Противотанкист. Книга 3. «Ополченцы»



Пролог

Оперативная сводка за 13 октября 1941 года
Утреннее сообщение 13 октября
В течение ночи на 13 октября наши войска вели бои с противником на всём фронте и особенно напряжённые на Вяземском направлении.
Вечернее сообщение 13 октября
В течение 13 октября наши войска вели бои с противником на всём фронте, особенно упорные на Вяземском и Брянском направлениях. После многодневных ожесточённых боёв, в ходе которых противник понёс огромный урон людьми и вооружением, наши войска оставили г. Вязьму.
За 11 октября уничтожено 122 немецких самолёта, из них 16 в воздушных боях и 106 на аэродромах противника. Наши потери 27 самолётов.
В течение 13 октября под Москвой сбито 7 немецких самолётов.
А вот что происходило на самом деле.
10 октября в 02 часа 10 минут последовала директива Ставки ВГК командующим войсками Западного, Московского Резервного и Резервного фронтов о переброске соединений Западного фронта на Можайскую линию обороны.
'Для организации обороны на Можайской линии Ставка

Верховного Главнокомандования приказывает:10 октября вывести из состава Западного фронта и перебросить:

1) 243-ю стр. дивизию по жел. дороге…Дивизию к утру

13.10 сосредоточить в районе Холма (25 км. юж. Волоколамска).

2) 110 сд по жел. дороге; начало погрузки 9.10 в районе ст. Селижарово; окончание выгрузки 22.00 11.10 в районе станций Балабаново и Башкино. Дивизию к утру

12.10 сосредоточить в районе Боровска

3) 133 сд по жел. дороге…окончание выгрузки в районе ст. Дорохово к исходу 13 октября. Дивизию сосредоточить в районе Верея.

4) 5 сд по жел. дороге… По выгрузке дивизию сосредоточить в районе Звенигорода.

5) 119-ю стр. дивизию автотранспортом по маршруту Ржев — Старица — Волоколамск — Можайск — Михайловское…Дивизию к вечеру 13.10 сосредоточить в районе Михайловское, Ваулино (10–15 км юго-зап. Можайска)'.
10 Октября Приказом Ставки ВГК Западный и Резервный фронты объединены в Западный фронт. Командующим Западным фронтом назначен Г. К. Жуков. 33, 43 и 49-я армии вошли в состав Западного фронта.

Окружённым под Вязьмой войскам приказано выйти из окружения 10–11 октября. Противник прорвал оборону наших частей на калужском и малоярославецком направлениях.

Упорные бои развернулись на калининском направлении. 22, 29 и 31-я армии отступали на рубеж Осташков-Ржев-Сычевка.
11 Октября Москва. Началась массовая эвакуация из Москвы и Московской области предприятий тяжелой промышленности, заводов, производивших боевую технику и вооружение.

Сформирована 5-я армия Западного фронта. В неё вошли войска Можайской линии обороны.

С наступлением темноты, после артподготовки ударная группа войск под Вязьмой начала прорыв из окружения. Был отбит узкий трехкилометровый коридор. Он удерживался до рассвета. Кольцо окружения сомкнулось.

Продолжались оборонительные бои войск 29-й и 31-й армий с прорвавшимися в район юго-восточнее Ржева немецкими частями.

На калужском направлении вела бои 49-я армия Западного фронта.

Курсанты подольских военных училищ заняли главный рубеж обороны на Варшавском шоссе — Ильинский боевой участок.

50-я армия пробивалась из окружения в юго-восточном направлении.



Глава 1
Ломаем хребет «Рейху»

Видимо сначала была просто разминка, а может и разведка боем, потому что по нам стало прилетать. Причём хорошо так прилетать. Снаряды рвались как на южной, так и на восточной опушке леса, а потом мне стало не до того, потому что забившись на дно своего окопа, и прикусив сложенную поперёк пилотку, я уже ничего не слышал. Фугасы стопяток, прилетели и к нам, так что целых полчаса, я чувствовал себя очень «несмурфно», так как фрицевские канониры стреляли, периодически перенося огонь. И было не понять, куда в следующий раз прилетит очередь из четырёх фугасных разрывов. Создавалось такое впечатление, что стрелял целый артполк, но скорее всего это был дивизион. После артподготовки приходим в себя и готовимся к бою, связисты побежали восстанавливать порванные линии связи, потому что снаряды прилетали не только по опушкам, но и в глубину леса. Но на этот раз связнюкам повезло, порывы были в основном возле окопов, всё-таки шесть квадратных километров, это не та площадь, которую в состоянии перепахать 12 орудий.
А вот в атаку на нас никто не пошёл, причём как с запада, так и с юга. Зато на востоке слышалась ружейно-пулемётная перестрелка, лязг железа и русско-немецкий мат. Насчёт мата это я погорячился, встречный бой шёл в трёх километрах от нас, но как только Ванька сообщил по телефону, что первый стрелковый батальон нашего полка вступил в бой и контратаковал противника, воображение сразу нарисовало мне эту картину. Позвонил взводный не просто так, а сообщил пренеприятнейшее известие. Первому стрелковому могла потребоваться помощь, поэтому командование нашего батальона собирало пожарную команду, своего рода резерв, который эту помощь сможет оказать. От четвёртой роты выделяли взвод «пешмерги», который усилили двумя пулемётами. А так как лишних пулемётов, а тем более пулемётчиков, у пехоты не было, то всё это нашли у запасливых противотанкистов. А ещё там нашли командира взвода, и этим командиром оказался я. Вот почему известие для меня оказалось не особо радостным, несмотря на моё повышение по службе. Командовать артиллерийским расчётом это одно, а вот командовать пехотным взводом, да ещё в бою, совсем другое, хотя и приходилось в прошлой жизни. Поэтому экипируемся по полной боевой. На ремень со сбруей я цепляю кобуру с люгером, штык-нож от СВТ, пехотную лопатку и подсумки для гранат и барабанного магазина. Противогаз и кобуру с наганом убираю в вещмешок. А вот в противогазную сумку набиваю патронов в пачках и россыпью, а также несколько запасных гранат, вдруг основные плохо сработают. Благо отделений в сумке два, поэтому тёплое с мягким не перепутаю. Кисет с заначкой у меня всегда с собой, так что и к трофеям боезапаса хватит. На голову надеваю каску, от винтовочной пули не защитит, но вот от удара прикладом, или летящего кирпича, вполне. Голову беречь надо, это сейчас моё основное оружие.
Подошёл комроты с каким-то младшим сержантом пехотинцем и, представив нас друг другу, приказал принимать взвод и выходить к шоссе, где нас должны ждать машины. МладшОй оказался ВРИО командира взвода, и теперь становился моим помощником, ну а я занимал его место. Ротный, отдав нам приказ, уходит, а мы продолжаем знакомиться.
— Николай. — Первым представляюсь я и протягиваю руку.
— Афанасий. — Чуть смущаясь, говорит он и отвечает на моё рукопожатие.
— Афоня значит, это хорошо. Ни с кем не перепутаешь. А это наши пулемётчики, Фёдор и Емельян. — Представляю я своих, и пока бойцы обмениваются рукопожатиями, отворачиваюсь в сторону, скрывая гримасу, вспомнив про одноимённый фильм. Но согнав лыбу с лица, продолжаю объяснять «политику партии». — У нас всё по простому, так что в бою сильно не словоблудь, меня зови по имени, или просто сержант, без всяких там «товарищ сержант, разрешите обратиться…». Я тебя так же буду младшИм звать, или Афоней. Но это только в бою, или промеж себя, а так конечно всё по уставу, особенно при старшем командовании. Согласен?
— Не возражаю.
— Тогда пошли за взводом. Кстати, — сколько там людей? И где он?
— Я покажу. А во взводе у нас тридцать восемь красноармейцев, и три младших командира, это вместе со мной. Из вооружения два пулемёта, три автомата, остальное винтовки и карабины. С вами теперь больше будет. — Даёт подробный расклад младший сержант.
— Ясно всё, тогда с выходом чутка погодим. — Спускаюсь в окопчик к связистам и, переговорив по телефону с Ванькой, забираю с собой четверых пришлых артиллеристов. Тридцать восемь «попугаев», это конечно хорошо, — но кто его знает, где они раньше служили? А тут люди технически грамотные, да и обстрелянные. Восьмого числа остатки их батареи вместе с пехотой оборонялись в деревне Никольское, а когда у единственного орудия кончились снаряды, и немцы захватили деревню, все выжившие отошли в небольшой лесок на северо-запад от Никольского. И справедливо рассудив, что от большой дороги нужно держаться подальше, переправились через неглубокую речушку (скорее всего Большую Гжать) протекающую через лес и, перебегая от перелеска к перелеску, стали отходить в общем направлении на север. Надеялись выйти к своим (это со слов рассказчика). Комиссаров и «офицеров» среди отступающих не оказалось, поэтому некоторые в пути отстали. А вот все восемь артиллеристов, причём с личным оружием, прибились к нам. То, что пушку они пролюбили, конечно плохо, но не на себе же её через речку тащить. Лошадей при них не было, бойцы утверждают, что всех побило, а орудие снарядом накрыло. Может и врут, но я им почему-то верю. Вот почему я их на блокпосту и не встретил, потому что вышли они с юга, причём сразу к полевой кухне, найдя её по запаху. Зато Кешка, ошивающийся возле кухни, приметил знаки различия вновь прибывших и доложил взводному. Так что артиллеристов Ванька отжал себе, а всех остальных определили в пехоту. Поначалу я хотел никого кроме своих, проверенных кадров, не брать, но узнав о наличии личного состава и вооружения, решил подстраховаться и создать нештатное отделение тяжёлого оружия.
«Капрала» заодно со всеми припахиваем в подносчики и, прихватив несколько коробов с патронными лентами, а также пару ящиков на девятьсот маузеровских патронов, идём следом за провожатым, по пути выясняю у него про наличие гранат и боеприпасов к оружию, и делаю для себя определённые выводы. Взвод уже находился рядом с шоссе, недалеко от блокпоста, который к тому времени прекратил свою работу (немцы шакалили с двух сторон от нас, поэтому «таможне» больше ничего не перепадало). Бойцы перекуривали и ждали дальнейших указаний. Замечаю несколько самозарядок и автоматов, а также два дегтярёвских ручника, остальное вооружение, винтовки и карабины Мосина. Построив взвод, Афоня представляет меня бойцам, обращаясь ко мне просто, — товарищ командир. Поздоровавшись, распускаю строй, оставив только командиров отделений, и выслушиваю их доклады о наличии боеприпасов и вооружения в подразделениях, а заодно знакомлюсь. Потом мы загружаемся в подошедшие автомобили, и на трёх ЗИСах едем на восточную опушку. Два километра можно было и пробежать, но видимо командование торопилось. Моё место рядом с водилой в переднем грузовике, поэтому голосующего на шоссе капитана Прокудина, я замечаю первым и даю команду остановиться.
— Командир сводного взвода, сержант Доможиров. — Представляюсь я, соскочив с подножки на обочину и подойдя к нашему начштаба.
— Командир сводной роты, капитан Прокудин. — В ответ представляется он. — Как у вас с оружием, боеприпасами.
— Четыре пулемёта, несколько автоматов и винтовки. Патронов по полному бэка, гранат мало.
— Хорошо. Спешивайтесь и занимайте позицию на опушке леса, севернее шоссе. — Показывает он рукой направление. — Я дождусь остальных, потом подойду.
— А много этих остальных? — не удерживаюсь я от вопроса.
— Кроме твоего, ещё два взвода, один из которых разведчики.
— Разведчики, это хорошо. — Размышляю я вслух. — Разрешите идти?
— Да, командуй сержант. Машины рассредоточьте и спрячьте в лесу.
Даю команду.
— К машинам. — И озадачив водителей маскировкой, веду взвод на позицию. Заняв огневой рубеж на опушке леса, пока не окапываемся, ну а, распределив бойцов, возвращаюсь ближе к шоссе и веду наблюдение за полем боя. От опушки до перекрёстка около километра, первый стрелковый отжал фрицев за шоссе, но дальше не пошёл, потому что нарвался на огонь пулемётов (несколько наших убитых, лежали на полотне дороги). Зато теперь вместо неполной роты, оборону вдоль шоссе занимал целый батальон, правда, прихватив неплохой кусок у соседей, которые тоже вернулись на прежнее место. Немцы отошли в лес, и теперь нейтралка составляла от пятидесяти до трехсот метров, в зависимости от того, где проходила опушка, с южной стороны.
Позиция нашей сводной роты была не очень. Нет, если занимать оборону, то тут всё нормально, от реки до опушки семьсот метров, и если даже кто-то сумеет преодолеть реку под ружейно-пулемётным огнём, даже по мосту, то ему ещё нужно эти семь сотен метров пройти. Ну, а если мост заминирован (а я на это надеюсь), то тут вообще без вариантов. А вот как-то помочь первому батальону с этого рубежа мы не могли. Стрелять противнику во фланг с километра, — напрасный перерасход боеприпасов. Выдвинуться на берег? Но ближе к реке местность понижалась, а дорожная насыпь соответственно повышалась. И если в лесу высота полотна дороги не превышала пятьдесят сантиметров над прилегающей местностью, и то за счёт дорожных кюветов, то у моста она достигала полутора метров, а дальше снова сходила на нет, или до тех же пятидесяти. Со своего НП я мог легко просматривать как перекрёсток дорог, так и всё, что творится за ним, а вот спустившись к реке, обзор, а также обстрел ограничивала дорожная насыпь. Единственный вариант заключался в занятии позиций прямо на обочине шоссе. Но стоило немцам занять Сверчково, или перейти автостраду, как наш левый фланг и тыл попадал под раздачу. Был вариант повторно устроить засаду в том колке, с другой стороны дороги, который мы использовали утром, но когда я посмотрел на то, что от него осталось, и представил взвод на месте деревьев, меня аж передёрнуло. Репер пристрелян, перенести на него огонь батареи, дело нескольких секунд, да и одиночные снаряды рвались там с периодичностью в три минуты.
— Что высмотрел? Что надумал? Товарищ сержант. — Слышу я голос капитана Прокудина.
— Да ничего хорошего, товарищ капитан.
— А, поконкретней? — пристраивается он рядом, доставая бинокль.
— Для обороны позиция идеальная. А вот для фланговой контратаки не годится. Надеюсь, вариант с быстрым проскакиванием через мост на грузовиках не рассматривается?
— Н…нет, — после небольшой заминки ответил капитан.
— Вот и я говорю, были бы танки, желательно БТ, на них можно проскочить и ударить. А деревянные борта кузова, плохая защита от пуль и осколков. Всех ещё на мосту покрошат.
— Да, получится как у Пушкина. — Вслух размышляет капитан. — Цыгане пёстрою толпой, толкали жопой паровоз, не потому что он тяжёлый, а потому что без колёс… И что, никаких мыслей нет?
— Есть кое-что. Можно слева от дороги выдвинуться к переправе, а потом атаковать через сам мост, или через реку. Триста метров не километр, внезапно откроем огонь, а потом можно и контратаку затеять во фланг противнику.
— А если заметят наше выдвижение? — Вопросительно смотрит на меня капитан.
— Если ползти по кювету, могут и не заметить, а потом дорога повышается, можно даже пешком идти. — Поясняю я.
— Долго ползти придётся.
— А мы куда-то торопимся?
— Пока нет.
— Значит, чем раньше выползем, тем быстрее на месте будем. — Подытоживаю я.
— Ну, ты понял, разведка, — обращается капитан к лейтенанту Иволгину. — Не один ты у нас такой башковитый. Так что давай, выдвигайся, а мы следом. Если что, на машинах до моста проскочим. И это, пару дегтярей «чёрной пехоте» отдай, а то у них винтовки, да лопаты, а тебе и трофеев хватит.
Разведчики поползли вдоль дороги, а подошедшие «чёрные копатели», сразу стали рыть окопы, на отведённых для них позициях. При наличии БСЛ, у них это получалось довольно споро. Когда разведка проползла первые сто метров до моста, немцы начали артобстрел. И если по позициям первого батальона в лесу, работали лёгкие и средние миномёты противника, то по деревне Сверчково и перекрёстку дорог, стреляли две батареи стопяток. Миномёты первого и второго стрелковых батальонов также открыли огонь, обрабатывая немцев на исходной позиции, и накрывая своими минами гансовские «пятаки», но по лесу ударило ещё две батареи гаубиц противника, нащупывая наших. И скоро «самовары» первого стрелкового замолчали, а в тылу у батальона раздалась ружейно-пулемётная перестрелка. Ещё одна батарея стопяток обрушилась на восточную опушку уже нашего леса, но справа от шоссе. — Походу ещё дивизион подтянулся, так что как бы по нам не прилетело. — Думаю я. А капитан Прокудин озвучивает мои мысли.
— Ну, чего задумался, артиллерия. Разведчики скоро на месте будут, так что забирай своих, и давайте ползите. Минут десять у нас ещё есть, а то как бы фрицы на нас огонь не перенесли. Вон «трудармия» почти окопалась, а вы форсите.
Высвистываю отделения, и по мере прибытия, отправляю бойцов в пешее эротическое путешествие. Чем не камасутра, по грязной, по канаве, да ещё на пузе. Разведчики конечно первыми распечатали эту «женщину нетяжёлого поведения», но и нам от неё перепало «удовольствия» по самые уши. Липкий снег и мокрый дождь сделали своё нехорошее дело, и вся дорожная пыль в канаве превратилась в жидкую грязь, то бишь няшу. Как я не оттягивал конец, своему комфортному пребыванию в полусухом виде, пропуская всех бойцов взвода вперёд, но и самому пришлось воспользоваться услугами «Поканавы», ладно хоть бесплатно. Сначала промокли колени, потом выше, шинель ещё держалась, но плащ-палатка на груди и животе потяжелела, напитавшись влагой. Хорошо хоть ящики с патронами мы оставили чернокопам, потому что на вооружении у них были в основном винтовки, как нашего, так и немецкого образца, два ручника мужикам оставили разведчики, ну а лопаты не стреляют. И если с нашими патронами проблем не возникало, то вот трофейные использовали в основном для пулемётов. Так что бойцам рабочего батальона перепало всего по нескольку обойм. Всё что можно я закинул на горб, будем надеяться, что автомат не зачухается. Ползти пришлось минут пять, потом идём на четырёх костях, а дальше уже на двух. Мы ещё не успеваем добраться до места, как начинается самое интересное.
Я двигаюсь последним, иногда выглядывая, чтобы оценить обстановку, поэтому вовремя замечаю пехоту, проскакивающую по мосту, на наш берег реки, а буквально по пятам за ними, немцев. Ни хрена не понял? Вроде вот выглядывал, были свои, а через пару минут уже фрицы? То, что началась стрельба из винтовок и пулемётов я слышал, но думал, что это наши с фрицами перестреливаются через автостраду, оказалось атака. Успеваю скомандовать.
— Взвод, к бою!!! — и началось.
Нам повезло в том, что разведка была уже готова к бою, причём в ста метрах от моста. Нам же ещё предстояло осмотреть оружие, и пробежать двести метров, поэтому на ходу разворачиваю взвод в цепь, но приказ на открытие огня не отдаю, потому что на линии этого огня разведка, которая уже ведёт бой. Следующая команда.
— Примкнуть штыки! — Хоть разведчикам и удалось первыми залпами притормозить фрицев, но за первыми рядами подбегали вторые, а за ними третьи. Походу не меньше роты, мелькает мысль. Наконец-то очнулись наши миномётчики, поставив заградительный огонь к востоку от моста, авось никто больше не проскочит. Эсэсовцы проскакиваю мост, и спускаются вправо и влево с откоса дороги. Атакуем тех, кто с нашей стороны шоссе. Гансы не зассали, а также выстроившись цепью, идут на нас, стреляя из карабинов.
— Огонь!
Нестройный залп из винтовок, и всё. Пулемёты молчат. Нахожу взглядом Малыша. Он борется с рукояткой затвора, пытаясь его передёрнуть. Всё ясно. Идея с ползаньем по грязи, получилась не очень удачной. Не подвели только Мосинки, вся остальная машинерия глубоко в анусе, чистить надо, однако. Стреляю из своего автомата. Получается. Но магазин всего один, второй — комок грязи, а в рукопашку я сейчас не боец, поэтому отстреляв короткими очередями примерно полмагазина, даю команду.
— В атаку!!!
Всё лишнее, включая плащ-палатку и противогазную сумку с боеприпасами, я оставил на рубеже развёртывания в цепь. Останусь живой найду, а на том свете гранаты мне нафиг не нужны. Малыш ставит пулемёт на землю, и достаёт откуда-то молоток. Вообще-то это кувалда, но смотря с чем сравнивать. До гранат дело не доходит, со ста метров не докинуть, а потом как то быстро расстояние сократилось до минимума, потому что как мы, так и немцы побежали в атаку, и сначала был слитный крик.
— Ур- ра-а!!! — А потом начался ад рукопашной.
Я ещё помню, как расстрелял магазин к автомату, а потом планка опускается, и всплывают чёрно-белые картинки слайд-шоу.
Стволом автомата отбиваю штык винтовки, и на противоходе заряжаю прикладом под каску…
Какая-то неведомая сила вырывает автомат из рук, но выстрелившего в меня фрица, протыкает игольчатым штыком наш боец…
Успеваю достать лопатку, и очередной ганс валится в грязь, зажимая перерезанное горло руками…
В поединке наш падает, и его пришпиливает к земле эсэсман, и тут же получает прикладом по затылку…
Фриц прикрывается винтовкой, но несмотря на препятствие, его голова встречается с кувалдой Малыша, и в измятой каске он падает…
Видя, что не успеваю, метаю лопатку в спину фрица, подкравшемуся к Малышу сзади, и сам валюсь с ног, от удара по каске…
Очнулся я, сидя на трупе, кромсая штык-ножом, лежащую подо мной тушку здорового унтера. Причём не просто так, а от чьего-то крика переходящего в истерику.
— Та-а-нки!!!



