«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 49%

И всё-таки "не вина кукушки..."

         А Лакшин между тем продолжает: "Я не рискну теперь утверждать, просто не знаю, когда он говорит правду по убеждению, а когда актерствует, рассчитано бьёт на эффект, лицемерит". Душевное смятение, запечатленное критиком в последнем признании, в известной мере иногда испытываем и мы перед его собственной фигурой. Мы, например, не рискнем утверждать, мы просто не знаем, когда он был самим собой - когда объявлял Солженицына величайшим гением или когда писал о "художественных промахах" автора, не избежавшего даже в лучших своих вещах, допустим, такого элементарного просчёта, как "дешевая карикатурность" иных персонажей; когда истово и самозабвенно бил новомирским лбом "вечный ему поклон" или когда возмущался его претензией вещать от имени русского народа; когда пыхтел спроворить ему нетленный памятник в сердцах потомков или когда выражал сомнение, заинтересуются ли его книгами литературные "гробокопатели" хотя бы через сорок лет; когда благоговейно выводил на челе титана слова "великое дитя двадцатого века" или когда шлепал ему на мягкое место печать: "Бойкая молекула"; когда...
         Но ещё несколько строк: "Значит, снова старая дилемма: как совместить малую ложь и большую правду, великость души и неблагодарность, "гений" и "злодейство"?" До чего ж характерная оговорочка: "дилемма! как совместить"! Дилемма - это вопрос не совмещения, а наоборот - выбора. Критику же действительно хотелось бы совместить.
         Тоска по совмещению несовместимого проявляется в работе В. Лакшина многообразно и повсеместно. Она, в частности, видна и в том, каким богатым набором эвфемизмов пользуется критик для характеристики многих крайне неприглядных действий Солженицына. К примеру, тот бесстыдно лжет, а критик потупляет глазки: "Солженицын ошибается", "лукавит Солженицын". Он бесцеремонно передергивает, извращает факты, а критик едва ли не с улыбкой журит его: "о многом пишет иначе, чем было, - намеренно или случайно". Он от ненависти и злобы аж слюной брызжет, а критик, кажется, рад, что нашел слово, столь близкое по звучанию, но столь далекое по смыслу: "Автор "Телёнка" брюзжит..." А чего стоит такая фраза: "Я на него сержусь, когда он пишет нехорошо о Твардовском". Пишет нехорошо! Право же, это совершенно в духе тех гоголевских дам, которые были столь деликатны (тоже дворянки!), что не могли произнести "этот стакан воняет", а говорили "стакан нехорошо себя ведёт".
         Жажда совмещения доходит у Лакшина до того, что он если и не готов "совместить" Солженицына с нашим нынешним днем, то по крайней мере очень сожалеет, что этого не произошло. "Я иногда думаю, - делится он с нами заветной думкой, - что займи руководство лично к нему более лояльную позицию, не помешай оно получить ему в 1964 году Ленинскую премию, дай напечатать на родине "Раковый корпус" и "В круге первом" - и Солженицына мы видели бы сегодня иным", т.е., надо думать, вполне "совместимым" с нашей жизнью. Ну, а если романисту для полной-то нашей к нему лояльности этого показалось бы мало и потребовал бы он ещё, допустим, пост главного редактора "Нового мира", должность секретаря Союза писателей и Золотую Звезду Героя, как его персонаж Ванька Воробьев, - что тогда? Сомнений нет: Лакшин предложил бы и это. Для него самоочевидно: Солженицын - страдалец. "Он долго проявлял известную гибкость и терпимость..." - уверяет нас критик. Но в чем же видна эта "гибкость"? Уж не в том ли, что, добиваясь публикации своих романов, он отказался от пьесы "Пир победителей", насквозь и пещерно антисоветской, где нашлось место даже для гнусных издевок над Зоей Космодемьянской? В чем же явилась нам его "терпимость"? Не в том ли письме, в котором он.выставлял Союзу писателей ультиматум относительно "Ракового корпуса": "Я настаиваю на публикации моей повести безотлагательно!"?
         Но Лакшин гнет свое: "Не его вина, что ему не пошли навстречу". Он, мол, сердешный, ни в чем не виноват, виноваты те, кто "оттолкнул его и сделал своим злейшим врагом". Вон ведь что: врагом-то его "сделали", а сам-то по себе он уж до того пригож был, что хоть Николая Угодника с него пиши.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»