжении всей жизни. Вот и сейчас, через десятилетия, во мне оживают встречи с такими русскими, как Кнырков, Болонин, инженер Радченко и Павлюченко.
Эти русские всплывают из глубин памяти и не хотят меня оставить. Уж очень глубоко врезалось в сознание всё пережитое на фронте и в плену. Его следы остались и в подсознании.
Разговор с генералом Кнырковым вдруг как-то сразу стал политическим. Сначала он очень темпераментно посетовал, что федеральный канцлер всё ещё не ответил на недавнее письмо Председателя Президиума Верховного Совета, хотя оно уже недели три как лежит на его столе. Это просто неслыханно и совершенно не соответствует дипломатическим стандартам. Может ли он сообщить в Москву, что ответ последует скоро? Мой собеседник меня заинтересовал и не только в служебном плане.
Довольно быстро я заметил, что военные атташе США, Англии и Франции отнюдь не случайно начали ходить вокруг нас. Я услышал, как американец шепнул англичанину: "Они говорят по-русски, ничего не понятно. А вы что-то улавливаете?" И в самом деле, беседа с генералом Кнырковым уже растянулась более чем на сорок минут, и это бросалось в глаза.
Вдруг Кнырков совершенно неожиданно задаёт мне вопрос: "А ведь то письмо в 1953 г. вы не просто так сами написали, верно?" "Какое письмо?" - вопросом на вопрос ответил я, напряжённо соображая, что генералу вообще может быть известно о том письме. Я действительно написал после смерти Сталина письмо на русском языке на имя тогдашнего Председателя Президиума Верховного Совета Булганина. В июле 1953 г., пока ещё не распалась "тройка" Булганин - Хрущев - Маленков, я в подробном письме предлагал открыть новую после опустошительной войны главу в германо-советских отношениях. Настало время, рассуждал я, установить дипломатические отношения между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германией, а Советскому Союзу пора отпустить на родину немецких военнопленных. Возможно даже установление дружеских отношений. Как известно, некоторое время спустя из Москвы поступило приглашение канцлеру Конраду Аденауэру посетить столицу СССР для переговоров о восстановлении дипломатических отношений.
Не получив тогда из Москвы никакого ответа, я предполагал, что письмо было перехвачено БНД или Ведомством по охране конституции. И сейчас, разговаривая с генералом Кнырковым, я едва мог поверить, что письмо дошло до Кремля и Булганина и сыграло некую политическую роль. Но получалось, что это так и произошло.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»