Глава 2
Ломаем хребет «Рейху» (продолжение)

Танки это конечно плохо, но не так страшен танк, как паника от таких вот истеричек. Вытираю «режик» об одежду жмура, встаю, убираю в ножны и осматриваюсь вокруг. Лязг гусениц доносится с той стороны моста, наши доколачивают остатки эсэсовцев, а рядом стоит и орёт какой-то недомерок. Подхожу, и отвешиваю ему оплеуху по левому уху, со словами.
— Не ори, не дома. И дома не ори. — И начинаю искать, чем бы раскурочить броню (пушку, ПТР, гранаты, бутылки с зажигательной смесью). Но ничего кроме Малыша и его кувалды не нахожу. Конечно, если Емеля поднатужится, и охерачит по башне, то контузия «екипажу» обеспечена, а может и орудие погнуть, но у танков ещё и гусеницы есть, на которые можно не одного человека намотать. Ещё можно запрыгнуть на танк, и как Максим Перепелица закрыть ему смотровые щели плащ-палаткой, но её я где-то пролюбил, поэтому остаётся только уповать на бога, потому что на мост въехало штурмовое орудие. Не успел я перекреститься, как грянул гром, и самоходка вместе с обломками моста обрушилась в реку. Взрыв окончательно приводит меня в чувство, и я вспоминаю про свои служебные и должностные обязанности.
— Взво-од!!! Слушай мою команду! Подобрать всех раненых, и вынести с поля боя на исходную. Собрать оружие, боеприпасы и вернуться в лес. Командиры отделений ко мне. — Подошли только Афоня, и один из пулемётчиков. Дублирую им приказ, а в конце добавляю.
— И давайте в темпе, мужики, собирайте трофеи и ходу, пока фрицы не прочухали, что к чему. Потом поздно будет. — Нахожу глазами Изотова. — Федя, помоги всё организовать и проконтролируй. Малыш со мной. — Емеля уже обзавёлся новым, а главное рабочим пулемётом, поэтому вооружаюсь и я. Подобрав эмпэху убитого унтера, и найдя у него в подсумке пару снаряжённых магазинов, бегу к переправе. До моста сто метров, и через пару десятков секунд мы на месте.
Это мы удачно зашли. Деревянный мост рухнул, но так как глубина реки была небольшой, всё-таки до весны ещё далеко, а осенний разлив явление достаточно редкое, то и машина, упав вместе с настилом, не утонула полностью, а её рубка торчала из воды, как у подводной лодки. Если бы фриц соблюдал правила дорожного движения, и ехал по правой стороне моста, то он бы кувыркнулся в речку вниз башкой. А он ехал посередине, и упал вместе с прогонами и мостовыми балками из толстых брёвен, да ещё крепко сколоченный настил смягчил падение. Поэтому танкисты, или точнее канониры, скорее всего не убились насмерть, а слегка обосрались, так как люки на крыше рубки начали открываться, видимо кто-то решил подышать свежим воздухом. Наведя оружие на цель, ждём, когда наружу выберется весь экипаж. А то выковыривай их потом из этой консервной банки. Бронегансы как вылезли, так и полегли под кинжальным огнём пулемёта. Тридцать метров это не та дистанция, чтобы промазать. Я тоже отстрелял один магазин, вроде попал, но на закуску кинул ещё парочку одноразовых лимонок. Вещь не автоматическая, поэтому грязевая ванна на гранаты не повлияла, сработали исправно. Целился я в открытый люк, но не попал, эфки разорвались на броне, с гарантией добив экипаж. Была мысль добраться до самоходки, и вдумчиво пошарить внутри, но посмотрев на то месиво из брёвен и досок, которое осталось от моста и обрушилось в реку, от этой мысли пришлось отказаться. С той стороны реки уже прилетали пули, и влипали в землю недалеко от нас, так что на месте уничтоженного экипажа я оказаться не хотел. Риск конечно благородное дело, — но рисковать своей жизнью, ради горстки патронов? А железяка со временем сама утонет, тем более сейчас она не опасна. Поэтому осмотревшись вокруг и немного постреляв для острастки по тому берегу, отползаем под прикрытие кустов ивняка и уходим, прикрывая отход взвода, по пути подбирая своё снаряжение. Правда, вторую половину пути пришлось преодолевать очень быстро, так как первые пристрелочные снаряды начали вспухать разрывами между рекой и опушкой. Поняв, что с захватом моста и плацдарма у них ничего не вышло, немцы сначала поставили заградительный огонь, а потом перенесли его на восточную опушку леса, так что после «лёгкой» пробежки по лугу, начался как обычно бег с препятствиями по лесу. Остановились мы только в двухстах метрах от опушки, задыхаясь от бега. Малыш вообще дышал как кузнечный мех, при его-то комплекции, такие спринтерские забеги не очень… Пройти походным шагом, с грузом на плечах, он мог хоть сколько, а вот быстро бегать был не силён. Помочь полку мы уже ни чем не могли, фрицы прорвались узким клином вдоль дороги, оттеснив первый стрелковый к востоку от Сверчково, и теперь наши окапывались в лесу. Эсесовцы же занимали оборону по противоположному от нас берегу реки, и вдоль Гжатского тракта, от деревни Труфаны на севере, до перекрёстка дорог на юге, ну и район к югу от автострады оставался за ними. Но эту информацию я узнал позже, когда после короткого артобстрела мы с Малышом вернулись на лесную опушку и начали собирать «в кучу» остатки взвода.
— Как дела, сержант? — подошёл ко мне капитан Прокудин, когда я уже почти закончил разбираться с наличием личного состава.
— Хреново, товарищ капитан, от взвода только половина в живых осталась. А вот кто убит, и кто ранен, не скажу. Списков личного состава у меня не было, а всех бойцов я не знаю. Вот те, что остались, отдельно записаны легкораненые. — Подаю я листок с фамилиями.
— Плохо, товарищ сержант, что боем вы не управляли и бойцов не знаете. Вот список вашего взвода, сверишь со своим, и отметь тех, кто в строю, остальных запишем в безвозвратные потери.
— А как в рукопашной управлять? Да и не обучен я взводами командовать. — Отмазываюсь я.
— Да видел я всё, сержант. Сам вот не удержался, и с третьим взводом на подмогу поехали. — Кивает он на свою перевязанную кисть левой руки. — Полроты полегло, но противника одолели. Занимайте позиции на восточной опушке и окапывайтесь. Я немного погодя подойду. Колечко у нас намечается, артиллерист. Так что не расслабляйтесь. — Чуть тише добавляет он.
— Прорвёмся, товарищ капитан. Бывало и хуже. Ещё и не из такой глубокой… расщелины выкарабкивались. — Не стал я выражаться при начальнике штаба.
— Прорвёмся, конечно, только раненых много, технику опять же бросать… — Отмахнув мне здоровой рукой, начинает рассуждать капитан, уходя в направлении штаба.
Возвращаюсь к своим и, озадачив Афоню составлением списков потерь личного состава, веду бойцов взвода на позицию трудармейцев. Как я успел заметить, потери они понесли немалые, а вот окопы начинали копать первоначальным составом, поэтому справедливо рассудив, что места всем хватит, я и решил занять пустующие стрелковые ячейки. Как говорится — кто первым поспел, тот и пострел. Приказ я получил, — «занять позиции на восточной опушке», а так как опушка она большая, то и займём те позиции, которые более выгодны в тактическом плане.
— Здорова, славяне! — подойдя к линии окопов, приветствую я ближних ко мне мужиков, орудующих сапёрными лопатами.
— Здравия желаем, товарищ командир. — Нестройным хором отвечают двое бойцов, выпрямившись в неглубоком ещё ходе сообщения. Хотя больше всего они походили на бригаду землекопов, в своих чёрных фуфайках и кепках, которой по сути дела и являлись. Но боевое оружие, находящееся под рукой в стрелковых ячейках, а также армейские плащ-палатки, отличало гражданских от военнослужащих. Конечно «человек с ружьём», это ещё не настоящий солдат, и даже первый бой, не сделает из военнослужащего — солдата. А вот первая рукопашная? Это страшно. Когда глаза в глаза, и ты видишь, что первый, убитый тобой враг, отошёл на тот свет… В динамике боя рефлексировать некогда, тех кто выживет, нахлобучит потом, но накроет обязательно. Так что передо мной стояли именно что солдаты, заглянувшие в глаза смерти, а не просто военнообязанные.
— А где ваш командир, товарищи красноармейцы? А то я с пополнением пришёл, так что познакомиться бы не мешало. — Спрашиваю я.
— Убили нашего лейтенанта. Сегодня только назначили и в рукопашной убили. Бригадир за него остался — Владимир Семёнович. — Отвечает один из бойцов.
— И где мне его найти? — Уточняю я.
— Да вон он, сам к нам идёт. — Указывает боец на своего командира.
С подошедшим к нам кряжистым, широкоплечим, уже не молодым «комбригом», мы быстро нашли общий язык, да и места в намечающейся траншее, хватало на всех. Тем более у Семёныча нашлось в запасе главное оружие пехотинца — это лопаты. И не обычные МПЛ, а БСЛ, то есть большие сапёрные. Так что бойцы приступили к совместному оборудованию взводного опорного пункта, так же, как перед этим, вместе сражались в рукопашной (только трудармейцы воевали с другой стороны шоссе), тем более после объединения получился полнокровный взвод. Причём как выяснилось из зольдбухов, воевали мы с так называемой 15-й мотоциклетной ротой эсэсовского полка (естественно спешенной). Во время артподготовки мотоциклисты подобрались к перекрёстку, а когда началась атака, они попытались захватить как саму переправу, так и плацдарм на западном берегу реки. Это у них почти получилось, и пока остатки шестой роты перебегали через мост, немцы сели им на хвост, и на плечах отступающего противника захватили переправу. Сапёры поначалу растерялись, и не произвели подрыв (когда немцы ворвались на мост, на нём ещё оставались наши бойцы), а потом уже не успели. Если бы не разведчики, наша контратака и заградительный миномётный огонь, фрицы бы успели занять оборону и, закрепившись и подтянув бронетехнику, ударили бы по батальону с тыла. Может быть и не ударили, но выбить эсэсовцев с плацдарма, мы бы точно уже не смогли. Каких-то десять минут, и шесть единых пулемётов, не оставили бы нам ни одного шанса. Это не считая артиллерийской поддержки, а про такую мелочь как лёгкий миномёт и винтовки, можно и не упоминать. Так что нам повезло, что следом за мотоциклистами проскочило не так много пехоты, а своим броневзводом фрицы рисковать не стали. Хотя может это и не пехота была, а пионерское усиление, тогда понятно, почему мост не взорвался сразу. Его вместе с самоходкой подорвал ценой своей жизни последний из сапёров, который дежурил у переправы, о чём и поведал мне тёзка Высоцкого, в процессе знакомства и озадачивания личного состава. А вот «комбригом» Семёныча окрестил как обычно я, но это для так сказать внутреннего потребления. Воинского звания у бугра не имелось, а такой должности как бригадир, в стрелковой роте РККА нет. А если перевести на армейские деньги, то бригадир — это командир строительной и не только бригады, сокращённо комбриг. Ходит же анекдот, про командира танкового корпуса, хотя под Москвой несколько таких командиров сражалось, и это не анекдот.
«Когда враг подошёл на ближние подступы к Москве, то со складов полигонов и баз длительного хранения, начали вытаскивать всю боевую технику, лишь бы она стреляла. Танки без двигателей и гусениц устанавливали на перекрёстках дорог, закопав их по башню, обеспечив боеприпасами, экипажем, и иногда телефонной связью, превратив их в бронированные огневые точки, сокращённо БОТ. Командиры таких огневых точек и называли себя „командирами танковых корпусов“. Иногда случались и казусы, когда вышестоящему командованию звонил командир огневой точки и, представившись командиром танкового корпуса, спрашивал, — что ему делать?»
Но это совсем другая история и здесь она ещё не случилась. Разместив пулемётчиков и стрелков в окопах, распределяю для каждого сектора обстрелов, а сам занимаю свободную стрелковую ячейку на левом фланге и наблюдаю за противником. Не успел я толком осмотреться, как подошли комбат с начальником штаба и ещё двумя младшими «офицерами», встали за деревьями недалеко от меня и начали «любоваться окрестностями».
— Ну, что скажешь, начальник штаба? Ты же у нас голова. — Спросил комбат, когда все насмотрелись на противоположный берег реки. — Правда, бестолковая. Нет, чтобы подумать, так он в атаку попёрся. — Тут же добавил он. Не обращая внимания, на уже видимо не первую подъёлку, капитан Прокудин начал вводить всех в курс дела.
— На данный момент противник обошёл нас ещё и с востока, но он в Гжатск рвётся, поэтому на нас время тратить не будет, во всяком случае, пока. Так что колечко у нас намечается. Если будем сидеть в обороне, то продержимся ровно до того момента, пока у нас не кончатся боеприпасы, а потом нас возьмут голыми руками. А так позиция здесь хорошая, мы как раз в междуречье и на севере две реки сливаются в одну. Получается, с трёх сторон мы прикрыты, правда только от бронетехники, пехота форсировать реки может. Остаётся ещё южное направление. А вот там, немцы могут пройти хоть на чём, хотя на танках в лес они не сунутся, но нам и пехоты хватит. Устроить засаду больше не получится, противник наступает осторожно, при поддержке артиллерии, а вот с ней у нас нечем бороться. Сейчас кольцо ещё не плотное, да и полк нам может помочь, нанеся отвлекающий удар. Связь по рации у нас пока действует. А вот чем дольше мы здесь сидим, тем меньше у нас шансов на прорыв, и деваться нам потом будет некуда.
— Так что ты предлагаешь?
— Выслать разведку в северном и западном направлениях, а после полученных результатов, прорываться, а потом отходить на Гжатск, взорвав за собой второй мост.
— А если немцы к тому времени займут город? А варианты прорыва на восток и на юг ты не рассматриваешь?
— Если наступать на восток, то этого он нас только и ждут. Покрошат из пулемётов на окрошку, а потом артиллерией добавят. Если кто до реки доберётся, там в реке и утопят. А с юга скоро остальные части эсэсовской дивизии подойдут.
— Вот именно, так что быстрей действовать надо. Высылай разведку на север и запад, да и про юго-восток не забудь, а я пока обороной с юга займусь. Две зенитки у нас в козырях, так что прорвёмся. Что ты там локаторы свои раскидал, артиллерист? Дуй сюда, дело для тебя есть. — Машет мне рукою комбат.
Вылезаю из окопа, подхожу к командирам, докладываю.
— Товарищ майор, сержант Доможиров по вашему приказанию прибыл.
— Прибыл он. Всё слышал? — Спрашивает командир батальона.
— Вы так громко разговаривали, что только глухонемой бы вас не услышал. — Не стал скрывать я.
— Молодец. Передавай командование взводом младшему лейтенанту, — показывает он на одного из «офицеров», — и дуй за своими пушками. Через полчаса всем быть на южной опушке.
— Понял. Только вместе со мной тут ещё четверо артиллеристов, — как с ними быть?
— Раз с тобой, забирай. Всё у тебя, сержант?
— Всё, только пешком мы туда-сюда не успеем.
— Вот ушлый какой, дай ему локоть… Не успеете, расстреляем. Ладно, на шоссе стоит два газика, забирай их себе, скажешь, я приказал.
Представив Афоне мамлея, прощаюсь и, забрав своих, «на рысях» уходим к машинам. По пути объясняю дяде Фёдору его задачу. С собой забираем только оба пулемёта, и короба со снаряжёнными лентами, а также всякую мелочёвку. Два ящика с маузеровскими патронами и остальные трофеи, оставляем «пешмерге», которая теперь вливалась в шестую роту. Занимаем места в полуторках, и мчимся на огневые позиции своей батареи. В ста метрах от опушки разъезжаемся в разные стороны, я с порожним грузовичком направо, остальные налево. Ваньку взводного, я застаю в расчёте у Мишки, поэтому передав приказ комбата, цепляем орудие, грузим в кузов снаряды, и едем на позиции пятой стрелковой роты. Передки решаем забрать вторым рейсом, всё-таки ГАЗ-АА, не артиллерийский тягач, да и дополнительный боекомплект нам не помешает. По пути соскакиваю с машины и бегу за своим расчётом. Там уже всё готово к транспортировке, поэтому забираю свой вещмешок и заскакиваю в кузов. С сожалением окинув взглядом хорошую позицию, устраиваюсь на снарядных ящиках и стучу по крыше кабины. Полуторка стартует с места, и мы едем догонять своих. В машине только штатный расчёт, остальные идут пешком. Но от огневой моего орудия до места назначения всего полтора километра, так что прогуляются и авось не заблудятся. По времени мы уложились, а Ванька приехал даже раньше, могли и ещё быстрее, но в некоторых местах машины приходилось толкать, в лесу попадались низинки, и даже на небольших уклонах лошадиным силам моторов, приходилось помогать своими. Всё-таки грязь и русские дороги, это неразрывные понятия. Но при помощи пердячего пара и русского мата, все трудности мы преодолели.
Когда добрались до опушки, то второе орудие уже установили в окопе рядом с дорогой, а взводный с комбатом решали, — где разместить наше? И видимо пришли к «консенсусу», потому что когда я подошёл и доложился, меня тут же послали… Вместе с пушкой, на юго-восточную опушку. А вот тут уже пришлось впрягаться, и тащить орудие силами расчёта, полкилометра лавируя между деревьями. Но грязи тут почти не было, в основном трава и опавшие листья, так что справились. Часть снарядов помогли принести Мишкины бойцы, остальное доставит запасной расчёт. Позиция у нас в самом углу леса, который и выступает на юго-восток, поэтому установив орудие и приготовив его к стрельбе, сразу начинаем оборудовать огневую позицию с круговым сектором обстрела. Если второе орудие перекрывает сектор в 180 градусов с запада на восток, то наша сорокапятка может стрелять как на юго-запад, так и на северо-восток. Но основной вектор стрельбы у меня юго-восточный, у Мишки южный. Грузовики укатили за остатками боеприпасов и зарядными ящиками, со своим я отправил Федьку, наказав ему пошукать снарядов.
Не успели мы толком окопаться, как началась стрельба к востоку от нас. Причём не просто ружейная перестрелка, а нормальная такая войнушка, с пушками и возможно танками, потому что канонада приближалась к нам достаточно быстро. Но ещё быстрее к нам приближалась колонна противника с юга, которая двигалась по Гжатскому тракту, и её голова была уже в километре от Алексеевки. Вовремя мы подсуетились, ещё полчаса, и пришлось бы окапываться под огнём неприятеля, или стрелять с необорудованной позиции. Но пока время ещё есть, от нас до Алексеевки два километра, так что подождём, когда подойдут остальные силы, так как в ГПЗ судя по всему, мотоциклетная рота эсэсовского полка. Четыре броневика и дюжина мотоциклов натолкнули меня на эту мысль. Как наиболее слабое звено среди землекопателей, у орудия я один, пока в наблюдении, но при необходимости и стрельнуть могу. А народу чтобы копать хватает. Запасной расчёт притащил снаряды, так что с боеприпасами у нас порядок, поэтому сразу припахали мужиков копать ровики для бэка и укрытия для личного состава.
Оглядываюсь вокруг. Ага. Слева от нас из леса в деревню Сноски перебегает повзводно какое-то подразделение, скорее всего шестая рота. А из деревни в рощу «треугольная» стартует уже поотделенно. Хотя как исходная позиция для атаки роща не катит, но это на изготовившегося к бою противника, а вот для контратаки во фланг, вполне. Не понял? А что это фрицы, не успев доехать до деревни, спрыгивают с мотоциклов и залегают на западной обочине дороги, фронтом на восток? Звук выстрела, и загорелся один бронеганс, потом снаряды стали рваться на тракте, и остановился ещё один броневичок. Судя по звуку выстрела и разрыву, стреляют сорокапятки. Но это точно не мы, так как стрельба раздаётся с востока. А вот и пулемётные очереди, но это не фрицы. А вот и фрицы начали отвечать. Один броневик съехал влево, второй вправо. Не повезло правому, он загорелся, а вот левый открыл огонь из своей автоматической пушки, калибра 20-мм. Видимость мне закрывают постройки в деревушках Молчаново и Алексеевка, и пока тех, кто атакует немцев, я не вижу. А вот занявших оборону фрицев, вполне. Так что можно помочь, но приказа на открытие огня мне никто не отдавал, поэтому пока наблюдаем и ждём.
— Готово, командир! — докладывает мне Иннокентий.
— Устанавливай орудие и… К бою! — подаю я общую команду для всех. Но осмотрев позиции, оставляю у пушки минимум расчёта, остальные продолжают копать. Теперь уже стрелковые окопы вокруг орудия, два двухместных на флангах и один в тылу. Как говорится — на пехоту надейся, а сам не плошай. Махру могут и в атаку кинуть, а нас оставить прикрывать прорыв, или отход, это уж как пойдёт.
— Броневик видишь? — спрашиваю у Кеши, подойдя к пушке и показывая рукой направление.
— Смутно.
— А сейчас? — подставляю я к Кешкиным глазам бинокль.
— Сейчас вижу.
— Достать сможешь?
— Это вряд ли. Километра полтора до него. Пристрелка нужна. А бронебойными хрен пристреляешься, тем более у него только полкорпуса видно, да и на месте он не стоит, челночит туда-сюда.
— Почти два — уточняю я. — А бронебойными и не надо, стреляй гранатой. У него броня картон, да и от осколков другим фрицам достанется. Не попадём, так хоть напугаем. Запоминай ориентиры.
— Ну, если только напугать. Корректируй, Коля. — Склоняется наводчик к прицелу, уяснив для себя реперы наводки. Осмотрев ещё раз местность перед собой, и не увидев больше перемещений нашей пехоты, решаюсь на авантюру.
— Ориентир два, правее 0–05, заряжать осколочным…
— Отставить. — Раздаётся окрик комбата. — Ты что, сержант, охренел? Хочешь атаку сорвать?
— Никак нет. Не хочу. Мы бы аккуратненько, никто бы и не заметил. — Отвечаю я.
— Куда хоть стрелять хотел? — Прикладывает к глазам бинокль майор и смотрит на поле боя.
— Горящий броневик на дороге возле деревни видите?
— Угу. — Кивает комбат, не отрываясь от бинокля.
— Вот от него туда-сюда катается пушечный броневик и стреляет по нашим. Его мы и хотели успокоить.
— И что, попадёте с такой дистанции?
— Можем и не попасть, но там на обочине лежит много живых фрицев, так пусть лучше мёртвые валяются.
Пока мы разговаривали, что-то взорвалось на поле боя, а потом вверх повалил столб чёрного дыма, но это со стороны наступающих наших танков. А сразу после взрыва, над рощей «треугольная» взвилась ракета красного дыма.
— А вот теперь открывайте огонь. И смотрите, чтобы по атакующей роте не один пулемёт не стрелял.
— Куда бить-то? — Спрашивает Кеша.
— Цель та же, осколочным. Орудие.
— Выстрел.
— Откат нормальный.
— Расчёт к бою! — Даю я новую вводную, не отрываясь от бинокля. Сейчас будем стрелять беглым, поэтому нужна вся команда. Снаряд ушёл с перелётом, так что корректирую прицел, и после следующего разрыва на полотне дороги, командую.
— Гранатой, взрыватель осколочный, четыре снаряда беглым. Ор-рудие! — И после завершения очереди. — Правее 0–01. Орудие. — И так после каждого выстрела, начинаем закатывать гансов в щебёнку. Но это Иннокентий уже самостоятельно закатывает, я же ищу новые цели, параллельно приглядывая за пехотой. Хорошо пошли, но только один из взводов развернулся в нормальную цепь, два других наступают организованной толпой, но хоть направление выдерживают — и то хлеб, зато бегут быстро. А вот и первый нежданчик, хотя чего-то подобного я ожидал. В двухстах метрах от деревни Молчаново, роту обстреляли из станкового пулемёта, причём из перелеска с дистанции шестьсот метров. А вот этот фриц поторопился, потому что от нас до него всего километр. Останавливаю стрельбу и указываю наводчику новую цель. Пять выстрелов и всё готово. Пулемёт, правда, заткнулся уже после третьего, но пару снарядов добавили на всякий пожарный.
А что у нас с пехотой? Правофланговый взвод залёг, а вот два других зацепились за северную окраину Молчаново, и пошли «побираться» по хатам. Ну, в смысле зачистку устроили. А на тракт выскочили два танка БТ, и один из них зачем-то рванул на юг, стреляя из пушки и пулемёта. А вот второй, переехав дорогу, развернулся кормой к Алексеевке и, остановившись, открыл огонь вдоль обочины, поджидая свою пехоту. Которая, судя по ружейной перестрелке, подходила с востока. В атаку на деревушку Заболотье, перешла и пятая рота, но её поддерживало второе орудие, да и мы слегка помогли. Немцы там почти не оказали сопротивления, отойдя к югу. Зато из Анисово роту обстреляли, замедлив продвижение правофлангового взвода, но с расстояния в километр, особого урона из стрелкового оружия не нанесёшь, да и Мишка с расчётом не дремал, отстрелявшись по огневым точкам, а потом и миномётчики подключились. Но они уже стреляли на пределе дальности, так что рассеивание получилось большое. Да и сама деревня не маленькая, поэтому эффект вышел чисто психологический, хотя стрелять фрицы перестали.
Шестая рота на достигнутом не остановилась, а перегруппировавшись, пошла дальше на юг. Атаку теперь возглавил правофланговый взвод, который, даже не заходя в Молчаново, с места в карьер рванул в перелесок, а следом за ним подтянулась и вся рота. Взвод мотокопытных переправился по мосту через реку, чтобы установить контакт с танкистами, а из леса стали выезжать грузовики с ранеными и тылами, и через деревни Сноски и Молчаново отходить в Алексеевку. Видимо иллюзий на успешную оборону никто не питал, и командование старалось как можно быстрее освободиться от обоза. Приказав нам оставаться на месте, комбат ушёл вправо вдоль опушки, а минут через пять, по дороге на Заболотье выехало два газика, один из них с пушкой. Машина с сорокапяткой въехала в деревушку, а полуторка без прицепа повернула налево.
Немцы атаковали пятую роту со стороны Анисово, видимо надеясь выбить её из Заболотья, но во-первых, их было не больше взвода, а наши уже успели организовать оборону, и установить огневые средства. А когда фрицев окончательно прижали пулемётным огнём к земле между населёнными пунктами, в контратаку неожиданно перешёл первый взвод четвёртой роты и захватил Анисово. Причём неожиданно даже для себя. Бойцы подобрались по кустарнику вдоль берега Малой Гжати и сосредоточились в пятистах метрах от деревни в небольшом перелеске. А когда фрицы завязли в атаке, сами перешли в наступление, причём без выстрелов и криков. Крики и маты были уже потом, когда ворвались в деревню и пошла зачистка. Пулемёт на северной окраине всё же был, но начав стрелять, он очень быстро заткнулся, видимо один якут подобрался достаточно близко, чтобы попасть в глаз пулемётчику, а с одним глазом много не настреляешь. Атакующие гансы, попали между молотом и наковальней, причём двойной. Вперёд они продвинуться не могли, отойти взад тоже, а ещё и сверху на них падали мины, как батальонных, так и ротных миномётов. Оставалось только вбок, что эсэсманы с удовольствием и сделали, отползая и перебегая на юг. Но это были ещё цветочки, по сравнению с теми ягодками, которые начались позже. Ягодками для нас. Немцам, конечно, тоже перепало на орехи, но нам прилетело не хило.



