  |
 |
Прочитано: 15% |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 15% |
Многие люди из окружения будущего писателя были репрессированы. И не всегда понятны мотивы репрессий. За что пострадал, например, Москвин? Неизвестно. Но если принять в расчет, что именно он вызвал Ежова из провинции в Москву, сделал его у себя в Орграспредотделе ЦК инструктором, помощником, заместителем, ввел в свой дом, где его прозвали "воробушком", то есть если принять во внимание, как пишет Разгон, "что именно Москвин нашел, достал, вырастил, выпестовал Ежова", то, по совести говоря, можно ли считать его пострадавшим ни за что?
Но это все будет позже, а пока надо заметить, что будущий автор "Почемучкиных книжек" (М.: Детгиз, 1983) охотно пользовался расположением и того и другого тестя. Так, в январе 1934 года он попросил Москвина, бывшего в ту пору членом Оргбюро ЦК, достать ему гостевой билет на XVII съезд партии. Тот немедленно позвонил Ежову, потом Маленкову и благодаря их личному участию через несколько часов, говорит, "фельдъегерь из ЦК привез на мое имя гостевой билет, полагавшийся суперответственным работникам".
Дальше мы узнаем, что в Большом Кремлевском дворце Лева сидел в кресле, имея соседом справа Зиновьева, а слева - Радека, что "в перерыве Алексей Иванович Рыков, узнав меня, обрадовался и стал со мной вышагивать по Георгиевскому залу". Такая густая концентрация знаменитостей того времени вокруг человека, примечательного только своей девственностью, выглядит, конечно, странновато, но чего в жизни не бывает!
Однако тут же автор гордо извещает нас: "Я был на всех заседаниях XVII съезда партии!" На этом и остановиться бы, но он решил уточнить: "Почти неделю я провел в этом зале". Это сколько же дней? Ну, пять-шесть. Но ведь известно, что съезд продолжался с 26 января по 10 февраля, то есть пятнадцать дней. Выходит, что Разгон не был на большей части заседаний. Зачем же в столь почтенных летах злоупотреблять доверием читателей по пустякам?
А дальше уже не пустяки. Автор рассказывает о результатах выборов в ЦК: "Список оглашался не по алфавиту, а по количеству голосов. И вот мы услышали: первым был не Сталин... Он не был ни вторым, ни третьим, ни четвертым... Мы слышали фамилии Калинина, Кирова, Ворошилова, еще кого-то, и не было Сталина, не было Сталина! Кажется, он шел не то девятым, не то десятым... Про то ощущение, которое мы испытали, беллетристы прошлого писали, что это было "дуновением смерти". Какая могучая кисть! Не знаю, кто из беллетристов прошлого мог создать что-нибудь хоть отдаленно похожее.
Дело-то в том, что, как теперь документально установлено (Известия ЦК КПСС. No 7. 1989), двенадцать человек получили на съезде голосов больше, чем Сталин. Столько же, сколько у него, оказалось у четверых. Следовательно, если фамилии оглашались по числу голосов, то Сталина назвали не девятым или десятым, а, наверное, семнадцатым. Но, разумеется, оглашались они вовсе не так (где там в суматошных условиях съезда возиться с подсчетом и выравниванием по ранжиру 140 кандидатур!), а так, как стояли в бюллетенях для голосования - по алфавиту. Сталин был назван 56-м. И никто, кроме политических девственников, не ощутил при этом никакого "дуновения". За него голосовали 1056 делегатов, против - 3. Возможно, что эти трое были как раз соседи Разгона по креслу да он сам, если ему с помощью тестя удалось достать еще и бюллетень для голосования.
Помимо таких вот весьма многочисленных примеров странного обращения Л. Разгона с фактами, много в его повествовании и еще более сомнительного, порой даже явно "фильклорного" происхождения, особенно там, где он рассказывает о репрессиях - здесь-то более всего необходимы правдивость, точность.
Вот, скажем, история ареста микробиолога П. Ф. Здродовского, ставшего впоследствии академиком АМН (1945 г.), лауреатом Сталинской премии (1949 г.), лауреатом Ленинской премии (1959 г.) и Героем Социалистического Труда (1970 г.). Еще в тридцатые годы, пишет автор, он "был крупнейшим в нашей стране иммунологом, имевшим мировое имя, как самый крупный специалист по борьбе с инфекциями". В 1937 году во главе специальной комиссии ученого направили на Украину, где будто бы начался массовый падеж лошадей. Изучив обстановку, приняв необходимые меры, профессор выступил с отчетом "на каком-то высоком заседании не то ЦК, не то Совнаркома". Председательствовал Хрущев. И вот вдруг председатель перебивает докладчика: что, мол, вы толкуете о каких-то вирусах, когда нам известна подлинная причина падежа: лошадей травили вредители вот этими порошками, и протягивает ему порошок. (Странно, если причина известна, то зачем было ученым докладом отнимать драгоценное время у столь высокой инстанции?) Но что же профессор?..
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|||