«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 49%

         Очень трудно шла блестящая книга критика Анатолия Ланщикова. Он упоминал имена новых эмигрантов, которые запрещены были к упоминанию спецсписком ГБ. Андропов упёрся, делать кому-то исключения не хотел, даже Ланщикову, к которому в ГБ всегда относились хорошо. Я пожаловался на ГБ в ЦК. Пользуясь своими связями, пытался решить вопрос на уровне Суслова. Доказывал, что Анатолий Ланщиков просто пишет правду - никого не идеализирует. Что запрещением упоминать диссидентов Андропов практически работает на подрывную радиостанцию "Свобода", которая постоянно раскручивает именно эти имена. А мы про них оплеванно, будто виноватые, молчим. Что народу надо всю правду знать, что они из себя представляли до отъезда - еврейские посредственности! Дешёвки, вроде крайне поверхностного модерниста Василия Аксёнова-Гинзбурга! Что-то удалось у Ланщикова отстоять. Но я плакал, потому что нам все-таки пришлось наполовину перевёрстывать замечательную книгу. Хоть мы и шикарную обложку сделали, и тираж увеличили. Не мог же я шепнуть Ланщикову, хоть он был мне по "Русскому клубу" близкий друг, не мог даже своим в издательстве шепнуть - только на ухо одному директору Прокушеву! - что Суслов с Андроповым лишь "наполовину" по этим диссидентам между собой примирились.
         Не меньше мне пришлось пережить из-за книги Юрия Селезнева о Достоевском с её акцентами на духовном отторжении Достоевским Вечного Жида. Слава Богу, тут мы знали, что надо обращаться к его покровителю Зимянину, который цыкнул на цензуру. А когда те все равно начали качать права и обращаться уже к Андропову, то вёрстку прочитал Суслов и поддержал Зимянина без малейших замечаний: "Не хватало нам ещё классиков поправлять, Ну, и что "не хорошо про жидов"? Это мнение Достоевского, а не Селезнева, Селезнев только цитирует. У меня нет вопросов".
         Но самой нашей большой победой были - издания Федора Абрамова, Василия Белова и Бориса Можаева в неугрезанном виде. Я горжусь, что через меня прошло первое издание "Пряслиных" Федора Абрамова. До этого цензура никак не давала издать Абрамова концентрированно - отдельной большой книгой, и можно понять почему: такая сразу сложилась щемящая картина русской муки, такая за деревню нашу русская боль! Что я пробил через "инстанции" эпические романы "Мужики и бабы" Бориса Можаева и "Кануны" Василия Белова, с очень честным, полным слёз взглядом на трагедию крестьянства при коллективизации. И скажу больше - на всю трагедию советской власти. "Кануны" - это самый откровенный и глубокий анализ катастрофы Великой России, я не читал лучше книги.
         Я держал в руках красивые тома Абрамова, Белова, Можаева - и хотелось жить, и я поверил, что не зря перешёл в "Современник". Русские что-то могут! Мы поехали с главным редактором Сорокиным и большой русской компанией с тамадой Иваном Шевцовым (как же без него! раз "они" его "антисемитом" объявили, мы ему громадный роман "пробили"), крепко напились в старом Русском купеческом ресторане "Балчуг" - там ещё мои предки Прохоровы пили! - на Софийской набережной напротив Кремля. "Я никого не боюсь, у меня гебешный генерал в замах!" - витийствовал, целуя меня, Сорокин.
         Я никогда не был "гебешным генералом". Когда предлагали оформить погоны, всегда наотрез отказывался. Не то чтобы брезговал, пугался дурного общественного мнения. Мне просто хотелось оставаться в номенклатуре ЦК, в номенклатуре каких-никаких, но русских Суслова, Черненко, Брежнева - не Андропова-Файнштеина.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»