Глава 3
Сыр в мышеловке

Головную походную заставу фрицев совместными усилиями хоть и раздолбили, но свою задачу она выполнила. Главные силы не пострадали, а успели развернуться и приготовиться к бою. А немного погодя большая их часть после обходного маневра перешла в атаку. Оборону в километре от Алексеевки заняла передовая пехотная рота с усилением. А вот две другие переправились по мосту через реку, из деревни Слободка, в Вороново и уже оттуда перешли в наступление. Одна рота атаковала вдоль реки фронтом на север, другая на её левом фланге. Условно назову их первая и вторая. Первая эсэсовская рота, атакующая вдоль реки, в лесном массиве встретилась с нашей шестой стрелковой ротой. Наблюдать за их боем я не мог (хоть перелески и перемежались лугами, но деревья и кустарники перекрывали всякую видимость), а вот ружейно-пулемётную перестрелку слышал хорошо, и она хоть и медленно, но смещалась в нашу сторону. Вторая рота немцев двигалась гораздо быстрее, намереваясь обойти наших с фланга. Но когда вышла на открытое место возле деревушки Кресцы, её с дистанции 800 метров, обстреляли станковые пулемёты пятой стрелковой роты, да и Мишкина сорокапятка постаралась. Поэтому немцам пришлось сменить вектор атаки и наступать на Заболотье.
А вот тут они уже начали с артиллерийской подготовки, стреляя из батальонных миномётов. Наши самовары, занявшие позиции ближе к южной опушке, тоже ответили, поэтому на исходные фрицы выдвигались под миномётным огнём. Но «музыка играла недолго», потому что наших миномётчиков накрыла батарея стопяток. Ободренная вторая рота эсэсовцев, выйдя на исходные, весело рванула в атаку. Но не менее весело огребла по самые помидоры, из тех же двух станковых, и десятка ручных пулемётов. А то, что добрая половина из этого десятка была не советского производства, только добавила общего «веселья» в ряды неприятеля. Дистанция уже была 500 метров, поэтому как точность, так и кучность летящих «смертей», увеличилась в разы. Ну и больше сотни самозарядных и магазинных винтовок, добавляли к этой кучности свои проценты. У немцев, конечно, имелись и свои пулемёты, а также и ротные миномёты, но с ними эффективно боролись осколочные снаряды сорокапятки, да и пули из снайперских винтовок тоже. В общем, первая атака сорвалась, под прикрытием миномётного огня гансы откатились в деревушку Кресцы, зализывать раны и перегруппировываться. Наша шестая рота остановилась где-то в лесу, по крайней мере, перестрелка с той стороны хоть и не смолкала, но не приближалась. Немцы на время остановились, наверное, что-то замышляли. Зато на северо-востоке от нас канонада не смолкала, стреляли как трёхдюймовые пушки, так и четырёхдюймовые гаубицы, да и ружейно-пулемётная стрельба не затихала. Под шумок спиливаем деревья, перекрывающие сектор стрельбы. Конечно, маскировка от этого страдает, зато ничего лишнего, «просто бизнес». Да и после того, как по нашей опушке частым гребнем прошлись немецкие стопятки, несколько упавших деревьев погоды не сделают.
— Как у вас тут? — спросил начштаба, спустившись в окоп.
— Отбились пока, товарищ капитан. — Отвечаю я.
— Отбились, это хорошо.
— А что там у нас, на северо-востоке творится, товарищ капитан? Уж больно жаркая там перестрелка.
— Наши окружили в районе Труфаны два батальона эсэсовцев и прижали их к реке. Восточнее, возле деревень Саматы и Фролово, у фашистов ещё один батальон занял оборону, и перекрывает автостраду и перекрёсток дорог, поэтому танкисты не могут там пробиться. А помочь им в этом, наш полк не может. Приходится постоянно атаковать немцев возле Труфанов, потому что как только натиск ослабевает, они тут же переходят в контратаку, пытаясь прорваться на Гжатск. Артиллерия у противника сильная, гаубицы не дают головы поднять, а танкистам противотанковые пушки мешают. А теперь ещё и с юга подкрепления подходят и с каждым часом всё больше… Боюсь, придётся оставлять эти позиции и отходить на восток, город нам всё равно не удержать, зря только полк погубим. — Последнее предложение капитан произносит очень тихо, только чтобы я услышал.
— Просто так отсюда уходить тоже не резон, позиция уж больно хорошая, товарищ капитан.
— Вот и я думаю, что-то сообразить надо, как-то обмануть противника. Пусть он лучше тут в междуречье прорывается, чем вдоль тракта. Сначала завязнет в лесу, а потом ещё и реки придётся форсировать, когда мы мосты взорвём.
— Значит, кому-то приманкой остаться придётся, чтобы фрицев на себя выманить?
— Кому-то придётся. Чуешь о чём я?
— Догадываюсь.
— Четвёртую роту мы сейчас в Алексеевку отведём, она там в оборону сядет, остальные будут постепенно на Молчаново отходить, затем дальше на Алексеевку. Вам прикрывать отход вместе с разведчиками, пусть противник в лес втянется, а потом или по западному мосту проскочите, или бросите пушки и уйдёте через реку в сторону Гжатска, а потом вдоль железной дороги на восток, там и соединитесь с полком. — «Если живы, останемся.» Добавляю я про себя.
— Ну, ты о плохом-то не думай. — Угадывает мои мысли начштаба. — Прорвётесь. Тем более миномётчики только на вас работать будут, да и сапёры до последнего ждать. Командиром у вашего сводного отряда, лейтенант Иволгин. Его разведчики уже и все пути отхода проверили.
— А куда мы денемся? Конечно, прорвёмся. Одно моё орудие остаётся или весь взвод?
— Это как получится, сержант. Если второе орудие отойдёт в вашу сторону, будете вместе, а если нет, то… Ну, ты понял.
— Так точно, понял. — На автомате отвечаю я. — Разрешите готовиться к бою, товарищ капитан.
— Готовьтесь, — закругляет он разговор и уходит.
Хотя особо готовиться и не нужно. Народ и так во всём гужу. У орудия только минимум расчёта, все остальные подносят снаряды. Пока есть время, устанавливаю в отрытых двухместных окопах трофейные пулемёты, справа и слева от орудия и готовлю их к бою. Остальной расчёт чистит от ружейного сала снаряды из ящиков, готовя в основном осколочные гранаты и картечь. Десяток бронебойных мы с прошлого боя так и не использовали, не понадобился. Бригада «ух» должна принести снаряды из зарядного ящика, а они уже в лотках и полностью готовы к стрельбе. Между делом привожу в порядок свой арсенал. ППД я тогда нашёл, причём целый, немного поцарапанный, но это не важно, ещё бы третий диск к нему, и вообще бы всё в ёлочку было. Все пистолеты при мне, ручные гранаты выкладываю из противогазной сумки и оставляю в нише своего отнорка.
Плохо то, что мы остались без тягача. На одной из полуторок уехал комбат, прихватив с собой взвод миномётчиков. Машина так и не вернулась. Ну и весь порожний транспорт использовали для перевозки раненых. После прихода бригады носильщиков, посылаю ездового на поиски тягла, а то полевые кухни мы затрофеили вместе с лошадьми, и где сейчас эти коники, я не видел. В том смысле, что одну кухню, прицепленную к автомобилю я засёк, а вот то, что проезжали конные упряжки, не разглядел. Может в бою и не заметил, но шанс их найти всё же был. Как только ушёл ездовый, начался миномётный обстрел, но доставалось в основном пятой роте. Шестая находилась в лесу, а четвёртая заняла опорный пункт в районе Алексеевки. Потом фрицы попытались пробиться вдоль Гжатского тракта, но не преуспели в этом. Наша четвёртая рота, плюс моторизованный стрелково-пулемётный батальон танкистов, и несколько бэтэшек, неплохой аргумент в пользу «бедных», так что продвинуться в этом месте противнику не удалось. Тогда гансы ударили на своём левом фланге, и ударили крепко.
Видимо к ним подошли ещё какие-то части, и под прикрытием атаки, воевавший с нами батальон перегруппировался, и теперь на пятую стрелковую наступало две немецких пехотных роты, под прикрытием самоходных зениток. И если бы не Мишкина сорокапятка, махре пришлось бы несладко. Двухсантиметровые автоматические пушки, это не пулемёты, а наличие полугусеничного шасси, делало их не только маневренными, но и проходимыми в условиях бездорожья. Конечно, простой транспортёр (считай грузовик) это не бронетранспортёр и пулемёты, в конце концов, справились бы с небронированной техникой, но, — сколько пулемётчиков при этом могло бы погибнуть? Да и немец ни разу не дурак, чтобы использовать зенитные орудия как штурмовые. Впереди продвигалась пехота, а вот зенитки следовали в ста метрах позади, расстреливая наши огневые точки. Эсэсовцы наступали на Заболотье по сходящимся направлениям, одна рота с юго-запада, вторая с юго-востока, а вот в промежутке между ними (чуть сзади), продвигалось две зенитных установки, но уже с юга. Ещё по одной, следовали за ротами. Пятая рота спаслась буквально чудом, да и то только потому, что её отход остались прикрывать раненые и добровольцы. Зенитки, в конце концов, подбили, но крови они попили, да и артподготовка сделала своё чёрное дело. Наши миномётчики поставили заградительный огонь, но судя по сериям разрывов, стреляло всего четыре миномёта, поэтому удалось придержать только ту роту противника, которая наступала с юго-востока. Эсэсовцы же наступающие с юго-запада, хоть и медленно, но продолжали атаку, поэтому пятая стрелковая и попятилась на северо-восток, отходя на Молчаново. Отход также прикрыла шестая рота, обстреляв противника с фланга, ну и в самый кульминационный момент боя, из Анисово, по левофланговой роте фрицев, ударил первый взвод. До рукопашной дело не дошло, обстреляв противника с окраины деревни, взвод только обозначил атаку, а затем вернулся обратно, но и этого хватило. Фрицы вынуждены были остановиться, благодаря чему, полуторка со вторым орудием нашего взвода ПТО, успела выскочить из деревни. А вот безумную гонку бешеного «джихадмобиля», беглым огнём прикрывает уже моя пушка.
Благое дело безнаказанным не осталось, в ответку уже по нам прилетело из немецких трёхдюймовок. Так что как только полуторка с пушкой скрылась в лесу, прекращаем стрелять и ныкаемся по щелям. Хорошо, что успели окопаться в полный профиль, и осколки снарядов кромсают в основном землю и деревья в лесу. Насчёт потерь личного состава пока непонятно, сижу в своём отнорке и не высовываю носа на улицу. Кончится обстрел, тогда будет понятно, что к чему. Закончив ровнять нас с землёй, фрицы для профилактики прошлись по опушке, а потом перенесли огонь в глубину. Вылезаю из своего укрытия, и обхожу огневую, выясняя последствия. Бойцы постепенно выбираются из ровиков, и без команды занимаются восстановлением разрушенного. Орудие в порядке, провожу перекличку. Почти все на месте, не откликнулся только один из подносчиков. Пошли искать. Всё, что осталось от парня, нашли в тыловой стрелковой ячейке. Хотя теперь это скорее воронка. Фугасный снаряд рванул рядом, и окоп, который должен был спасти солдата, по закону подлости стал для него могилой. Назначаю двоих человек, похоронить бойца прямо в его последнем окопе, все остальные на позициях.
Подошли носильщики, принесли остатки боекомплекта. Перераспределяю людей и занимаю своё место. На флангах у нас нештатные пулемётчики Малыш и дядя Фёдор с помощниками, все остальные возле орудия. Захватив Заболотье, эсэсовцы начинают атаковать Анисово, но обламываются. Шестая стрелковая рота начинает сабантуй, открыв огонь из всех видов оружия, и неожиданно для фрицев отходит. Немцы пытаются преследовать, но сначала нарываются на заградительный огонь миномётной батареи, а потом и успевшая занять оборону пятая стрелковая, пропустив через свои боевые порядки товарищей по оружию, встречает противника организованным огнём. Отбив атаку, все наши отходят через реку, и усиливают оборону в районе Алексеевки, надёжно перекрыв Гжатский тракт. Пока в рядах эсэсовцев шла неразбериха, первый взвод быстренько огородами свалил из Анисово на север и занял свои прежние позиции на опушке леса. Мы со своей пушкой молчим, нету нас, накрыла артиллерия противника. А немцам пришлось побегать за двумя зайцами. Сначала они продолжили атаку на Анисово, всё «по науке», после миномётного обстрела и остальных «организационных мероприятий» пехотная рота всё-таки заняла деревню. Потом началось наступление на Молчаново, и там фрицев также ждал успех. Но «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…», когда эсэсовцы попытались захватить мост через реку, то он вместе с «захватильщиками» взлетел в воздух, а с другого берега реки, по противнику удачно отработало несколько пулемётов и десятка три винтовок, а также миномётная батарея. В общем, без потерь тут не обошлось, и вместо ушастого, гансы поймали колючего, прямо в пасть.
— Как у вас с потерями? Все живы? Орудие цело? — Вместо приветствия начал задавать вопросы Иван, когда пришёл вместе с лейтенантом Иволгиным к нам на огневую позицию.
— Один человек убит, остальные в порядке, орудие цело, боекомплект в наличии. — Отвечаю я, не растекаясь мыслью по древу.
— Кто? — после вздоха облегчения спрашивает взводный.
— Красноармеец Шиманский Андрей. Документов не нашли, прямое попадание в стрелковую ячейку, там и похоронили.
— Понял, укажу в рапорте.
— А хорошо ты тут устроился, товарищ сержант, и пулемёты у тебя есть. В общем, на тебе левый фланг нашей обороны, будешь контролировать огнём сектор от деревни Сноски на востоке, до Заболотье на юге. — Вступает в разговор Иволгин.
— Многовато будет, — присвистнув, отвечаю я. — Пехоты бы добавить.
— А я тебе людей не рожу, сержант. У меня на два взвода, два километра линии обороны, так что справитесь своими силами. Да и долго сидеть тут, мы не будем, отобьём одну атаку и отходим.
— А если не отобьём? — не сдаюсь я.
— Не отобьём, значит тут все и останемся, и за нас отомстят. И вообще, надоел ты мне, артиллерист. Приказ понятен?
— Да.
— Выполняйте. — Берёт под козырёк командир отряда.
— Есть, — ответно отмахиваю я правой рукой.
— Лейтенант, разберись со своим, не дойдёт, принимай тут командование, а я пошёл, у меня и так дел полно. — С раздражением бросает нам разведчик и уходит.
— Хотел у тебя людей одолжить, во втором расчёте потери, но вижу, задач вам нарезали на целый взвод с усилением. Так что своими силами управимся. — Начинает разговор Ванька. — Ты, на Иволгина не обижайся, он первый раз в такой ситуации, да и не для его взвода эта задача.
— А какая у нас ситуация? — продолжаю ворчать я, оглядывая окрестности.
— Сам понимаешь, колечко, обошли нас со всех сторон.
— Понимаю, но вроде разведчик, больше моего понимать должен, как по тылам противника шустрить.
— Разведчик, но полковой, а они по тылам врага не ходят, не их профиль.
— Так и мы не ходим, чувствую, бегать придётся. Пушку вот только бросать жалко. На руках мы её далеко не укатим.
— А я разве не сказал? Нашлись лошади, правда не артиллерийские, обозные, но выбирать не приходится. Ваш передок загрузят и упряжка подъедет.
— Вот с этого и надо было начинать, а то развели тут демагогию, понимаешь.
— Ладно, проехали, если бронетехники у противника не будет, из орудия сразу не стреляй, работайте из карабинов и пулемётами, пехоту лучше подпустите на картечный выстрел, а остальное ты и сам знаешь. В общем, разберётесь, а я побежал.
Взводный уходит, а мы остаёмся на позициях и ждём очередную атаку противника. Немцы в который уже раз перегруппировались и перешли в наступление, но на этот раз действовали гораздо осторожней и начали с разведки боем. От каждой роты в атаку пошло по одному взводу. Сначала не повезло тому, который продвигался недалеко от реки, по нему прилетело с правого берега. Как из пулемётов, так и из миномётов, как только он выбрался на открытую местность, поэтому враг тут не прошёл. Гансы в этом месте больше не полезли, а развернулись и смотались обратно.
Зато наступающие из Анисово и Заболотье, продолжили не спеша продвигаться вперёд. Наши снова повторили оправдавший себя приём, с четырёхсот метров открыли беспорядочную стрельбу из винтовок и парочки ручных пулемётов. На фоне которой редкие выстрелы из снайперских винтовок, казались неразличимы, зато эффективны. Но и немцы тоже не пальцем деланные, сразу залегли и открыли ответный огонь, не только наступающие взвода, но также тяжёлые пулемёты с исходной позиции. Не остались в стороне и батальонные миномёты, произведя короткий огневой налёт по опушке, под прикрытием которого, подтянулись основные силы двух рот и перешли в атаку. Началась немецкая артподготовка и по позициям наших, на правом берегу Большой Гжати, но мне уже было не до того, немцы атаковали всем батальоном. Сбывался самый худший сценарий, предсказанный мной, и хотя на нашем фланге наступала неполная рота, но два взвода обученных головорезов, это всё-таки многовато. Если бы у них не было поддержки батальонных миномётов, ещё бы пободались издалека, а с поддержкой чревато, поэтому отдаю приказ.
— Без команды не стрелять, — и пока есть возможность, ждём, а заодно продумываю варианты.
С какой же дистанции лучше открыть огонь? Осколочными гранатами можно стрелять и сейчас, но по нам сразу прилетит ответка из миномётов или орудий, это как повезёт. Картечью с четырёхсот метров, но это максимальная глубина поражения, поэтому ждём до трёхсот. Меж тем, с основной линии обороны работают уже все огневые средства, включая и сорокапятку, а мои бойцы начинают с беспокойством поглядывать на меня. Чтобы отвлечь людей, распределяю цели. Малышу, а он слева от пушки, достаётся взвод, наступающий на левом фланге. Феде, взвод противника, идущий прямо на нас, туда же направлен и ствол орудия, заряженный картечью. Фланговый взвод вошёл в рощу «треугольная», центральный слегка замедлился, но движения не остановил. Поэтому жду, когда противник выйдет из леса и спокойно закуриваю. Бойцы просто офигевают от такого моего нестандартного мышления, но успокаиваются. А немцы наоборот, начинаю нервничать (не от того, что я закурил а…) потому что по ним никто не стреляет. И начинают беспорядочную пальбу. Это уже хорошо, не видя целей, только зря патроны пожгут, а носимый боекомплект он не бесконечный.
После двух глубоких затяжек, спокойно тушу папиросу (кто бы знал, чего мне стоило это спокойствие) и продолжаю наблюдение в бинокль, хотя всё видно и невооружённым взглядом. Двести пятьдесят метров… Двести…
— Командир?… — У Кешки глаза уже, как у его тёзки — попугая из мультика.
— То-овсь! — Поднимаю вверх правую руку, не отрывая взгляда от опушки рощи…
— Пли! — И понеслось. Взвод эсэсовцев, когда-то наступающий на нас с юго-востока, мы смели кинжальным огнём из пулемёта, а также картечью. И если пулемёт дяди Фёдора иногда замолкал, меняли ленты и перегретый ствол, то сорокапятка работала со скоростью выстрел в четыре секунды не прерываясь. Что с расстояния в 150 метров, было смертельно для полусотни захватчиков. Относительно повезло взводу, высунувшемуся из рощи, по нему работал всего один пулемёт, да и расстояние превышало четыреста метров, но ненадолго. Оставив Федю добивать подранков, переносим огонь на новую цель, и теперь уже осколочными гранатами, пропалываем ряды неприятеля. После прополки переходим к окучиванию, а дядю Фёдора с напарником я отправляю вдоль опушки на север. Если что прикроют наш отход.
Приехавший водитель кобылы, доложил о прибытии, поэтому шанс оторваться от преследования и не бросать орудие, у нас появился. В который уже раз, осмотрев окрестности, и не заметив в своей зоне ответственности ничего опасного, нахожу новые цели и, развернув орудие, выпускаем остаток осколочных снарядов по пулемётам противника в деревне Заболотье.
— Командир, ракета над лесом. — Предупреждает меня кто-то из бойцов.
— Понял, — отвечаю я и смотрю в небо. Ага, зелёная — общий сигнал отхода.
— Остаток снарядов на позиции? — Спрашиваю я у снарядного.
— Четыре осколочных и десять бронебойных — отвечает боец.
— Осколочные добить, остальные в зарядный ящик. Передки на батарею! — Отдаю новую команду, а тем временем готовлюсь к отходу, собирая своё вооружение и имущество.
— Стрельбу закончил. — Докладывает Иннокентий.
— Стой. Отбой. Прицепить орудие. Уходим. Емеля, прикрываешь.
Цепляем пушку и, задав направление отхода, контролирую исполнение команд. Высвистав Малыша и оставив в ящике из-под снарядов «сюрприз», ухожу с огневой последним. Пройдя мимо позиции дяди Фёдора, забираю пулемётчиков, и вместе с ними углубляемся в лес, следом за передком с орудием. На отход нам немцы подарили пятнадцать минут, во время которых усиленно обстреливали опушку, а потом видимо пошли в атаку, потому что артподготовка прекратилась и началась пальба из стрелкового оружия. За это время можно добежать до Канадской границы, вот мы и добежали, до Минского шоссе на западной опушке. Два километра могли пробежать и гораздо быстрее, но упряжке с орудием приходилось петлять между деревьями, зато проезжая по лесным полянам, лошади шли на рысях. По дороге никого не потеряли, зато прибыли в самый разгар военного совета, на котором три лейтенанта мерились своими кубиками на петлицах. Мериться получалось не очень, у каждого их было по два, и должности были одинаковые, командир взвода. Решали две проблемы. Кто будет самый главный начальник? И в какую сторону податься? На запад по мосту через реку, а потом направо в Гжатск, или сразу на север, но тогда придётся «купаться». Бродов разведчики не нашли, так что пушки приходилось бросать и выбираться налегке, а ещё выносить на себе раненых. Через мост можно было прорваться, но на той стороне реки были немцы. Немного, но и нас не батальон. И даже не рота, так как в строю оставалась половина от некогда полноценных взводов, хотя первый взвод четвёртой роты немного пополнился людьми, из пехотного прикрытия зенитного орудия. Разведчики «пешмергой» побрезговали, но оружием поделились.
Долго спорить и рассуждать не дала приближающаяся с юга стрельба из пулемётов и карабинов, а также сапёры, которым не терпелось рвануть переправу (этим пионерам лишь бы взрывать). Поэтому решаем идти на прорыв через мост. Повлиял на такое решение ещё и командир зенитного (а по совместительству противотанкового орудия), который тоже не хотел бросать свою пушку, и обещал прикрыть нашу атаку артиллерийским огнём. Накоротке «разработав план операции», приступаем к его осуществлению. Зенитка открывает огонь по разведанным целям на опушке рощи справа от шоссе, под прикрытием которого пехота вместе с разведчиками начинает атаку. Моё орудие поддерживает их «огнём и колёсами», расстреливая обнаружившиеся в ходе атаки, огневые точки противника. Проскочив мост, следуем дальше, прямо по автостраде. Махра нас обогнала и устремилась вперёд, но это не страшно, так как бегущих пехотинцев, на рысях догоняет вторая наша сорокапятка и, обогнав, занимает позицию слева от шоссе. Пехота тоже далеко не идёт, а как договаривались, занимает оборону на обочине просёлочной дороги, пересекающей автостраду, в пятистах метрах от моста. Разведчики уходят направо, зачистить рощу от недобитков, а заодно проверить и прикрыть дорогу. Упряжка с передком, и ещё одна пароконная повозка с боеприпасами, догоняют нас в двухстах метрах от моста. Пока мы цепляем орудие, нас обгоняет полуторка с неходячими ранеными, и следующая за ней санитарная повозка (в ней уже в основном ходячие, которые дальше пойдут пешком). Обоз с трёхсотыми сворачивает на просёлок вправо, мы, проскочив вперёд метров триста, влево. Позицию занимаем в «микророще» возле шоссе, а через пять минут к нам присоединяется и второе орудие, заняв огневую неподалёку.



