«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 57%

         Есть ещё одно, более общее соображение, касающееся армии неизлечимых оптимистов (западных и московских), с восторгом и удивлением описывающих наступление капитализма в России. Почему с удивлением? Потому что немногие в своё время осознали, что падение коммунизма в России - явление необратимое и что, так или иначе, и возвращение к власти коммунистов и, тем более, возрождение плановой экономики и административно-командной системы уже невозможны. Страх перед коммунистической реставрацией затуманил глаза и умы. Многие просчёты Запада (и российских радикал-демократов) проистекают из коренного непонимания ситуации, сложившейся к концу 1991 года. А известно, что страх - плохой советчик. Так же как до её кончины сила коммунистической системы безмерно преувеличивалась, так, впоследствии считалось, что мы присутствуем при тяжёлой болезни, хотя на самом деле приборы уже давно зафиксировали клиническую смерть.
         Откуда восторг и удивление по отношению к российскому капитализму, о котором ни у кого не повернётся язык сказать что-нибудь хорошее, когда он остаётся наедине с собственным зеркалом? Во всём этом есть какой-то невольный комизм. Можно подумать, что восторгающиеся всерьёз полагали, что по смерти коммунизма в России может произойти ещё что-то "странное". Что-нибудь вроде "третьего пути" между капитализмом и коммунизмом. Странно. До этого нам столько лет повторяли, что капитализм - единственная реальная альтернатива, единственный "реальный" ответ "искусственной" социалистической утопии. И что правовое государство (выражаясь по-гегелевски) было единственной, неотвратимой судьбой современного общества. "Конец истории", теория, выдвинутая в 1989 году после падения берлинской стены Франком Фукуямой, стала высшим синтезом этой концепции.
         Так если после коммунизма мог наступить только капитализм, который в свою очередь был высшей стадией кризиса коммунизма, чему же удивляться, если в России создаётся капитализм? Он всё равно бы наступил, независимо от того, кто у власти. С или без шоковой терапии. Доказательства? Они просты. Когда Черномырдин был назначен премьер-министром, многие западные комментаторы и российские радикал-демократы кричали о поражении реформаторов. Черномырдин и в самом деле был выходцем из наиболее консервативных кругов бывшей советской госбюрократии. Но смотрите, как действовало в последующие четыре года его правительство, состоявшее во многом из тех же бюрократов. Они с подобострастной решимостью применяли рецепты, выписанные МВФ. Короче, нам приходится согласиться с выводом "Независимой газеты": "Возможно, через десять лет историки придут к заключению, что российская экономика 90-х гг. была потоплена во лжи" 67.
         Можно сказать, что энтузиазм оптимистов - наследник их необъяснимого удивления и сын их весьма примитивного интеллектуального багажа. Отсюда многочисленные цепочки умозаключений, чей основной пророк, уже упоминавшийся нами, зовётся Строуб Тэлботт, заместитель госсекретаря США, которому Америка обязана, наверное, самой впечатляющей коллекцией просчётов со времён войны во Вьетнаме. Остаются вопросы, которых все старались избегать с самого начала заговора молчания, имевшего, как мы увидели, немало сообщников. В самом ли деле шоковая терапия была для России единственным путём к рыночной экономике? Какой тип рынка создаётся в России? Какую реальную поддержку (и понимание) встречает этот феномен со стороны населения? Куда эволюционирует российское общество - в сторону стабильности или новых потрясений? Иными словами, с какой Россией нам придётся иметь дело в следующие 10-15 лет? Какую Россию мы хотим видеть в качестве партнёра? Цивилизованную, современную, демократическую, сильную, единую и конкурентоспособную страну? Или же авторитарное, неразвитое, реваншистское государство, охваченное нравственным, политическим и социальным хаосом и постоянно балансирующее на грани распада?

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»