«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 91%

         Направленный против меня террор был по характеру психологическим, но от этого он не становился менее болезненным. Например, меня лишали возможности переписываться с членами моей семьи, задерживали письма от матери, отказывали в допустимых облегчениях режима, которые предоставлялись другим заключённым, зачастую злостным уголовникам. Впрочем, некоторые служители тюрьмы мне помогали или снабжали меня информацией, когда уполномоченные БНД посещали руководство тюрьмы или когда обо мне шла речь на совещаниях тюремных чиновников.
         Медицинское обслуживание в рамках возможного было достаточно хорошим. Врачи, особенно невропатолог д-р Шильдмайер, и медсёстры не давали мне никаких оснований для жалоб - даже наоборот. В отличие от других служителей тюрьмы, повышавших от себя ещё на одну ступень строгость полученного свыше указания, они не создавали трудностей для политического заключённого.
         Готовность помочь мне всегда проявлял и тюремный священник, советник по делам церкви Меркт. Он потерял ногу под Сталинградом и хорошо помнил ужасы войны, так что пищи для разговоров у нас было достаточно. Несколько лет тому назад он был духовным наставником бывшего полковника Петерсхагена, известного под прозвищем Спаситель Грейфсвальда, так как он в своё время сдал этот город без боя. Петерсхаген был также заключённым тюрьмы в Штраубинге. Во время одной из поездок в Мюнхен он попал в сети баварской юстиции, когда намеревался организовать в мюнхенских политических кругах акцию в защиту мира.
         В своей книге Петерсхаген назвал священника Меркта сторонником мира, и в этой связи Меркт, как он мне признался, имел трудности по службе. Сейчас мои записки ему уже не повредят, он скончался 17 ноября 1974 г., окружённый всеобщим уважением и любовью за свою человечность, которую он сохранил в бесчеловечных условиях. Эти условия жизни в тюрьме, названные мною бесчеловечными, я хочу показать на некоторых примерах.
         Трудно описать жизнь в тюрьме до приговора, когда давят мысли о предстоящем процессе, а также о моральных и материальных последствиях для членов семьи. В это время человек с психологической точки зрения живёт в экстремальных условиях. Однако и период после приговора также едва ли поддаётся описанию, поскольку трудно передать всю монотонность жизни, психологический террор против политического заключённого и вообще все детали его положения.
         В этом плане мне пришлось испытать почти всё. Впрочем, существуют различия в статусе подследственного и осуждённого заключённого. На эту тему в последние годы активно дискутировала и писала западногерманская общественность. При этом я часто думал, почему позволяют говорить только тем, кто находится с передней стороны решётки, почему слушают в основном только их. Тех, кого это непосредственно касается, почти или совсем не допускают к участию в подобных дискуссиях.
         Подследственный заключённый находится в лучших условиях в отношении письменной связи с внешним миром, чем осуждённый, который имеет возможность вести переписку только с утверждёнными тюремным начальством лицами и получать только одно маленькое письмецо в две недели. Подследственному заключённому разрешается, если у него есть деньги, питаться за свой счёт "светской" пищей, как это делал, например, издатель журнала "Шпигель" Аугштайн, когда он в связи с аферой вокруг этого журнала сидел в небольшой тюрьме в Карлсруэ через несколько камер от моей. Охранники не испытывали восторга от того, что им приходилось утром, в полдень и вечером приносить ему еду из близлежащего ресторана и сервировать её на подносе.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»