  |
 |
Прочитано: 46% |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 46% |
В конце, видимо, есть необходимость восполнить пробел в отношении и других произведений Солженицына, которых мы в ходе повествования касались лишь мельком. Думается, это можно увлекательно сделать посредством краткого изложения взглядов и суждений по данному вопросу некоторых других литераторов, иные из коих наблюдали моего героя гораздо ближе и дольше, чем я. И тут первым следует назвать, конечно же, критика Владимира Лакшина.
В.Я. Лакшин был введен в редколлегию "Нового мира", кажется, в конце 1961 года и оставался в ней до весны 1970-го. Изрядная часть одиссеи нашего персонажа прошла на его глазах. Он пишет: "За годы "Нового мира" я привык считать Солженицына близким себе человеком и не сомневался в добром его отношении" (Лакшин В. Солженицын, Твардовский и "Новый мир". // Альманах "XX век". Лондон, 1976. Далее все высказывания В. Лакшина цитируются из этой работы. - В.Б.). ещё ближе был критику Твардовский: его он именует "вторым отцом", а поэт, судя по рассказу, в свою очередь, иногда называл критика "меньшим братом". Куда уж ближе, куда уж роднее: одновременно и сын и брат. Правда, сыновно-братское родство некоторые находят несколько избыточным, а другим оно представляется даже трагически-непереносимым. Так, царь Эдип, неожиданно обнаружив, что его сын одновременно приходится ему и братом, выколол себе глаза (куда, мол, смотрели!) и, бросив престол, бежал из семивратных Фив. Но это - между прочим. Гораздо важнее то, что при первых же признаках какой-либо ссоры между Твардовским и Солженицыным близкий обоим Лакшин всегда (а таких ситуаций, по его словам, "было немало"), "разговаривая с каждым порознь, как мог, умерял страсти", ибо считал, что "их публичный разрыв был бы большим несчастьем для литературы". Для всей-то матушки единой и многонациональной! Так поступил он и весной 1970 года, когда после новой низости Солженицына, названной критиком "ударом в спину", поэт, судя по многим фактам, уже ясно понимал, кого пригрел на своей груди: Лакшин отговорил его, неистово возмущенного, от разрыва. Следовательно, не кому-то другому, а именно Лакшину мы обязаны тем, что Твардовский перед смертью не рассчитался с Шурочкой так, как тот заслуживал этого. Критик взял тогда на себя обязанность ответного удара, но, увы, из благородного замысла ничего путного не получилось, а вышла заурядная литераторская ссора в письмах.
По прошествии недолгого времени поссорившиеся встретились в Центральном Доме литераторов на похоронах Твардовского. Встретились, по словам критика, "если и не как-то особенно сердечно, то по-человечески, и крепко пожали руки друг другу вблизи его гроба". Разумеется, похороны не место для продолжения эпистолярных распрей, но, однако же, удар-то в спину был, покойный-то негодовал, больше того - удары-то, оказывается, наносились неоднократно, только о происхождении некоторых из них Твардовский, как мы видели, часто не знал. Но об одном известном ему ударе он, по свидетельству самого же Лакшина, высказался посредством чужих стихов с предельной четкостью:
Вскормил кукушку воробей,
Бездомного птенца,
А тот возьми да и убей
Приёмного отца...
И вот приемный отец лежал в гробу - так можно ли, допустимо ли было именно здесь, у гроба, чувствительно жать руку вскормленной кукушке?
С похорон Твардовского, с того содержательного рукопожатия писатель и критик больше не виделись. Но настал 1975 год. Солженицын публикует в Париже книгу "Бодался телёнок с дубом". Лакшин прочитал её и в пространном ответе своем ахнул: "Вот так, с НОЖОМ ЗА ГОЛЕНИЩЕМ, оказывается, и разговаривал автор "Ивана Денисовича" со своим крестным отцом, литературным наставником... Годами лгал, притворялся и лицемерил с доверяющими ему людьми, фальшивил, "двойничествовал", без видимой причины и нужды - лгал. И всё это теперь называется - "жить не по лжи"?
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|||