«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 22%

         И всё же: откуда такое нетерпеливое желание свести счёты с российской историей и почему именно сейчас? Потому что, отвечает Янов, совершенно справедливо задаваясь вопросом, на который и я пытаюсь ответить этой книгой, "Россия стремительно приблизилась к роковому перепутью, когда ей снова, как в начале века, предстоит ответить на жестокий вопрос о самом смысле её национального существования". Да, это в самом деле так. Было бы невредно, если бы Янов спросил себя, почему спустя пять лет ельцинского правления, когда коммунизм окончательно и бесповоротно скончался, Россия снова стоит на перепутье. Или скорее, у края пропасти, к которому Россия (точнее, её интеллигенция) подошла неподготовленной, как будто бы она не поняла, что произошло с ней в предыдущее десятилетие, не ощутила размеров собственной трагедии. Непростительное легкомыслие. До Янова это тоже дошло с опозданием. Только сейчас он начинает осознавать, что "страна расстаётся не только с наследием трёх поколений коммунистической "татарщины", но и со всеми четырьмя столетиями имперского существования, отбросившего её на обочину мировой истории".
         Это - очень тонкий момент, поскольку интеллигенты и политики "демократической татарщины" продолжают считать, что пяти-шести веков, предшествовавших коммунистической эпохе, просто не было. Они сводили счёты своей личной вендетты только с последними 70 годами, полагая, что до этого стоял "золотой век", что - несмотря на Распутина и войну - Николай II был просвещённым и прогрессивным деятелем, павшим жертвой варварства, почти святым. Как можно забыть фильм Станислава Говорухина "Россия, которую мы потеряли"? Казалось, что до 1917 года Москва стояла в авангарде цивилизации и прогресса, экономического, интеллектуального, государственного. На основе этих предпосылок нетрудно сделать вывод, что "возвращение в цивилизованный мир" - вполне лёгкое дело. Достаточно обратиться к собственным корням, возродить нечто, уже существовавшее. К тому же интеллигентам казалось, что страна отдалилась от цивилизованного мира так ненадолго! Перерыв был кровавым, жестоким, но коротким. Настолько, что можно было его немедленно предать забвению. Янов возмущается: "Никто не подумал, что цена за "присоединение к человечеству" после такого немыслимо долгого перерыва неминуемо будет жестокой".
         Он запоздало возмущается, что слишком велик был вес экспертов, единодушно полагавших, "что преобразование в принципе сводится к корректировке экономических регуляторов". Разумеется, Янов имеет в виду Гайдара и его гарвардских советников. Именно с их подсказки Борис Ельцин предрекал в ноябре 1991 года, накануне либерализации цен: "Хуже будет всем примерно полгода, затем - снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года - стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей". Если он в самом деле в это верил, то это просто выходит за рамки приличий (что относится не только к Ельцину, но и к когорте российских и иностранных обозревателей, попавшихся на эту удочку). Если же он говорил так из любви к низкопробному популизму, то дело обстоит иначе. Впрочем, не лучше. Но Янову и радикальным демократам не пристало жаловаться, если впоследствии коммунисты, национал-патриоты, крайне правые и крайне левые начали кричать об "оккупационном режиме" и о "чужеземцах" у власти. Только чужие, только враги могли бы действовать подобным образом.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»