Глава 4
В 110-й стрелковой

Сигналом к отходу должен послужить взрыв моста, это будет означать, что и «зенитные противотанкисты», также переправились через реку. У нас всё получилось, почти. Удалось прорваться и вывезти раненых. Но своей атакой мы разворошили муравейник и после того, как мы сбили боевое охранение противника, фрицы решили отыграться и принялись за нас всерьёз, решив, захватить мост. Только удерживать переправу нам никакой нужды не было, да и её минуты уже были сочтены. Так что, услышав за спиной рёв двигателя транспортного тягача, и лязг его гусениц, открываем по наступающим фрицам беглый огонь, и перекатами, прикрывая друг друга, отходим на юг. Вместе с нами отходит и та часть стрелкового взвода, которая занимала оборону слева от шоссе. Так что наши невеликие силы разделились. Большая часть пехотинцев и разведчики ушли на север, а как выяснилось вся артиллерия — на юг. Может быть фрицы, и ломанулись бы в погоню за нами, но их основной целью был мост, и они его захватили. А то, что какие-то большевики при этом разбежались, так это никого не волнует. Правда, радость была недолгой, ровно до того момента, как догорел бикфордов шнур, и остатки моста вместе с захватившими его гансами, сначала взлетели в воздух, а потом обрушились в реку. Мы остановились только в километре от автострады, в небольшой деревушке Зайцево, там собрали всех, кто отошел с нами, дождались темноты и отправились в дальнюю дорогу.
Двигаемся по азимуту строго на юг. Не совсем по прямой, но если просёлочная дорога шла в нужном направлении, то ехали по ней, если позволяла местность, перемещались прямо по целине. Лошадь не грузовик, не забуксует. А СТЗ-5 тот вообще на гусеницах и для него только болото проблема. Первый час катили довольно быстро, большую часть снарядов перегрузили в кузов тягача, там же были все, кто смог вместиться как на платформу, так и взгромоздиться на зенитку. Наши артиллеристы ехали на передках орудий и в повозке. Так что скорость километров десять в час удалось выдерживать. Удачно переправились через Малую Гжать возле деревни Уварово, разузнали дорогу и двинулись на восток. Лошади стали уставать, так что пришлось их разгрузить, и часть народа пошла пешком. Да и до Гжатского тракта тут было недалече (всего шесть кэмэ), а переправиться через Большую Гжать можно было у деревни Покров, там же и через тракт проскочить. Не о какой скрытности речи не было (звук мотора и лязг гусениц выдавали наше присутствие), так что ехали в наглую, с включенными фарами и без всякой маскировки. Правда впереди шёл дозор с пулемётом и парой автоматов, а замыкало колонну отдыхающее в кузове отделение. Менялись через каждые полчаса.
Проскочили мы через реку и через тракт почти без проблем, был небольшой бой, но обошлись стрелковым оружием и без потерь. Нам повезло, в близлежащих населённых пунктах расположились на ночлег тыловые подразделения противника, и перед прорывом мы остановились в деревне Старики, за две с половиной версты до реки. Информацию о переправе и противнике мы получили, с «пристрастием допросив» местных жителей. Поэтому разведку высылать не стали, а сразу разработали «план операции» и приступили к его осуществлению. Вперёд на двух подводах отправилась группа захвата, с проводницей по имени Снежанна, основные силы должны были выдвинуться через четверть часа. В группу захвата моста вошли я, Малыш и несколько Карлсонов из пехоты, вооружённые пулемётом, автоматами, карабинами и гранатами. После того, как Снежка довела нас до места, всё обстоятельно рассказала и показала, её вместе с одноконной телегой отпустили обратно, а сами подобрались к переправе с двух сторон и стали ждать. Когда к реке, гремя и лязгая гусеницами, сверкая фарами, приблизился наш тягач, охрана забеспокоилась, но мы их сразу успокоили, закидав окопы перед мостом гранатами и стреляя из автоматического оружия. Караульщиков на другом берегу, разогнали уже очередями из пулемёта и нескольких автоматов, прямо из кузова транспортёра. Пропустив передки с пушками, закидываем в повозку трофеи и отходим в арьергарде. Километра два пришлось уходить на рысях, как лошадям, так и бойцам. Остановились и отдышались мы только на опушке леса, где по обе стороны от лесной дороги, установили сорокапятки, чтобы отсечь возможный хвост. Пока где-то впереди транспортёр боролся с дорогой, мы осчастливили преследователей десятком осколочных выстрелов, и стрельбой из пулемёта, а несколько гранатных растяжек я и Емеля установили уже на просёлке в лесу, запрыгнули в поджидавшую нас повозку и догнали своих.
Ещё одну реку Воря, перешли по мосту возле деревушки Дор, в ней и заночевали. В том смысле, что встали на днёвку, потому что все уже валились с ног, как люди, так и кони. За ночь мы отмахали около тридцати вёрст и, несмотря на то, что марш совершали комбинированным способом, после дня напряжённого боя нужно было прийти в себя. Распределив дежурства, счастливчики завалились спать, ну а часовые принялись бдить. Поспали, привели себя в порядок, и ближе к вечеру продолжили рейд на восток, по пока ещё нашим тылам. Шли через Басманово, Кусково, Раево, невольно отклоняясь на юго-восток, и на днёвку встали только в селе Передел, отмахав километров сорок с гаком. Лошадям требовался отдых, да и транспортёр-тягач нуждался в Т. О. и заправке горюче-смазочными материалами, благо двигатель у него был многотопливный, и заправить можно было любое горючее, а как сказали местные жители, в селе имелись механические мастерские и не только, так что зависли мы тут почти на весь день. Отдохнули, почистили вооружение, заправили технику, а главное разжились транспортом, «прихватизировав» полуторку, которую нашли в мастерских, и поехали дальше.
За время своего «драп нах остен», мы не встретили как своих войск, так и противника, и видимо расслабились, хотя и не совсем. Переправившись через очередную реку возле Никитского, мы свернули на просёлок, идущий в деревню Ступино, и попали «ногами в жир». В арьергарде у нас (чтобы не разрушать дорогу перед колонной) ехал тягач с зениткой, в кузове которого находился расчёт и почти вся пехота. Перед ним «пылил» ГАЗ–АА, с расчётами нашего взвода. Сразу перед нами, ехали упряжки с орудиями, на облучке которых сидели возница и наводчик. Ну и метрах в трёхстах впереди, на расстоянии зрительной памяти, на повозке следовал головной дозор, который в случае опасности, должен был предупредить основные силы. Наш грузовик только выезжал из очередного перелеска, когда я узрел следующую картину. Повозка с головным дозором чуть ли не на двух колёсах разворачивается на дороге, и на рысях летит в нашу сторону, а следом за ней гонится мотоцикл с коляской. Стучу по кабине, и пока расчёты спешиваются, и бегут к сорокапяткам, Емеля устанавливает пулемёт прямо на крыше кабины, а я корректирую стрельбу. Огонь Малыш открывает, когда до противника остаётся метров триста, и попадает, потому что байк сначала идёт юзом по скользкой от грязи дороге, а потом опрокидывается. С двумя другими тарахтелками, расправляются пушки. Не медля ни секунды, отправляемся на зачистку, под прикрытием снайпера и пары орудий. Мы с Малышом и ещё двумя артиллеристами вдоль дороги. А отделение «пешмерги» отворачивает вправо и идёт проверить деревню. Командует ими толковый комод, поэтому не отвлекаюсь и делаю свою работу. Первый экипаж евробайкеров мы проконтролировали довольно быстро, а вот с двумя другими пришлось повозиться. Правда, недолго. Бегать от снайпера занятие утомительное, а от снайпера и пулемётчика — вдвойне. Поэтому пара гансов умерла уставшими, двое устать не успели, а все остальные померли ещё раньше. Проконтролировав жмуров, занимаем позицию и ждём хлопцев из деревни. А когда они возвращаются, приступаем к сбору трофеев. Пулемёт, автомат, несколько карабинов и пара пистолетов. А главное патроны и гранаты. Ну и приварок к ужину или завтраку будет неплохой. Не пойдём же мы раздавать по деревне тушки гусей и кур а также остальное сало, всё, что намародёрили фрицы. Они прихватизировали у местного населения, а мы затрофеили у врага. Один мотоцикл оказался целым и даже завёлся, поэтому всё барахло скидываем в повозку, сливаем бензин с остальных байков и, подпалив их, уходим. Теперь в головном дозоре у нас нормальная техника, так что при наличии пулемёта, мы уже не головной дозор, а целая ГПЗ, для нашего небольшого отряда.
За рулём БМВ я, в коляске дядя Фёдор, ну и на заднем сиденье ещё один «фриц» из нашего взвода. Очки, плащи и каски пришлось позаимствовать у бывших владельцев, так что теперь мы вылитые гансы. Зато движемся гораздо быстрее. Карты у нас нет, и если дорога заводит в тупик, или становится непроезжей, разворачиваемся и, возвратившись назад, быстро находим объезд. Есть, конечно, одна проблема, можно нарваться на своих, но те, что скрываются по лесам, скорее всего убегут, или сдадутся переодетым немцам в плен. А те, что не испугаются, сами попытаются захватить «одинокий байк». Дальше наш путь проходит через Брюхово, Егорье, Благовещанское, Дуброво, Агрофенино, Совьяки и заканчиваем свой рейд в лесу, на северо-востоке от города Боровск. Там мы и встретились, с подошедшими частями 110-й стрелковой дивизии, в «девичестве» 4-й ДНО, сформированной из ополченцев города Москвы.
Как выяснилось в дальнейшем, людьми дивизию укомплектовали по полному штату, причём как годными, так и не годными к строевой службе, а вот грамотных специалистов по артиллерийскому и миномётному вооружению не хватало. Мало было также автоматического и противотанкового оружия, вот и собирали с бору по сосенке, везде, где можно. И если с дивизионной артиллерией, было всё более-менее нормально, то вот с полковой, имелись проблемы. Да и до полного штата, дивизию пополнили только в конце сентября, причём пополнение было не обучено. Москвичи-добровольцы, хоть и сильные духом, но вот здоровьем, похвастаться могли не все. Многие уже в годах, кто-то воевал ещё на первой Мировой, но они хоть стрелять умели, а кто-то вообще винтовку в руках не держал. Так что боеготовность дивизии оставляла желать лучшего.
1291-й стрелковый полк, в который мы влились после небольшой проверки, также не являлся исключением из правил, в нём была только батарея 76-мм полковых пушек, и всего две сорокапятки на весь полк. Зато вместе с нашим взводом, получилась целая батарея ПТО. Миномёты, правда, я заметил, как батальонные калибра 82-мм, так и полковые 120-мм. В ротах было и некоторое количество пятидесятимиллиметровых миномётов, что хоть отчасти компенсировало недостаток автоматического оружия, ну и зенитку у нас чуть ли не с руками оторвали в 695-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. Пехоту также раскидали по подразделениям. Себе мы отжали только хитрого якута, записав его в ездовые, ну и сам Федотов не стремился расставаться с однополчанами.
Мы вышли из окружения в составе соединения, сохранив боевую технику, вооружение и личное оружие. Захватили трофеи, ну и по сложившейся привычке, собирали немецкие жетоны и зольтбухи, когда представлялась такая возможность. Единственный «офицер» у которого было командирское удостоверение, а так же список личного состава, заверенные подписью комбата и печатью полка, подтвердил наши данные. А то у всех остальных, никаких документов, удостоверяющих личность, не было. Единственное исключение, это комсомольские и партийные билеты. Но коммунистов в наших рядах было всего двое. Комсомольцев немного больше, но тоже не сто процентов. Рай для диверсанта, переодел группу в красноармейскую форму, и ходи, где хочешь, делай, что хочешь. Вот и бродили толпы диверсантов противника по нашим тылам, выполняли свои диверсантские задания. Такие группы, в конце концов, вычисляли, ловили, потом по законам военного времени, исполняли. Отсюда потом и пошли сказки про 3,5 мильёна расстрелянных красноармейцев, которые вышли из окружения. А тупорылые учителя истории (жертвы ЕГЭ или аборта), рассказывают эти сказки ученикам. Учителя это цветочки, неадекватных не так уж и много. Зомбиящик качественно засирает мозги, ну и «великие гении» кино шлёпают свои «шидевры» на государственные деньги. Чей только заказ выполняют эти твари, непонятно. Так что разоружать нас никто не стал, «специально обученные люди» быстренько всех опросили, сверили показания (измерили, взвесили, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, составили протокол и расстреляли), потом распределили по подразделениям и поставили на все виды довольствия. Наш взвод влился в батарею ПТО полка, в полном составе, во главе с командиром. Воевать, правда, придётся под командованием другого комбата, но это уже не мои проблемы, пусть с ним взводный свои проблемы решает, а меня сейчас «Фокс интересует», он же старшина батареи.
Расспросив батарейцев, где мне найти старшину и как он выглядит, пошёл в указанном направлении. А то судя по экипировке, вещевое снабжение в дивизии было налажено на хорошем уровне, а мы поистрепались, да и как-никак старшина на батарее второй человек после комбата, много чего от него зависит, начиная от жрачки и боеприпасов, и заканчивая обмундированием и остальным хабаром. Насчёт бани можно только помечтать, но от этого мы не страдали, успели помыться на днёвке в одной из деревень, во время нашей ретирады. А вот поменять форму, бельишко, а особливо портянки, оно бы не помешало. Да хотя бы тот же материал на подшиву раздобыть, и самый главный дефицит в армии — иголки и нитки. Кстати, насчёт подшивы анекдот вспомнил.
«Сидят, значит, три девицы нетяжёлого поведения в кабаке, расслабляются после "смены», ну и травят байки, какие с ними интересные случаи произошли под Новый год.
Сначала свою историю рассказала одна.
— Снял меня как-то один клиент на всю ночь, привёз на съёмную квартиру, я его хорошенько всеми способами удовлетворила, утром он меня проводил, хорошо заплатил, да ещё и новенький смартфон подарил.
— Ну, это ерунда, — молвила вторая, — вот у меня случай был. Снял меня один олигарх, отвёз в дорогой отель, сутки мы с ним кувыркались, а потом он мне свою машину подарил.
— Да врёшь ты всё, Люська! — не выдержала третья. — Вот у меня сюрприз был, я его как вспомню, так утекаю вся.
Сижу значит я дома под Новый год, жду постоянного клиента. Звонок в дверь. Открываю. В квартиру врывается существо, грязное, вонючее и зелёное. Первым делом бежит на кухню, быстро сжирает всё, что есть в холодильнике, сыто отрыгивает. Вихрем проносится по всем комнатам, выпивает все спиртосодержащие жидкости вплоть до духов. Ставит меня в позу бобра, долго имеет в обе дырки, забирает простынь и убегает.
— А простынь-то тебе зачем, — только и успеваю крикнуть я вслед убегающему по лестнице чудовищу.
— А это мне на подшив-у-у… — доносится снизу."
Лишь бы этого старшину в позу бобра не пришлось ставить. И человек чтобы хороший попался. Хотя бойцы почему-то старшину Панас Мойшевичем зовут, то ли прикололись, то ли и правда такое странное сочетание. Ну, так в армии ещё и звания существуют, дабы не вводить начальников в краску, а подчинённых не ставить в неловкое положение. Старшину я нашёл по запаху, в перелеске, там, куда меня и послали весёлые хлопцы, доберусь я до них, повеселятся они у меня, ох и научу кого-то «свободу любить». В батарее народу немного, найдётся и на весёлых свой находчивый. Колоритного типа мужик, сидел на пеньке возле пароконной повозки, и смачно чем-то закусывал. Судя по запаху, он ел самую кошерную пищу — сандвич с салом. Почему я подумал, что пища кошерная? А потому что на пеньке сидел явный представитель еврейского народа, чёрные волосы, карие глаза и выдающийся шнобель, не вызывали сомнений в его идентификации. Не хватало только пейсов и ермолки. Зато под носом росли усы, а-ля Тарас Бульба, ну а поясной ремень было неудобно затягивать на пивном животе. Шёл я как обычно, неслышно ступая по хвое, и если бы меня не подвел живот, который заурчал в самый ответственный момент, я бы успел подкрасться и незаметно стыбздить шмат сала, который лежал на пеньке рядом с ортодоксом. Но меня услышали чуткие уши, заметили зоркие глаза, жадный рот заглотил, оставшуюся половину трёхслойного бутера, а загребущие руки шустро убрали сало в командирскую сумку. И всё это одновременно. Сглотнув тягучую слюну и кинув руку к пилотке, представляюсь по всей форме.
— Товарищ, старший сержант, — разрешите обратиться? Помощник командира противотанкового взвода сержант Доможиров.
— Шо вы хотели, тавагищ Доможигов? — игнорируя звание, спрашивает старшина, вставая с пенька и стряхивая хлебные крошки с живота.
— Я пришёл насчёт котлового довольствия узнать, а то люди с утра не жравши, а обед уже кончился, — где мы можем сухой паёк получить?
— А вас уже поставили на давольствие? Документы есть?
— Должны были поставить, командир взвода этим занимается.
— Вот пусть командиг взвода с гасходом и подходит, если всё нагмально, вечегом накогмим. Шо-то ещё, а то у меня дела.
— Да нет, — замялся я.
— Тогда можете быть свободны, товагищ Доможигов.
Хрена себе, размышлял я, возвращаясь «не солоно хлебавши» к своим, «вот так сходил за хлебушком», вроде и не послали, а появилось такое чувство, что накололи. Больше всего я жалел, что не удалось умыкнуть шматок сала, желудок обиженно урчал, но пусть обломается, сам виноват, спалил меня на самом интересном месте. Вчера нас никто кормить не собирался, мурыжили своими проверками, сегодня до обеда решали, — что с нами делать? А невеликие запасы съестного, мы ещё вчера и подъели, так что утром после витаминного чая, вот уже полдня урчим животами. Подождём до ужина, а там видно будет, кому морду набить, а кому спасибо сказать, и пусть попробует этот бандеро-еврей с сухпаем обломать, рога я ему точно обломаю, или пистолет подарю, нехай стреляется.



Глава 5
В боях под Боровском

Пока было время и возможность, я скорешился с бойцами другого взвода нашей батареи, и из разговоров с батарейцами узнал много нового про дивизию. Получилось так, что десятого октября полк отправили со станции Селижарово, и через Москву, он прибыл под Наро-Фоминск. Разгрузился на станции Балабаново, и на следующий день, совершив марш, сосредоточился в лесу северо-восточнее Боровска, где мы и повстречались. В Балабаново разгружались только передовые подразделения дивизии, все остальные, по мере прибытия, подтягивались вплоть до 13 октября, а 1287-й полк и тылы, были ещё где-то на Селигере или в пути.
Как сообщили по солдатскому телеграфу, дивизионная разведка ходила в город, и обнаружила там около роты немцев. В ночь с 13 на 14 октября, фрицев из городка выбили, «махра» справилась одним батальоном, без помощи артиллерии, так что дивизия занимает оборону одним полком севернее Боровска, а наш полк северо-восточнее города, по берегу реки. Правда, уже на следующий день, немцы ударили двумя полками при поддержке танков и, прорвав оборону 5-й дивизии народного ополчения, захватили единственный мост через Протву, а к концу дня, заняли весь город. Оставшись без снабжения и артиллерии, батальоны 5-й ДНО, отошли за реку юго-восточнее города, и там приводили себя в порядок. Пятнадцатого октября немцы стали теснить нашу дивизию от города, но контратакой прибывшего к исходу дня батальона из 1287-го полка, ситуацию удалось стабилизировать. Шестнадцатого числа, пришёл приказ отбить город обратно, и мы попытались это сделать. Попыток было целых три штуки, но все они кончились с большими потерями, и не принесли никакого результата.
В одной из них принял участие и наш взвод, поддерживая пехоту огнём и колёсами. После десятиминутной артподготовки, батальон, с которым мы взаимодействовали, поднялся и пошёл в атаку прямо с опушки леса. Наступали на северо-восточную окраину города. Видимо для обеспечения скрытности, нейтралка получилась километра полтора шириной, так что немцы пока не стреляли, и стрелковые цепи шли вперёд довольно быстро. Мы также покатили свои орудия, следуя в центре боевого порядка за одной из рот, правда, сразу же отстали, потому что, выкатив пушки с лесной опушки, попали на паханину, а прошедшие накануне дожди, добавили нам «веселья». По пахоте и так-то идти нелегко, а если ещё что-то толкать, то задача усложняется вдвойне, а то и втройне. Сорокапятка, пушка хоть и не самая тяжёлая, а точнее самая лёгкая из наших артсистем, но и пятьсот с лишком килограмм, превращаются в полторы тонны, если их не катить по асфальту, а практически тащить на руках. Через пять минут мы были все перемазаны, пушка тоже напоминала комок грязи, особенно колёса, которые из дисков, превратились в шары, и хоть мы и постоянно счищали с них липкую субстанцию пехотными лопатками, но буквально через пять, десять метров, всё повторялось, да ещё и идти нужно было в горку.
В общем, отстали мы прилично, не улучшило положения даже и отделение стрелков, выделенное нам в помощь, а вот жизнь и здоровье, как нам, так и мужикам, это отставание спасло. После того, как наступающие цепи батальона, миновали гребень возвышенности и стали спускаться к реке, фрицы, подпустив их шагов на пятьсот, открыли шквальный, ружейно-пулемётный огонь. А когда наши залегли, ударили из миномётов и пушек, так что скоро пехота побежала обратно. Видеть бой мы могли, а вот чем-то помочь, ещё нет, пушка была за гребнем, так что стрелять прямой наводкой было невозможно, а непрямой бесполезно. А вскоре это стало не актуально, так как убегающая толпа, была уже в тылу нашего орудия, сопровождаемая пулемётными очередями и разрывами мин. Как-то незаметно, потерялись и наши помощники, так что катим свою «чумазуху», теперь уже обратно.
Что тому послужило причиной, то ли то, что мы спускались под горку, то ли разрывы мин и снарядов неподалёку. Но назад мы свалили быстрее, чем тащились вперёд. Комбат, правда, наехал на взводного, размахивая пистолетом, пытаясь свалить свою неудачу на нас, но не на того напал.
— Товарищ капитан. А где ваши бойцы, которые должны были нам помогать катить орудие? — спокойно спросил у него Ванька.
— А где поддержка огнём и колёсами? Почему вы не уничтожили пулемёты врага? За срыв атаки ты у меня под трибунал пойдёшь, лейтенант! — Не сдаётся командир стрелкового батальона.
— Какая атака, такая и поддержка. Почему не разведали, где проходит передний край противника? Я что ли должен это делать? — Начинает горячиться Иван. — И где ваши пулемёты и миномёты?
— Не твоё дело, лейтенант! — Продолжает «брать на бас» капитан. — Я тебе приказываю. Быстро на высоту! Немедленно подавить все пулемёты противника. — Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался командир нашей батареи, капитан Чугунков.
— В чём дело, товарищ капитан? — Подойдя ближе, спрашивает он. — Почему вы распекаете моего подчинённого, и ставите ему невыполнимую задачу?
— Потому что он сорвал атаку моего батальона.
— А где здесь батальон? Я вижу только толпу испуганных людей в форме и без оружия, которая разбежалась после нескольких выстрелов противника. И у меня приказ командира полка, ознакомьтесь, а своих я забираю.
Прочитав приказ и осмотрев своё войско, комбат сдулся и пошёл разбираться со своими подразделениями.
— Командиры рот, ко мне!!! — Слышится рык капитана, а потом громкий мат, которым он кроет своих подчинённых. Справедливости ради, нужно сказать, что сломя голову, бежали не все, да и винтовки остались у большей части красноармейцев, кто-то вытаскивал раненых, кто-то прикрывал «быстрый отход», но паника, это вещь заразная, и если за одним бегущим, побежит другой, то за десятком, уже сотня, а там и вся тысяча. В общем, первая атака сорвалась, а за ней такие же бестолковые, вторая и третья, где батальоны сменяли друг друга, но мы уже в них участия не принимали. Наш взвод, в составе батареи, отвели к деревне Инютино, где мы и заняли позиции, прикрывая перекрёсток дорог. Поздно вечером, в район сёл Ермолино и Русиново, отошёл и весь наш поредевший полк.
Огневые мы теперь копали в полный профиль, с круговым обстрелом и ровиками для укрытия боеприпасов и личного состава. Да и расположили мы их с умом. Командир батареи мужиком оказался толковым, так что орудия мы установили следующим образом. Наш взвод расположился в лесном массиве, левым флангом к основной дороге, а фронтом к второстепенной, идущей от шоссе в деревню Инютино, имея возможность также обстреливать и главную трассу, так как опушка располагалась почти под прямым углом к ней. А вот первый взвод, наоборот, выкопал позиции фронтом к основной, и этот населённый пункт у них был справа. Редкие стрелковые ячейки пехотинцев были расположены параллельно шоссе, где-то метрах в трёхстах от него, а одна рота оборонялась в Инютино. План был простой, если броня едет по главной дороге, то сначала работает первый взвод, а когда танки разворачиваются на него, тогда бьём их в борта уже мы. Если панциры будут атаковать с юга на север, то начинаем стрелять мы, а когда те нас обнаружат и развернутся на нас, то подключится другой взвод. Если же брони не будет, то помогаем пехоте, валить всё, что движется.
Первый батальон занял оборону вдоль северного берега реки Протва, между Ермолино и Русиново, прикрывая дивизию с левого фланга. Второй, занял позицию параллельно Боровскому шоссе, там же в засаде стояли и наши пушки. Третий, был расположен фронтом на запад, от Инютино на своём левом фланге, до стыка с соседним полком на правом.
Немцы пошли в наступление на рассвете 18 октября, в нескольких местах сразу, но по шоссе они не попёрли, а может и увязли в обороне какой-то из наших частей. Зато ударили по первому батальону и, захватив мост через реку, при поддержке танков прорвались через его боевые порядки, и заняли правобережную половину села Ермолино. В дальнейшем фрицы решили захватить деревню Инютино и начали атаку. Впереди двигалось пять танков, а за ними солдаты противника. Когда танки перевалили через шоссе и, поливая пространство впереди себя из пулемётов, рванули вперёд, то ближайшая к ним наша пехота, начала покидать свои стрелковые ячейки и разбегаться в стороны, поэтому открываем огонь из орудий.
Ближний к нам танк в двухстах метрах, поэтому заранее распределив цели, взводный приказывает открыть огонь, а дальше уже командую я.
— Ориентир пять, по танку, зарядить бронебойным, дистанция двести. Орудие!
— Выстрел!
— Откат нормальный. — Следуют ответы бойцов расчёта.
— Есть попадание. Кеша повтори. Стрельба по готовности. — От первого попадания снаряда, танк резко развернуло к нам левым бортом и он остановился, а от второго начал дымить. Не подвёл и Мишкин расчёт, так как второй «панцер» стоял, и весело начинал разгораться. Зато головной фриц, как будто что-то почувствовав, повернулся, и поехал в нашу сторону, постепенно набирая скорость.
— Кешка, право десять. Наводи по головному. Бронебойным.
— Понял командир. — И буквально через пару секунд.
— Выстрел!
— Откат нормальный. — Твою ты за ногу, я не матерюся. Снаряд, посланный с четырёхсот метров, попал точно в лобовую броню, но танк даже не остановился, а вздрогнув всем корпусом, попёр точно на нас, стреляя из пулемётов. — Грёбаная «тройка», лобовую хрен пробьёшь!
— Наводчик, бей по гусянке.
— Понял.
Наконец-то сработала наша засада и в борт бронегансу, с небольшим интервалом влетело сразу два снаряда. С четвёртым, разделались уже совместными усилиями, а вот пятый, всё-таки проскочил в деревню и скрылся за домами. Но пехотинцы, видимо воодушевлённые видом горящих танков, разобрались с ним сами, закидав гранатами и бутылками с горючей смесью, так как столб дыма поднялся выше деревьев. Раз махра занялась нашими прямыми обязанностями, придётся помочь им.
— Федя, берёшь пулемёт и помогаешь гансам бежать в правильном направлении, особенно тем, которые ближе к нам.
— Понял.
— Ориентир три, право двадцать, по пехоте, осколочным, дистанция шестьсот, четыре снаряда беглым. Орудие!
Эту атаку мы отбили, а бойцы первого батальона, контратаковав, вышибли фрицев за реку.
— Товарищ лейтенант. Я сбегаю, займу у фрицев, немного патронов? А Федя потом отдаст, он у нас на это дело щедрый, вон сколько отвалил, некоторые даже всё унести не смогли, лежат себе, отдыхают.

