«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 90%

         И я представил себе наверняка небогатую квартиру, со всем тщанием, может быть, из последнего накрытый стол, людей, которые нетерпеливо ходят из угла в угол и томительно ждут нас. Может быть, старик даже похвастался соседям: сегодня, мол, ко мне придут в гости мои соотечественники... Я крепко стиснул его слабую руку, сказал ещё раз "извините" и быстрым шагом направился к автобусу. Пока автобус выруливал на дорогу, я украдкой наблюдал за стариком из окна. Он стоял ото всех в стороне и, подняв руку на уровень плеча, едва приметно махал нам. Я подумал, что если бы был скульптором и захотел воплотить в камне тему "Тоска по родине", то изваял бы этого русского старика из Эстергома...
         Вновь раздался звонок. И когда на том конце провода, видимо, разгадав наше затруднение, сказали, что такси, на котором мы поедем, встретят на улице и расплатятся за нас, я решительно проговорил: "Давайте адрес!" Мне радостно ответили: "Оффенбах, Лихтенпляттенвег, 78". Я быстро оделся, пошел на указанную мне стоянку такси, объяснил шоферу, куда хочу попасть, и... Цитирую дневник: "Ехали минут 17. Меня уже ждали на улице. Заплатили за такси марок 16-17... Ну, на столе водка, coca-cola, закуска - креветки, жареное мясо. Они действительно ужасно рады".
         Ещё одно отступление. Я был уверен, что меня прежде всего будут расспрашивать о Москве, о жизни на родине - как там, что, какие новости? Оказалось же, все они не только постоянные читатели нашей газеты "Голос Родины", широко освещающей советскую жизнь, но и бывали в Советском Союзе, в родных городах, и некоторые даже несколько раз. Больше всех бывала, кажется, хозяйка дома Татьяна Федоровна. её отец в конце 20-х, в самом начале 30-х годов работал в нашей стране (тогда это было не диво) и женился у нас на русской. Так что, пожалуй, правильнее было бы называть её Фридриховной, но она об этом и слышать не хотела: Федоровна, и все. А ещё лучше - просто Таня. Очень скоро мне стало ясно, что я нужен был всем этим людям не как источник новостей о родине, а как отдушина для их ностальгии - как человек, перед которым можно излить свою тоску, выговорить боль своего пожизненного одиночества. Всего собралось, кроме меня, человек шесть: мужчины - мои приблизительные ровесники, женщины - моложе. Скоро обнаружилось, что есть у них и свой поэт. Его звали Володя, он несколько раз даже печатался в "Голосе Родины".
         Возвращаемся к моему скупому дневнику: "Выпили. Володя стал читать стихи - наивные, неумелые, но искренние: "Столица моя не Бонн, а Москва..." Был ещё некто Юрек. Похож на поляка. Говорит, был в партизанах. Как оказался здесь - я не понял, но уже после войны, кажется, в 47-м. А Володя принимал участие в киевском подполье (он из Киева), дважды бежал из лагерей - один под Мюнхеном, другой - в Восточной Пруссии, возле Нейденбурга. Почему, говорит, я не бежал третий раз! Ведь другие бежали! Совесть, говорит, из-за этого мучит. Аркадий - весельчак, тульский, живой мужик. Юрек говорит: "35 лет я не дома. Другому это не понять. Все время чувствуешь пустоту". Пили за встречу, за русский дух во Франкфурте".
         Помню, ещё кто-то сказал: "Все эти долгие годы мы как будто сидим на чемоданах, и жизнь кругом какая-то ненастоящая, она словно проходит мимо нас". А Володя брал меня за руку и говорил: "Я до сих пор помню номер своего комсомольского билета" - и называл его. Считая это неудобным, я не расспрашивал, почему они не возвращаются на родину. Возможно, главным тут, как и у того эстергомского старика, была неодолимость каких-то житейско-бытовых связей, обстоятельств, уже давно успевших затвердеть привычек и навыков.
         Снова дневник: "Расспрашивали, как отношусь к Солженицыну. Сказал, что он нас всех надул. Привел примеры его лживости". Какие примеры, сейчас уже не помню, но осталось в памяти, что слушали меня внимательно, сочувственно, никто не возражал, больше того - кажется, Юрек заметил, что, с его точки зрения, Солженицын занят сейчас не какой-то там идейной борьбой за правду, а самым обыкновенным деланием денег. Тут кто-то вспомнил, что не так давно в одном журнале была напечатана статья, в которой приводились документы, подтверждающие, что Солженицын доносил на товарищей по заключению. Меня это и заинтересовало и удивило: такая публикация в западногерманской прессе? Не путают ли мои собеседники, не ошибаются ли? Нет, они настаивали. А название журнала? А какой номер? Название вскоре вспомнили: "Нойе политик". А номер - кажется, это было в начале прошлого года. Вдруг Аркадий сказал, что, если память не изменяет, журнал у него сохранился, он поищет и, коли найдет, с удовольствием отдаст его мне".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»