«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 37%

         В данном случае, увы, радостный час так и не наступил. Но ведь наш молчальник наблюдал немало и таких случаев, когда его товарищи по участи, сталкиваясь с действительной несправедливостью, отнюдь не молчали, а энергично протестовали, боролись. Вот Георгий Степанович Митрович, он отбыл десять лет на Колыме, а теперь, как и Солженицын, работал учителем в средней школе поселка Кок-Терек. Это уже весьма пожилой и больной человек, но - "неуемно боролся за справедливость" со всяческим злом: "Митрович самоотверженно и бескорыстно бился с ним, разоблачал на педсоветах, на районных учительских совещаниях, писал жалобы в область, в Алма-Ату, и телеграммы на имя Хрущёва... Его исключали, восстанавливали, он добивался компенсации за вынужденный прогул, его переводили в другую школу, он не ехал, снова исключали - он снова бился!" Видимо, не понимая, кому и нему объективно воздает этим должное, автор с сожалением добавлял: "Правда, с Лениным на устах".
         Как же вел себя при виде такого мужества и бескорыстия наш пламенный борец против мирового зла? Он прекрасно понимал: "Если б ещё к нему присоединился я - то здорово бы мы их потрепали!" И что же? Да вот, без малейшегр смущения признается: "Однако я - нисколько ему не помогал. Я хранил молчание. Уклонялся от решающих голосований (чтобы не быть и против него), ускользал куда-нибудь на кружок, на консультацию..." Точь-в-точь как ещё в самом начале срока, на кирпичном заводе, будучи сменным мастером, уклонялся от работы, которую не умел делать, - "садился на землю и замирал" за кучами нарытой глины. Надо сказать, что техника своевременного ускользания была разработана и освоена Александром Исаевичем в совершенстве. Он всегда понимал, что вовремя смыться - великое дело!
         Итак, тридцатипятилетний лоб "хранил молчание", а его пожилой и больной товарищ "кричал", т.е. делал именно то, что по объявленной им страстной приверженности к правдолюбию должен бы делать как раз он, наш герой. Что ж, опять мала аудитория? Очевидно, это, как всегда, имело значение, но здесь выплывает новая причина его многолетней молчаливости: "Я таил свою задачу: я писал и писал. Я берег себя для другой борьбы, позднейшей".
         Этот довод Солженицын приводит особенно часто в оправдание своих не блещущих доблестью поступков и дел. Так, он рассказывает, что в марте 1956 года, уже в ссылке, его опять пытались завербовать в стукачи. По собственному признанию, "кандидатура была намечена правильно". Ну, действительно, прежние заслуги сексота Ветрова ( "И сегодня я поеживаюсь, встречая эту фамилию" - "Архипелаг", т. 2, с. 360). И опять повторим: да с чего бы спустя столько лет такая нервная реакция, если "ни разу, больше" не воспользовался ею, этой красивой фамилией? - В.Б.), надо думать, не остались для кого следует тайной и на воле.
         И он опять во всех подробностях описывает сцену вербовки и свое поведение при этом: "Я чувствовал, что вполне в духе эпохи послать его именно туда, куда они заслуживали. Прямых последствий для себя я ничуть не боялся - их быть не могло в тот славный год. И очень весело бы уйти от него, хлопнув дверью". Так почему же не хлопнул, если уж последствий-то быть не могло? Да опять тот самый аргументик: "Но я подумал: а мои рукописи?.. Нет, надо кончать миром". И, отбросив гордую мысль хлопнуть дверью, он ссылается на нездоровье. "А справка есть у вас?" - "Справка - есть". - "Тогда принесите справку".
         Александр Исаевич потрусил за справкой с печатью и вот, прижимая её к груди, разражается такой декламацией: "О, страна! О, заклятая страна, где в самые свободные месяцы ссылки внутренне свободный человек не может позволить себе поссориться с жандармом!.." Страна, видите ли, виновата в том, что этот "самый внутренне свободный" человек одновременно и один из самых ловко ползающих на пузе.
         Но вот опять им же рассказанная в "Архипелаге" история заключенного Григория Ивановича Г. Он попал в плен и после был несправедливо осужден. "Прямота так и светилась из его крупных спокойных глаз, какая-то несгибаемая прямота. Этот человек никогда не умел духовно гнуться - и в лагере не согнулся, хотя из десяти лет только два работал по специальности... Его честность была такова, что, ходя с бригадой овощехранилища на переработку картошки - он не воровал её там..."

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»