— Иди, только аккуратней и недалеко. Дальше шоссе не лазь, ну и «отдыхающих» успокой, чтобы не орали, если встретишь таких.

— Намёк понял. Разрешите выполнять?

— Топай уже, только быстро.

Прихватив с собой одного из подносчиков, вооружаю его трофейным автоматом и, взяв пустой ранец, идём «мародёрить». Махра уже шмонает сухарные сумки жмуров, но нам они без надобности, главное это патроны и гранаты, так что в первую очередь проверяем подсумки. Немцы хоть и отступили поспешно, но своих раненых всё-таки прихватили, не увидел я также и ручных пулемётов, по крайней мере, целых, хотя во время боя наблюдал их в изрядном количестве, и даже пару штук мы накрыли. Тем не менее, ранец мы набили с лишком и, отправив «ослика» с поклажей на огневую, сказав ему, где меня искать, сам бегу к первому, подбитому нами танку, который так и не загорелся.

Да, это я удачно зашёл. Надо было сразу сюда топать, и не пришлось бы трупы шмонать. Все люки у танка были открыты, но экипаж из него свалил, только парочка убитых панцерманов валялась неподалёку и всё. Сначала я осмотрел аппарат снаружи, первый снаряд попал в носовую часть правого борта, исковеркав трансмиссию. Второй, пробил уже левый борт и, возможно зацепив кого-то из экипажа осколками брони, воткнулся в двигатель. Но камрады своих вытащили и, убедившись, что они мёртвые, оставили на месте, а сами сделали ноги подальше от поля боя. Подтверждение своей версии я нашёл, когда забрался внутрь танка. Там я обнаружил следы крови и разбитую рацию. Боекомплект практически весь был на месте, так что проверяю орудие, повертев маховики вертикальной и горизонтальной наводки. Прокрутив башню на 360 градусов, примеряясь к прицелу, я навёл орудие на шоссе. Ну, что же, стрелять вроде как можно, — а вот насчёт попадать? Там видно будет.

Перебравшись на место командира, я осмотрелся из командирской башенки и, найдя обзор удовлетворительным, занялся своей основной миссией — добычей полезных «ископаемых». Начал я с так называемого «ящика Роммеля», смонтированного на задней стенке башни, и нашёл там кое-что интересное. Убрав это всё внутрь танка, и прихватив парочку специальных мешков с пулемётными лентами, закрываю все люки и возвращаюсь на батарею.
После того как я пришёл на позиции и рассказал Ваньке о своей задумке, немцы начали артподготовку. Хорошо, что небо было затянуто низкими тучами и мелкий осенний дождь сыпал с небольшими перерывами, а то бы налетела авиация. Но и без того, первому батальону, по расположению которого стреляла вражеская артиллерия, досталось неслабо. Потом фрицы перенесли огонь в глубину обороны, но точность стрельбы была никакая, во всяком случае, пока. Всё-таки, от ближайшего изгиба реки до шоссе, расстояние превышало полтора километра, да и наши огневые в лесу, никто ещё не засёк. Гаубицы лупили в основном по деревушке Инютино, так что пока есть возможность, набиваем добытыми патронами пустые пулемётные ленты и очищаем от ружейного сала, подвезённые снаряды. Командир батареи решил разделить остаток БК по-братски, и теперь у нас даже небольшой излишек образовался. Но боеприпасов много не бывает и в этом я убедился в очередной раз, когда мы отбивали вторую атаку.
На этот раз, противник сначала занял плацдарм на нашем берегу реки и, переправившись по злополучному мосту, стал его расширять, наступая параллельно шоссе на посёлок Русиново. Деморализованные артобстрелом, а потом внезапной атакой красноармейцы, быстро отступили, а попросту разбежались в разные стороны, остановившись только на второй оборонительной позиции за Боровским трактом, но некоторые так и продолжили свой драп. Немцы тоже далеко не продвинулись, а захватив как Ермолино так и Русиново, дальше не пошли, а стали закрепляться на достигнутом рубеже и подтягивать резервы. Танков у них на этот раз не было, зато артиллерия и миномёты свирепствовали вовсю, подавляя малейшие попытки к сопротивлению, причём как ротные, так и батальонные, а дальше в дело вступали уже штурмовые группы.
Может быть первый батальон и оказал бы более организованное сопротивление, но большая часть командиров погибла ещё при отражении первой атаки, а также когда отбивали село Ермолино у противника. И хоть победа в бою и воодушевила людей, но последовавший за этим артобстрел и понесённые потери, стойкости в обороне бойцам не добавили. Сыграли свою роль и оборонительные позиции, состоящие из индивидуальных стрелковых ячеек, местами соединённых неглубоким ходом сообщения, о сплошной траншее с отсечными позициями даже речи не было, хотя времени для создания более-менее нормальной обороны хватало, а копать траншеи и противотанковые рвы ополченцы за три месяца научились. Ров копать нужды не было, противотанковым препятствием являлась река, но оборудовать опорный пункт, нужно было сразу. Видимо сказалось отсутствие должного боевого опыта, убыль командного состава в бестолковых атаках, желание поспать, отсюда надежда на авось, поэтому как всегда не успели. Зато немцы успели.
Чем-то помочь отступающему батальону мы не могли, высота насыпи не позволяла нам стрелять через шоссе, но пока махра убегала, мы успели одним орудием сменить позицию и ударить, по выскочившим на дорогу гансам, осколочными гранатами. Так что хвосты мы обрубили, не дав немецким пулемётчикам с удобной позиции, безнаказанно расстреливать наших пехотинцев. Сами мы смотались, буквально с первыми пристрелочными миномётными разрывами, по тому месту, откуда вели огонь. Благо запряжка с передком была рядом, и как только мы отстреляли самых шустрых «шуцев», то сразу прицепили пушку и галопом погнали от дороги, догоняя отступающих, и чуть ли не пинками, загоняя их в лесной массив, справа по ходу движения. Сами же, свернув за ближайшую рощу и скрывшись от глаз возможных наблюдателей, сделали крюк и вернулись к своим, но уже шагом.
Я ехал на передке орудия вместе с ездовым, в очередной раз изображая бегущую мишень, а бойцы моего расчёта, догоняли и конвоировали «бегунков», придавая им правильное направление движения. Когда мы доставили сорокапятку к нашему леску, то отцепив её, с помощью припаханных пехотинцев, покатили по опушке на позицию, а бойцы моего расчёта, несли укупорки с оставшимися снарядами. Поначалу, некоторые попытались возражать, поэтому пришлось провести с ними, воспитательные мероприятия.
— Вы что, сукины дети, до Москвы собрались драпать? Так вот она, уже рядом. До Наро-Фоминска двадцать километров, а там и до столицы рукой подать. Или кто-то домой, под бабскую юбку захотел? Тогда идите, никого не держу. Бросай оружие и вперёд, точнее назад, к мамке или к жане, а мы тут за вас повоюем. Но первый, кто это сделает, получит от меня пулю в башку, да и второй тоже. — Достаю из кармана наган и взвожу курок. Желающих не нашлось, поэтому против моего дальнейшего командования, уже никто не возражал. Ну а когда совместными усилиями, доставили орудие и боеприпасы на огневую, то увидев спокойную и несуетливую работу расчётов, а также командовавшего «офицера» в звании лейтенанта, красноармейцы как-то сразу взбодрились и подтянулись.
На этих бойцов, у меня были свои планы, всё-таки хоть они и отступили, но оружие не бросили, и среди них был даже один пулемётчик с ручником. Правда, сначала я подумал, что это автоматическая винтовка, но когда пригляделся и увидел примкнутые сошки, а также пистолетную рукоятку, понял, что это какой-то пулемёт. Я и раньше видел бойцов с подобными стволами, но в суете сборов и перемещений поинтересоваться, что это за оружие и откуда, у меня не было возможности, да и желания. Так что между делом решаю прояснить этот вопрос.
— Пулемётик-то как, нормально работает?
— Работает-то нормально, правда ёмкость магазина маловата, да и патроны все кончились, а наши, от трёхлинеек не подходят. — Отвечает мне красноармеец.
— А что за патроны?
— Вот, последний. — Достав из кармана шинели магазин и, выщелкнув из него патрон, боец протягивает его мне.
— Так это же обыкновенный, немецкий винтовочный патрон, у нас таких хоть жопой ешь.
— А нам сказали, что это польские пулемёты, и патроны чуть ли не поштучно выдавали. — Ну, йо-пе-ре-се-те и другие буквы, слов нет, одни нецензурные выражения.
— У кого ещё польские винтовки? — «Польские» винтовки системы «Маузера» оказались у четверых из присутствующих, трое были вооружены французскими «лебелями» и двое нашими мосинками. Патронов не было ни у кого, так что распределяем десяток «потеряшек» на позиции, и выдаём им боеприпасы, будут нашим пехотным прикрытием. Народу теперь хватало, так что после разговора со взводным, беру одного подносчика-заряжающего, а также пару пехотинцев, и пробираемся вместе с ними к подбитой трёшке, так как артобстрел закончился, а на западе, со стороны Русиново, раздавался звук двигателей немецких панцеров.
Командира батареи Ванька предупредил по телефону о том, что в одном из подбитых танков будут находиться специально обученные люди, поэтому дружественного огня с тыла мы не опасались. Окопавшихся поблизости пехотинцев предупредил уже я. Боевые порядки оборонявшейся здесь роты, за счёт отступивших уплотнились, а когда бойцы узнали, что их будет поддерживать ещё и танк, то сразу повеселели, и эта радостная весть мигом разнеслась по цепи. Мы теперь находились на самом передке, так что особо рассусоливать, было некогда, поэтому снимаю курсовой пулемёт и, вытащив почти все патроны из боеукладки, передаём всё потеряшкам и отправляем обратно на батарею. Свои «лебели» бойцы оставили на огневой позиции, так что должны утащить всё, думаю, они уже поняли, что патронов много не бывает. Потом быстро осматриваю снаряды и, определив методом научного тыка, где какой, объясняю заряжающему некоторые особенности «салютационной» стрельбы из танкового орудия.

— Смотри, Васёк, если я показываю кулак, то это не значит, что я хочу тебе вмазать, а просто заряжаешь бронебойный, вот этот черноголовый.

— Если растопыренную пятерню, то — осколочный.

— Ну а если ничего не показываю и не матерюсь, то мне писец. Бери ноги в руки и вали отсюда на батарею.

— Понял, товарищ сержант, — отвечает боец.

— Всё, занимай своё место и приноравливайся тут, а я пока огляжусь.

Высовываюсь из командирской башенки по пояс и, накинув на плечи шинель, оглядываю в бинокль прилегающую местность, наметив ориентиры в своём секторе стрельбы. Когда залезали в башню, шинели пришлось оставить снаружи, так как это не самая удобная одежда для работы внутри тесной коробки. Было конечно не жарко, всё-таки конец октября не май месяц, но ещё и не зима, так что пока не замёрзнем, а бой начнётся, так и вспотеем. А вот снаружи прохладно, плюс к тому ветер, хорошо, что дождь кончился, а то было бы ещё и мокро. Перед тем как мы его подбили, танк прошёл линию окопов и остановился в трёхстах с лишним метрах от шоссе, остальные проехали дальше, поэтому до дороги траекторию выстрела мне ничего не перекрывало. Высота насыпи позволяла рассмотреть с моего места на башне всё, что творится за ней, а вот стрелять можно было только по целям, поднявшимся на полотно дороги, или переехавшим на нашу сторону.

Спустившись внутрь, я занял место наводчика, и уже глядя в оптику, стал наводить орудие на намеченные мной ориентиры и определять до них расстояние по шкале прицела. Справа, на четыре часа, стояла деревня Инютино, на расстоянии около километра от меня. На два часа был расположен перекрёсток дорог, ну и на десять видимость мне перекрывал лесок с нашими пушками. Вот в этом секторе, составлявшем угол в 180 градусов, нам и предстояло работать. Можно было крутить башней и на все триста шестьдесят, но это если доживём, и нас окончательно не сожгут. Хорошо, что танк развернуло мордой лица к противнику, всё-таки как я успел заметить, на лобовую броню был приварен дополнительный броневой лист, поэтому навожу орудие на ориентир номер два, он же перекрёсток и, выставив по шкале семьсот метров, ждём гостей.

Верхний люк я не закрывал, во-первых, будет хоть немного светлее, а так как вентиляция не работала, не так душно, да и слышать, что творилось снаружи, мы могли. Освещение в танке было, но я его без надобности не включал. Кто знает, на сколько хватит аккумулятора? А тут и спусковой механизм — электрический, да и подсветка шкалы прицела не помешает. Рёв моторов становится интенсивнее, и в визир моего прицела из-за насыпи дороги вползает танк. Нужный снаряд уже заряжен, поэтому остаётся только совместить риску с целью и нажать на спуск.

— Бах. Дзынь. — Грохнула пушка и звякнула об отбойник гильза.

— Бронебойным. — Сую кулак под нос заряжающему, дублируя команду, не отрываясь от оптики.

— Есть контакт! — Не сдерживаясь, ору я, когда снаряд влетает в борт танка и взрывается внутри. Ищу в прицеле следующий панцер, так как этому правка уже не требуется. Поворачиваю башню правее. С теми, которые ближе, разберутся наши сорокапятки, а вот те, что дальше, уже моя прерогатива. Второй танк я также подловил на шоссе, но с этим пришлось повозиться, потратив на него три снаряда. Первый ушёл выше, вторым я попал, а вот третьим, проконтролировал полученный результат. Прилетело также и по нам, правда, с недолётом, но тревожный звонок прозвенел, поэтому быстро кручу маховик поворотного механизма, наводя пушку на новую цель. А вот тут лимит отпущенного нам на сегодня везения закончился, нас заметили, и в ответ стали прилетать снаряды из нескольких орудий, поэтому привожу в действие план «Б».



Глава 6
Последний бой батареи

Один раз выстрелить я всё же успеваю, за результатом уже не слежу, так как броня нашего танка зазвенела сразу от нескольких попаданий, причём одна из болванок вломилась в правый борт. Выкидываю на решётку МТО дымовую гранату и, прихватив ещё парочку, со словами — валим отсюда — следом за Васей выбираюсь в боковой люк башни. С моей стороны вылезать было проблематично, потому что оттуда прилетали пули и влипали в броню, а судя по звуку, в лоб корпуса прилетел уже четвёртый или пятый снаряд. Скатившись по крыше моторного отделения, сваливаюсь на землю и кидаю одну дымовуху вперед, а вторую справа от танка. Прикрывшись от обстрела его корпусом, быстро отползаем подальше, в сторону леса.

Как гимнастёрка, так и галифе, сразу напитались влагой, хорошо что ползли по лугу, пожухлая трава хоть и была мокрой, но в грязи особо не извазюкались. Вася, как настоящий друг, вместе со своей, прихватил и мою шинель. Поэтому на первой же остановке в небольшой ложбинке пытаюсь её надеть. Делать это лёжа конечно не очень удобно, но и вставать в полный рост под пулями и осколками — тоже не фонтан. Одевшись и переложив наган в карман шинели, первым делом осматриваюсь. Наш трофей горел, и в нём рвались оставшиеся боеприпасы. Со стороны шоссе немцы вели ружейно-пулемётный огонь, но наступать пока не пытались, оттуда же раздавались и выстрелы из танковых пушек. Красноармейцы редко стреляли из своих трёхлинеек, оставаясь в окопах, а больше я из своей ямки, ничего разглядеть не мог, поэтому пробираемся к себе на позиции, сначала по-пластунски, а потом короткими перебежками.
Добравшись до огневой, сразу иду на доклад к командиру.

— Всё своими глазами видел, — прерывает меня взводный на полуслове, — молодцы, большое дело сделали. А теперь приводите себя в порядок и к бою, немцы опять что-то затевают, того и гляди начнут. — Занимаю своё место в окопе и надеваю сбрую со всей экипировкой. Теперь у меня есть возможность спокойно оглядеться, поэтому достаю из-за пазухи бинокль и приступаю к выполнению своих непосредственных обязанностей командира орудия. Наблюдение веду с ближнего к нам левого фланга. Что мы имеем? Немецкие «шуцики» засели на южной стороне дорожной насыпи, и вяло перестреливаются с нашими стрелками в окопах. В полукилометре от меня прямо на шоссе чадно горит фрицевский панцер, судя по внешнему виду, «чех» — он же Pz-38(t) по немецкой классификации. Я в него точно не стрелял, но если судить по траектории, это наши его уконтрапупили. А что тут гадать, сейчас спросим.

— Иннокентий, твоя работа?

— Ага, — лыбится Кешка, — с первого выстрела. Этот гад выскочил на дорогу, и давай по вас садить, но увлёкся, тут я его и подловил. Остальные-то в основном из-за насыпи стреляли, или на бугорок какой поднимались.

— Спасибо Кеша, выручил.
— Да не за что.

Теперь ясно, кто по нам звонил, как-то ещё в башню не попал, а то тридцать мэмэ сбоку нас бы не спасло, с трёхсот метров точно бы пробил. Хорошо хоть калибр у него всего 37-мм, был бы полтинник… Ладно, не будем о грустном. Что там у нас дальше? Перекрёсток. Ну, этот костёр моя работа. Следующий тоже мой, а вон и ещё один. Прям как в песне — «Взвейтесь кострами, синие ночи!». Правда, тут не ночи, а танки, но тоже неплохо получилось. Вроде всё. Нет. Недалеко от деревни новый дым, но это уже точно не я.

— Товарищ лейтенант. А кто это ещё один танк подбил? — спрашиваю я у Ваньки, указывая на дым.

— Это командир батареи отправил одно орудие первого взвода в деревню, а то пехота там совсем носы повесила без артиллерии. Как видишь, вовремя.

— Понял. Какие будут приказания?

— Принимай тут командование, я ко второму орудию. — Последние слова взводного слились с разрывами первых снарядов.
Взводный убегает, а я принимаю бразды правления. Можно было конечно особо не бравировать уставом, но неподалёку находилось несколько лишних ушей, поэтому пусть сразу привыкают, чем кадровые командиры отличаются от бывших штафирок. А то когда я попал в это время, меня поначалу коробили ответы красноармейцев, которые вместо, «так точно» и «никак нет», отвечали не по тому уставу, к которому я привык. А в этом полку большинство обращалось к командирам и комиссарам вообще по имени-отчеству, и все эти Пётр Петрович и Акакий Макакиевич как-то резали слух.

Очередной артобстрел длился минут десять. Теперь досталось всем: и пехоте впереди нас, и многострадальной деревеньке, прилетело и по нашим позициям. Хорошо, что артиллерия била по всей площади нашего леса, а не только по опушке, и калибр был средний, но всю нашу маскировку, «как Фома буем смело», так что теперь надежда только на окопы полного профиля, и на расторопность расчётов. По переднему краю фрицы гвоздили из миномётов, причём как из ротных, так и из батальонных, поэтому их танки, не дожидаясь окончания обстрела, выехали на шоссе и, спустившись с него, двинулись в атаку. Миномёты сразу же замолчали, а потом и гаубицы. Следом за танками побежала немецкая пехота, как минимум пара рот, а скорее всего батальон.

— Расчёт к бою. — Командую я, не дожидаясь окончания артобстрела.

— Зарядить бронебойным, наводить по головному. Орудие! — Хорошо, что танки те же чехи, так что ещё повоюем.

— Выстрел. — Через несколько, кажущихся часами секунд откликается наводчик.

— Банг! — Звонко раздаётся выстрел.

— Левее ноль пять. Бронебойным. Стрельба по готовности.

— Выстрел.

— Пилять мимо! Кеша повтори!

— Цель та же! Бронебойным! Орудие! — Напряжение достигает своего апогея.

— Выстрел! — Готов.

— Левее ноль семь. Бронебойным… — И тут нас заметили, и не просто заметили, а ещё и обстреляли, но так как фриц пёр прямо на нас и не останавливался, то и его огонь был не точным.

— Выстрел. — Снаряд попадает в гусеницу. Танк резко останавливается, но его почему-то не разворачивает. И тут меня как будто током шандарахнуло. Не успев ничего подумать, я уже командую.

— В укрытие. — Мы успели укрыться в ровиках, буквально за мгновение до разрыва снаряда. От нашей пушки, на месте остались только станины, всё остальное раскидало в разные стороны, колёса отдельно, а щит вообще снесло вместе со стволом. Так как последний танк, в который мы попали, оказался немецкой четвёркой с 75-мм окурком, то и мощность фугаса у него была соответствующая, а промазать с места, находясь в сотне метров от нас, мог только слепой. Промедли мы пару секунд и всё, писец расчёту, а так хоть люди живы. Сорокапятку конечно жалко, хорошая была пушка, но любую вещь можно сделать снова, а человеческую жизнь уже не вернёшь.

Грёбаную четвёрку, добил Мишкин расчёт, стреляя в левый борт танка, но и сам пострадал, не досчитавшись половины личного состава. Да и атаку эту мы в конце концов отбили. Наша пехота на этот раз не побежала, а может быть и не успела, так как танки очень быстро проскочили передний край и нарвались на наши сорокапятки. Ну а наступающих пеших гансов, красноармейцы встретили ружейно-пулемётным огнём, а потом, контратаковав, взяли на штык. И было уже не важно, «на каком глазу тюбетейка», или у кого больше пулемётов, сказалось пока ещё наше численное превосходство. Но и дальше шоссе фрицы нас не пустили, положив на землю как своих убегающих, так и чужих догоняющих из станковых пулемётов. Из девяти танков наша батарея уничтожила семь, но досталось это дорогой ценой. Первый взвод погиб вместе с комбатом, а в нашем осталось только одно орудие.
С наступлением темноты шуршим по нейтралке, собирая оружие, боеприпасы, да и в сухарных сумках жмуров, шарить уже не стесняемся. На ужин был только хлеб и кипяток, так что небольшой приварок не помешал бы. С патронами теперь проблем не было, ополченцы были вооружены польскими трофеями, а также винтовками системы Лебеля, которые пролюбливали в первую очередь. А с убылью личного состава, оставшиеся бойцы старались заменить французские на польские — в девичестве магазинная винтовка Маузера образца 1898 года. Пулемёты были в основном системы «Браунинг» под патрон 7,92×57 мм, так что боеприпасами обеспечили нас немцы, которые в отличие от наших тыловиков, были рядом. С тылами вообще творилось что-то непонятное, приехавший вечером старшина батареи, так никого и не нашёл, по крайней мере, на старом месте, в лесу у станции Балабаново, никого и ничего уже не было.
Ночью пехотинцы сменили позиции, бросив свои ямки у шоссе и, оттянувшись назад, используя подбитые танки, как бронированные огневые точки, выкопав под ними окопчики и установив там ручные пулемёты. Естественно танков на всех не хватило, поэтому большая часть бойцов окапывалась на открытом месте, от «БОТа» до «БОТа», так что оборонительная линия была довольно замысловатой. На левом фланге оборона проходила по опушке лесного массива, приближаясь к шоссе на сотню, а где и ближе шагов и загибая фланг, утыкалась в небольшую речушку, возле деревушки Пекино. Трасса плавно отворачивала на юг, а наша оборонительная линия, соответственно на восток. По другую сторону дороги, тянулся овраг, который повернув под углом девяносто градусов, впадал в реку Протва.
Наш полк находился на стыке с 5-й дивизией народного ополчения, поэтому дальше на юг, Боровское шоссе контролировала уже она. После того как немцы заняли село Ермолино, ширина стыка соответственно увеличилась, мы откатились на север, а 5-я ДНО на восток, так что локтевой связи между нами не было, и разрыв составил около километра, а может и больше. Но и воспользоваться этим разрывом, фрицы особо не могли, лес, речка и болота, такой возможности не давали. Небольшие подразделения, конечно, могли просочиться и «пошалить» в тылу, но нам на эти шалости было глубоко насрать, всё равно от этих тылов толку было ноль целых, хрен десятых, мы их и сами найти не могли, так пусть хоть противник поищет. Нам бы со своими проблемами разобраться.
Пока пехота улучшает позиции, мы ищем снаряды и хороним своих погибших. Приехавший старшина, развил бурную деятельность, поэтому выделив в его расположение людей, в основном примкнувших к нам пехотинцев, а также ездовых, формируем расчёт нашего единственного орудия. Из оставшихся людей создаём нештатный пулемётный взвод, командиром которого Ванька назначает меня. Как единственный выживший «офицер», он поднялся до командира батареи. Во взводе у меня три пулемёта, один из которых мы сняли с подбитой четвёрки, да и патронами нас мёртвые панцерманы обеспечили. В отделении у сержанта Волохова выжили только наводчик, заряжающий и Малыш, который окаянил где-то с пулемётом, поэтому передаю Мишке всех недостающих номеров, забрав себе одного Емелю. Вместе со мной теперь четверо пулемётчиков, снайпер, плюс ездовый и запряжка с передком, вторых номеров я планировал назначить из пехотинцев, но когда вернулась с раскопок бригада «ух», то старшина привёл с собой двух выживших батарейцев из первого взвода, то проблема разрешилась. Один был подносчиком а второй ездовым, причём из разных расчётов. Они-то и рассказали нам о гибели взвода, так как видели всё своими глазами.
Из их сумбурного рассказа, перемежаемого нецензурными выражениями одного, а также охами и ахами другого, поначалу ничего путного понять было невозможно. Но расспросив их по одному, и собрав воедино все их показания, я добавил немного своих предположений, и получилась более-менее, связная история.
«Первым вступило в бой орудие, находящееся в деревне, мужикам удалось подбить один танк, правда не с первого выстрела, поэтому свою позицию они раскрыли, и больше им ничего сделать уже не дали. Сначала их расстреляли оставшиеся танки, а потом по позиции отработала миномётная батарея, накрыв как огневую, так и запряжку с зарядным ящиком. Выжил только один из подносчиков, который в это время бегал за снарядами (как он утверждает) и попал между двух огней. Его же, командир роты, обороняющей деревню, и послал с донесением к нашему комбату. Вот поэтому-то орудие снялось с основных позиций, галопом переместившись на запасную, в деревне. Два танка расчёт всё-таки уничтожил, а вот третий (скорее всего четвёрка) расстрелял всех из пушки и пулемётов. Последним к орудию встал комбат, ему удалось выстрелить и даже попасть, но снаряд раскололся о лобовую броню, не причинив танку вреда, а вот ответный огонь не оставил капитану никаких шансов.»
Фактически батарея перестала существовать, от неё остался один наш взвод, в котором осталось только одно орудие, и две трети личного состава. Но нас никто не расформировывал, и задачи по противотанковой обороне полка с нас не снимали, поэтому будем их выполнять. Остальные сорокапятки были разбиты также как и моя, поэтому в батарее у нас осталась одна пушка, зато с тремя передками, и можно было составить из универсальных ходов зарядный ящик, а не возить бэка на повозке. Но снарядов оставалось немного, поэтому используем обе упряжки с передками, как двуколки для моего нештатного пулемётного взвода.
На следующий день отбиваем несколько атак противника, но какие-то они были вялые, «без огонька», да и без танков. Огня-то как раз хватало, как с земли, так и с воздуха, а вот потыкавшись несколько раз в разных местах немцы, получив отпор, отходили даже не попытавшись продолжить или развить атаку. Зато ближе к вечеру мы получили приказ, отойти за реку Нара, а вот тут-то и начались танцы с бубнами.



Глава 7
Отход

Отступление — самый сложный вид боя. А кто и когда учил этому в Красной армии? Учили в основном наступать и воевать малой кровью, на чужой территории. Вот с точностью до наоборот и воюем уже четвёртый месяц. Грамотно отходить, прикрываясь арьергардами, толком никто из командиров не умел, 4-я ДНО с момента своего формирования занималась только тем, что много копала, ещё больше ходила, когда её перебрасывали с одного участка фронта на другой, и больше месяца сидела в обороне на восточном берегу озера Селигер. Так что в походы люди втянулись, копать тоже умели хорошо, да и кричать «Ура» научились, а вот воевать, что солдаты, что командиры, учились уже непосредственно в бою. И учителя были хорошие — немцы. Как мне стало известно из разговоров с красноармейцами, дивизия была сформирована в городе Москве из добровольцев и, получив обмундирование, снаряжение и шанцевый инструмент, в середине июля была передислоцирована на строительство оборонительных рубежей в район Вязьмы и Сычёвки. Поначалу в дивизии было около 6000 человек личного состава в трёх полках, а вот боевое оружие стали выдавать только в конце месяца всё, что завалялось на складах Московского военного округа. Как старые винтовки, так и пулемёты системы «Браунинга» требовали войскового ремонта, не все конечно, но большая часть из них, да и боеприпасов было не лишку. Но, несмотря на все трудности, бойцы и командиры дивизии смогли приступить к боевой подготовке, правда, задачи по строительству рубежей обороны никто не снимал. В результате к концу августа на «отлично» стреляли два — три человека с роты; на «хорошо» — пять — шесть; большая же часть бойцов в мишень вообще не попадала. И это в мишень. А попробуй, попади в перемещающегося по полю боя опытного солдата? Вот и обучались в основном штыковому бою и кричать «Уря», бегая в атаку, под руководством молодых командиров — выпускников военных школ. Небольшой боевой опыт некоторые бойцы получили только на Селигере, там же в конце сентября дивизию довели до полного штата, пополнив семью тысячами призывников и артиллерией, обозвали 110-й стрелковой и в начале октября отправили в район Ржева. Естественно за десять дней, ни о какой слаженности подразделений не могло быть и речи, молодое пополнение всего лишь распихали по взводам, доведя их до полного штата. Бойцы знали только своего командира взвода, в лучшем случае командира роты, своё командование батальонов и полков знали в лицо только ополченцы. Ну и с политруками рот и комиссарами батальонов многие из «старослужащих» здоровались за руку. Сколачивали полки уже под Боровском, тут дивизия и получила настоящее боевое крещение, и училась, как надо и как не надо воевать. Обороняться и «наступать» вроде как научились, теперь учимся — отступать. Приказ на отступление мы получили с опозданием. Оказалось, что соседний полк давно уже отступает-драпает под ударами превосходящих сил противника, ещё с обеда, именно там немцы нанесли основной удар при поддержке танков. Ненамного отстал от него и третий батальон нашего полка, отойдя на «запасные позиции» вместе с полковым начальством. Командир второго батальона — капитан Лобачёв, объединив под своим командованием полтора батальона (свой и всех, кто остался из первого) приступил к выполнению приказа, оставив для прикрытия один взвод, а также нашу батарею. Всех раненых он забрал с собой и, определив нам маршрут движения, приказал отходить через два часа. Слава богу, уже стемнело, а то немцы подловили бы нас на отходе.
Пока Ванька рисовал кроки с карты комбата, я перераспределяю свои оставшиеся огневые средства. Один пулемёт оставляю на огневой, второй ставлю на «углу» нашей рощи с сектором обстрела как на запад — в сторону деревни, так и на юг — по шоссе, третий МГ-34 с запасом патронов тащим по опушке вдоль дороги и устанавливаем примерно в трёхстах метрах от второго.
— Смотри, Емельян, — инструктирую я Малыша, — остаётесь тут и ждёте нас. Твой сектор обстрела от сих до сих, — показываю направление обоими руками, так как в темноте никаких ориентиров не разобрать, — увидишь или услышишь немцев, сразу стреляй. Наших тут уже не будет.
— Понял, — отвечает он. — А вы откуда придёте?
— Да оттуда же, откуда шли. Пароль «какава».
— Понял, — лыбится Малыш.
Оставив ему вторым номером прибившегося к нам подносчика, а также снайпера Федотова, возвращаюсь обратно. У Емели танковый вариант эмгача, он хоть и тяжелее, да и ствол у него не съёмный, но Малыш с ним неплохо управлялся во время дневного боя, так что тут всё нормально, ну а охотник может и на звук стрелять. С Кешей у меня второй «сиротка», так что, обговорив с ним все нюансы, иду на батарею. Батальон, снявшись с передовой и свернувшись в походные колонны рот, уже практически весь отошёл. Ванька с комбатом тоже порешали все свои дела. На бывших позициях в деревне оставался только один взвод, имитируя активность и стреляя в сторону фрицев. Немцы тоже отвечали, причём из пулемётов, так что под эту стрельбу батальон смог отойти «без хвоста». Но, то ли пехота испугалась, то ли у них кончились патроны, но через полчаса они притихли или вообще смылись с позиций. Фрицы мышей ловить не стали а, выслав разведку, спокойно заняли Инютино или всё, что осталось от деревушки, войдя в неё с запада, со стороны дальнего леса.
— Что будем делать, Вань? — Спрашиваю я командира. — До контрольного срока ещё час, а гансы осмелели, и того и гляди на нас попрут. — В подтверждение моих слов слева заработал Кешкин пулемёт.
— Приказ выполнять. Что нам ещё остаётся. — Нервно отвечает он.
— А если отрежут? С нашими силами нам не пробиться.
— Значит, тут все и поляжем.
— А нахрена? Сами погибнем и батальон не прикроем. Нас обойти как два пальца об асфальт. А колонну фрицы и пешком догонят.
— Ты, что предлагаешь?
— Цепляй орудие, забирай пешмергу, — показываю я на наших пехотинцев, — и валите отсюда. А мы немного постреляем и догоним, встретимся возле деревни Шилово, там как раз мост через реку, займёте позицию и отсекёте от нас хвост, если он будет. — Показываю я на схеме точку рандеву.
— Хорошо, только сначала вместе постреляем, а потом отойдём.
— Взвод, к бою! — Командует лейтенант. — Всё, иди Коля, встретимся, сам знаешь где.
В первую очередь я приказываю ездовым отогнать запряжки с передками на северо-восточную опушку рощи и ждать нас там, потом вместе с дядей Фёдором забираем пулемёт с боекомплектом и бежим на помощь к Задоре. Фрицы зашевелились и, запустив в небо несколько осветительных ракет на парашютах, пошли в атаку со стороны шоссе. А вот это они хорошо придумали, так что работаем как в тире, укладывая на асфальт перебегающие через дорогу фигуры. Мы успели вовремя, Кеша как раз перезаряжался, так что установив свой пулемёт за деревом, я очень быстро осадил атакующих. А когда через несколько секунд к нам присоединился второй «инструмент», и мы сыграли дуэтом, то атакующие очень быстро закончились. Дистанция была от двухсот до трёхсот метров, и били мы по гансам с фланга, так что результат получился отличный, для нас, а вот для фрицев не очень, поэтому они обиделись и попытались нащупать нас из пулемётов. А вот это они зря, видимо взводный только этого и ждал, так как в течение минуты наша сорокапятка загасила все огоньки из пламегасителей фрицевских стрелялок. Потом пушка переключилась на деревню и, выпустив в ту сторону десяток снарядов, замолчала. Зато раздухарилась наша пешмерга, выпуская в белый свет как в копеечку залп за залпом. Под прикрытием артогня «батареи» меняем позицию и смещаемся ближе к Малышу. Свою «Светку» я отдаю дяде Фёдору, так как стрелять из винтовки толком ещё не могу, ППД же перед боем попросил у меня Ванька. А так как стрелок из меня ещё не полноценный, (держать на весу и плотно прижимать приклад к плечу не даёт незажившая до конца левая рука), пришлось переквалифицироваться в пулемётчики.
А вот из ручного пулемёта, оперев его на сошки, работать гораздо удобнее. Фрицы очухивались минут пять, а потом в воздухе завыли мины, и первые пристрелочные стали разрываться на позициях нашей батареи. Надеюсь, наши уже свалили, а то могут и не успеть, так как немцы подвесили над рощей несколько ракет и перешли на беглый огонь. Пока фрицевские канониры валят берёзки и сшибают шишки с елей, смещаемся ещё дальше налево и занимаем позиции в стрелковых ячейках, вырытых здесь нашей пехотой. Через несколько минут гансы переносят прицел и бьют уже по всей опушке, особенно по тому месту, с которого по ним работали «газонокосилки» и, пристрелявшись, снова бьют сосредоточенным, а потом переходят на беспокоящий огонь. Фонари в небе погасли, но новых никто не зажигает, видимо хитрые «электрики» опять что-то задумали. Но на каждую хитрую немецкую за… думку, есть русский Емеля с пулемётом, потому что первым фрицев увидел всё-таки он, а скорее учуял якут. Ну и соответственно причесали их от всей своей доброй души с богатырским размахом. Как два брата-акробата смогли в такой темени разглядеть переползающих через шоссе фрицев, я не знаю, но в харю гири мы «ползунам» устроили, три пулемёта, да ещё с кинжальной дистанции как Фома буем смахнули с дорожного полотна всех пруссаков и остальных всяких разных швабов. Ещё больше не повезло тем, кто всё-таки успел перебраться на эту сторону дороги, осветительные ракеты были и у нас, так что подвесив одну люстру над дорогой, мы практически втоптали свинцом в грязь всех невезучих.
Закончив все дела на скотобойне, делаем ноги, и как можно быстрее, потому что ответка уже завывает в небе. Свистнув Кешке, бежим вдоль опушки, не разбирая дороги, стараясь не провалиться в ямку окопа. Подбегая к позиции Емельяна, не дожидаясь вопроса, кричу.
— Какава! — и тороплю бойцов, чтобы скорее сваливали.
— А может, я прикрою, командир? — спрашивает Малыш. Приходится повышать голос и говорить волшебное слово.
— Быстро. Я сказал. Через минуту нас тут всех с землёй смешают. — Первые мины разрываются с недолётом, поэтому принимаем влево и пытаемся срезать угол по лесу. Правда, через десяток шагов попадаем в болотце, но хорошо хоть неглубокое. Темп сразу снижается, мы уже не бежим, а бредём по колено в воде. Хорошего, конечно, мало, ледяная вода сразу попадает за голенища сапог, но всё это фигня, по сравнению с мировой революцией. Так как вторая серия мин, разрывается примерно в том месте, где мы должны были быть, если бы не свернули и побежали вдоль опушки. Недолёт есть, перелёт только что был, поэтому ускоряемся, как можем, свернув ещё левее, так как под точку попадать никому неохота.
Третьим залпом, накрывает опушку и часть болота позади нас, но мы уже успели отойти на безопасное расстояние, так что и на этот раз пронесло. Да и мины рвутся в воде, уйдя в мох, так что большая часть осколков остаётся на дне. Далее немцы продолжают лупить по южной опушке, но из болотины мы выбрались, и уже по твёрдой почве идём на северо-восток и минут через пять выходим из леса в нужном месте. По крайней мере, «таксисты-бомбилы» нас не подвёли и дождались, правда, в «тачках» места на все не хватит, поэтому загружаем в ящики всё лишнее снаряжение и боеприпасы, оставив только оружие, и валим отсюда лёгкой рысью.
Немцы продолжают обрабатывать рощу миномётным огнём, внутрь пока не лезут и то, что их накололи ещё не в курсе. А может, это они нас накололи, и впереди ждёт засада? До места встречи пять кэмэ с гаком, причём предстоит пересечь две дороги, одна железная, а вторая — Киевское шоссе, но на нём ещё должны «сидеть» наши соседи, так что подлянки там быть не должно. Хотя в такой обстановке всеобщего драпа, всякое может быть, поэтому в быстром темпе проскочив до железки, останавливаемся и высылаем на разведку обоих ездовых. Пока они проверяет переезд, по очереди выжимаем портянки и переобуваемся. Свой пулемёт, прицепив к нему кекс с лентой на пятьдесят патронов, я устанавливаю на кронштейн для зенитной стрельбы, который мы в свое время замастырили на наш передок. Всё-таки с упора стрелять гораздо удобнее, чем с рук, в случае внезапного огневого контакта.
Через железку мы проскочили нормально, и дальше по просёлку идём уже шагом, выслав вперёд дозорного, теперь дядю Фёдора. Также удачно перешли и через Киевское шоссе, но дальше удача от нас отвернулась. Мы уже подходили к посёлку Добрино, и до места встречи нам оставалось пройти полтора километра, когда со стороны шоссе донеслось тарахтение мотоциклетных движков. Добежав по дороге до первых домов, останавливаемся и накоротке совещаемся. В результате я всех отправляю к переправе, а вместе со своей «тачанкой» жду, куда поедут фрицы. В расчёте у меня дядя Федя и Рабинович, свои проверенные не в одном бою кадры. Так что если мотогансы поедут прямо по шоссе, то им повезло, нехай себе едут. Ну а если свернут в нашу сторону, придётся встречать, и не хлебом с солью, а пулемётными очередями, так как пешим от них не убежать. Запряжку с передком прячем в ближайшем проулке, Рабинович в седле «за рулём» сидит на левой кобыле, сразу готовый дать по газам, и по пути забрать нас после шухера. Мы же с Федей занимаем позицию прямо на центральной улице деревни. В запас берём всего пару магазинов, наша задача только задержать противника и вовремя смыться, стоять тут нерушимой стеной, я не собираюсь.
Светомаскировку мотогансы не соблюдали, да и зачем им это, так что по свету от фар, определяю количество мотоциклов. Фрицы двигались с юга, и было их не меньше взвода, скорее всего ГПЗ, так как из дальнего леса выныривали новые светлячки автомобильных фар. На перекрёстке «байкеры» почему-то остановились, и минут через пять три байка двинулись в нашу сторону, отделившись от общей кучи. Зачем они поехали в деревню, я не знаю, может на разведку, увидев следы прохождения нашего батальона, а может молока захотели, только мне уже без разницы, сегодня у нас рыбный день и все хвосты обрубаются, а молочка мы бы сами попили.
От шоссе до деревни пятьсот метров, так что подпускаю мотоциклистов на сотню и давлю на спусковой крючок, целясь по фаре переднего. Первой длинной очередью гашу свет на переднем, а после того как кончается лента в пулемёте, гаснут и все остальные. Расстреляв полсотни патронов за несколько секунд длинными очередями, перезаряжаюсь и, не дожидаясь ответного огня, скатившись с дороги, свищу один раз, и по канаве бегу к нашей «тачанке», Фёдор за мной. Как только фрицы поехали в нашу сторону, я сразу высвистал Фимку, подав ему условный сигнал, «заводить» свою упряжку и быть наготове, так что проскочив пятьдесят метров за десяток секунд, запрыгиваем в уже стоящий «под парами» передок, и с места в карьер скачем к мосту. Кажется, что «прямая» как сабля деревенская улица, никогда не кончится, справа и слева мелькают дома, но в темноте почему-то представляется, что мы стоим на месте.
По нам никто не стреляет, скорее всего, остатки отделения которое я подловил, где-то заныкались, Федя тоже не кукурузу охранял, а загасил фару второго байка, ну а без света лезть в темноту фрицы зассали. Немцы же, которые остановились на шоссе, боятся задеть своих камрадов, так как толком ничего не видят. Поэтому немного времени я выиграл, пока гансы вышлют разведку и узнают, что случилось с их дозором, потом проверят деревню, глядишь полчаса и потеряют, ну а мы оторвёмся. Наконец-то по сторонам чуть просветлело, походу домики кончились, и мы выехали на околицу, значит скоро мост, так что кричу «водиле» новую команду, и он «включает пониженную». С галопа переходим на рысь, а подъехав к переправе, на шаг. Ну его в баню, не хватало ещё рухнуть в воду, знаю я эти мостики, особенно после того, как какой-нибудь чудак, проедет по нему на танке.
Через мост мы проскочили удачно, а сразу за ним нас уже ждали, и после предупредительного свиста, кто-то взял лошадей под уздцы и повёл вправо от переправы, за растущие там кусты, и дальше по опушке леса. Как раз в это время немцы устроили иллюминацию, запустив в небо несколько ракет и, постреляв для бодрости духа, их мотоциклисты протрещали по центральной улице и остановились где-то в деревне. Нашим проводником оказался Емеля, который доведя нас до определённого места, просто сказал.
— Всё, пришли, тебе туда, товарищ сержант. — Махнул он рукой, показывая направление. Оставив пулемёт на повозке, подхожу к группе командиров, среди которых узнаю взводного, а также капитана Лобачёва.
— Сержант Доможиров. — Представляюсь я.
— Ну, рассказывай, сержант. С кем ты там воевал? — спрашивает комбат.
— На окраине деревни уничтожена группа мотоциклистов.
— Что ещё видел?
— По Киевскому шоссе с юга, двигалась колонна техники.
— Сколько машин?
— Сколько машин и каких, я точно не скажу, считать некогда было, пришлось стрелять.
— А подробней.
— Когда подходили к деревне, услышали звук моторов, я отправил людей на переправу, а сам занял позицию. Через несколько минут увидел взвод немецких мотоциклистов, которые сначала остановились на перекрёстке, а потом отправили разведку в сторону деревни. Вот по ней я и отстрелялся.
— Почему решил, что немцы? Может это наши отступали?
— Свет фар у фрицев яркий, а у наших машин — тусклый. А когда мотоциклисты ближе подъехали, то уже по звуку мотора определил что не наши.
— Молодец сержант! Основная колонна вся дальше пошла или остался кто?
— Не видел. Но её и с берега разглядеть можно, если ещё тут, то увидим.
— Смотрим уже, но в такой темноте, если фары не горят, хрен что разглядишь.
— Ты свою задачу понял? Лейтенант. — Обращается капитан к взводному.
— Да понял. — Отвечает Ванька.
— Тогда выполняй. О каждом изменении обстановки докладывай незамедлительно, чем смогу, помогу.
— И что это было? — Задаю я резонный вопрос, когда комбат уходит. — До места ещё семь вёрст, а мы тут зависли.
— Место здесь для обороны удобное, река, лес и высотки, вот комбат и решил подстраховаться, заслон тут поставить, а то пока полк соберётся, да какую-нибудь оборону наладит, немцы уже за Нарой будут. Позади нас пара деревень, через которые проходит несколько просёлочных дорог, не Московский тракт конечно, но через лес-то по ним проехать можно. Так что пошли, с позициями пулемётов определимся, а то пехота уже копает.
— Подожди. А мост? За нами вроде фрицы на мотоциклах ехали.
— Мост под прицелом двух пулемётов, да и орудие на него направлено, и пока расчёт огневую копает, кто-то один сидит за наводчика.
— Тогда пошли.



Глава 8
В заслоне

В заслон выделили роту из первого батальона, ну как роту, сборную солянку из нескольких подразделений, численностью 60 штыков, при одном «максиме», под командованием младшего лейтенанта. Потому старшим и назначили нашего взводного, так как он был кадровым командиром, тем более с боевым опытом. Позиции для обороны выбрал сам комбат, Ванька только приказал, вместо одиночных ячеек выкопать окопы на два, а на флангах на три человека.
Всю прелесть нашей позиции, я смог оценить только на рассвете, рассмотрев открывшуюся панораму в бинокль. Прямо перед нами, с севера на юг текла река Истья, и хоть через неё и был мост, но вот проехать по нему мог только грузовик или лёгкий танк, средний уже вряд ли, так что будем считать её противотанковым рвом. Хоть речка и не сильно глубокая, но берега у неё были местами обрывистые, да и ширина метров тридцать, а где местность понижалась, река соответственно расширялась, а пойма вокруг заболачивалась, так что пехоте через неё тоже переплывать не улыбалось, тем более в середине октября. Единственной переправой оставался мост, а вот на него-то и было нацелено большинство огневых средств. На правом фланге нашей обороны была расположена, поросшая лесом высота 185,0. Вот на этой-то высотке, прямо на лесной опушке, в четырёх сотнях метров от реки, у нас и стоял станковый пулемёт «максим», имея сектор обстрела в стовосемьдесят градусов. Недалеко от него, но ближе к мосту, я установил трофейный МГ. Расчёты располагались в трёхместных окопах, и это была основная позиция. А вот запасных, можно было занимать хоть сколько, так как опушка леса протянулась вдоль просёлочной дороги, через всю высоту. Впереди, ближе к реке расположился третий стрелковый взвод, правда, с одними винтовками, но это тоже неплохо, для автоматов тут дальность до целей большая.
В центре обороны, в сотне, а потом и в двух сотнях шагов от реки напротив переправы, находились позиции первого и второго взводов. Им перепало по одному танковому варианту эмгача. Высотка уже была другая — 180,0. На левом фланге, прямо от моста, начинался лесной массив, растущий вниз по реке, расходящимся клином. Прикрывшись этим леском с левой стороны, под углом к речке и стояла наша сорокапятка. Пушка могла обстреливать как сам мост, так и всё, что находилось справа от него, а вот деревня и всё что слева, в сектор обстрела не входило, мешали деревья, но они же и прикрывали орудие с левой стороны, от стрельбы прямой наводкой. С правого фланга располагались свои, так что стрелять по огневой, можно было только с фронта, из-за реки, но там мы могли достать любую цель, как из пушки, так и из стрелкового оружия. Также мы подстраховались и организовали скрытую огневую точку, в четырёхстах метрах левее моста, на опушке возле реки. Туда мы посадили двух бойцов с пулемётом Браунинга, наказав им стрелять только в крайнем случае. В резерве оставалось только отделение стрелков, которое прибилось к нашей батарее, ну и один трофейный ручник.
Командовал этим резервом я. Мамлей руководил центром обороны. А наш лейтенант находился на высотке правого фланга, где и был КНП. Вид оттуда открывался шикарный, причём как на деревню, так и на Киевское шоссе, и будь у нас побольше артиллерии, хотя бы полковушки, или батальонные миномёты, немцам можно было бы устроить весёлую жизнь. Мелкий осенний дождь, прекратившийся к вечеру вчерашнего дня, с утра зарядил по новой. Поэтому все просёлочные дороги и, без того не отличавшиеся особой проходимостью, стало размывать ещё больше. Вот немцы и сосредотачивали свои усилия, прижимаясь к дорогам с твёрдым покрытием, и ведя наступление вдоль них. Колонна машин, которую мы видели ночью, проехала на север, оставив в деревне какое-то из своих подразделений, но к мосту немцы ночью не полезли, а остановились на западном краю посёлка, видимо на ночлег.
С утра фрицы сунулись на восточную окраину деревни, но красноармейцы их обстреляли из винтовок, и те скрылись за строениями. Правда через несколько минут, открыли ответный огонь из карабинов и пулемётов, но стреляли недолго, и на этом обмен «любезностями» закончился. Потерь у немцев, скорее всего не было, расстояние превышало триста метров, а снайпера из ополченцев были ещё те. Наши же прятались в глубоких окопах, так что винтовочные пули их тоже не задели. Иван, конечно, вставил мамлею по первое число, но в основном за стрельбу без приказа, потому что линию наших окопов было видно невооружённым взглядом, и как-то маскировать их, было бесполезно.
На завтрак у нас был кулеш и компот из сухофруктов, всё-таки рядом находилось три деревеньки, и продуктов насобирали. Наконец-то удалось нормально поесть, а то за последние несколько дней, перебивались в основном сухомяткой, и иногда холодной кашей без хлеба, или хлебом без ничего. Так что немудрёный завтрак из двух блюд, показался царским обедом. Немцы на виду не маячили и активности не проявляли, так что мы успели поесть, а некоторые и покемарить в своих окопах. Моё резервное отделение находилось в лесу на левом фланге, поэтому оставив за себя старшим дядю Фёдора, иду на КНП, чтобы осмотреться и посоветоваться. Назревала у меня одна идея, но чтобы её осуществить, нужно было хорошенько узнать и запомнить местность.
Ещё ночью я подпоясался командирским ремнём с портупеей, прицепив на бок кобуру с «Вальтером» и подсумок с трофейными автоматными магазинами слева. Петлицы-то не всякий в темноте разберёт, а вот пистолет — это уже «офицерская» привилегия, а плюс к тому же ещё и «шмайсер», так что командовал я наравне с лейтенантами, сподвигая бойцов на трудовой подвиг, помогая кому советом, а кому и волшебным пенделем. А то нашлись тут некоторые, себе окопчик выкопали и спать. А товарищам помочь? Тем более для пулемётов запасные позиции нужны. Мои «резервисты» копали окоп для наблюдательного пункта, а часть рыла запасные позиции для пулемётов, хотя их и предполагалось использовать в контратаках. И что им теперь, сидеть и ничего не делать? Так что тёмное время суток наступило по команде отбой, для всех одновременно, причём ближе к утру. Добравшись до КНП, и в течение часа изучив местность, а также понаблюдав за противником, я увидел ещё кое-что интересное. Во-первых, на нашем левом фланге пойма реки была заболочена, причём болото было с той стороны и уходило вниз по течению. Во-вторых, справа в трёх километрах от НП возле самого шоссе находился какой-то населённый пункт, от которого в сторону реки уходил просёлок и, судя по всему, он должен был пересечься с дорогой, проходящей вдоль берега по опушке леса. Немцы, сидя в посёлке, особой активности не проявляли, да и было их, судя по количеству автотранспорта немного.
— Вань, ты деревню возле тракта и просёлок от неё в нашу сторону видел? — советуюсь я с командиром.
— Конечно, видел. А что не так с этим просёлком?
— Идёт он в сторону реки, и скорее всего не просто так, там может быть ещё один мост или брод через реку, поэтому нужно проверить, что к чему, а то обойдут и ударят с фланга или тыла.
— А кто пойдёт?
— Я могу. Возьму пару бойцов из резерва и пробежимся с ними по опушке, если что, пришлю «Говоруна».
— Какого говоруна? — не понял Ванька.
— В смысле связного. — Что-то я часто оговариваться начал и уже не замечать этого, то ли расслабился, то ли нервы сдают.
— Ясно. — О чём-то задумавшись и вглядываясь в указанном направлении, говорит взводный. — В общем, бери всех своих, посмотришь там, что к чему, если что — действуй по обстановке.
— Я тогда позвоню Мишке? — показываю я на аппарат. — Чтобы туда-сюда не бегать. — Лейтенант кивает, а я уже кручу ручку (телефонные аппараты и катушки с проводом мы забрали с собой и протянули связь по позициям).
— Второй у аппарата. — Откликается сержант Волохов.
— Это четвёртый. Миша, моих посылай всех в деревню. Пусть экипируются по полной боевой и мухой туда, только скрытно. Я там всех буду ждать.
— Понял. Жди. До связи.
— До связи. — Кладу я трубку на аппарат.
— Я в Шилово. — Предупреждаю я взводного. — Пока мои подтянутся, заодно с местными поговорю, проводника пошукаю.
— Иди. Как только определишься по месту и решишь, что делать, пришлёшь своего «говоруна» с донесением.
Козырнув, я вылезаю из окопа и прямо через лесок топаю в деревню. Шагов через двести узкая полоса деревьев кончается, пройдя ещё столько же по стерне поля, подхожу к крайней хате и, постучавшись, вхожу внутрь. В кухне на табурете сидел крепкий с виду дедок и что-то чинил, орудуя толстой иглой.
— Здорово диду.
— И тебе не хворать, солдат.
— Допустим, не солдат, а сержант, а на ваши деньги — унтер.
— Унтеров вместе с погонами ещё в семнадцатом отменили, а в нонешной геометрии я не розумию.
— А пан что, до семнадцатого таки нигде не служил? — Задаю я провокационный вопрос.
— Когда я служил, то мы немца до Москвы не пропустили. — Язвит старик, не прерывая своего занятия.
— Вот и мы не пропустим, а потом сами в Берлин войдём.
— Вошли тут намедни одни, на танках были, да видать ночью дорогу перепутали, и вместо запада на восток рванули. — А вот это уже интересно. Нет, следы гусениц-то я видел, когда переходил через дорогу, только узких, да и колея от колёс грузовиков была накатана. Но может дед про другие танки говорил? Ладно, качаем дальше.
— Это такие маленькие, с пулемётами, которые меньше полуторки?
— Нет, там ещё большие были. С пушками и гусеницы широкие, спрашивали, — где керосина взять? — Интересное кино. А как они через мост проехали?
— И что? Большие танки через ваш мостик прошли? Да по нему и на телеге-то ехать страшно, того и гляди развалится.
— А кто те, парень, сказал, что оне по мосту ехали? Тут у нас брод имеется. А мост справный, так что не наговаривай зря.
— И где тот брод?
— Возле Павловки.
— И как до той Павловки добраться?
— А как хошь. Хочешь лесом. А хочешь берегом, и там и там версты две будет.
— А лесом, это та дорога, что прямо от вашей деревни?
— Прямо по ней и дойдёшь.
— Спасибо. Товарищ штабс-капитан. — Кидаю я пробный шар. — А танков у нас нет, так что бежать нам не на чем, мы пока тут повоюем. — Хотевший что-то сказать старик, аж поперхнулся и закашлялся на полуслове.
— Честь имею! — прикладываю я руку к пилотке. И развернувшись через левое плечо, выхожу из дома. Пофиг, что автомат висит на правом плече и по уставу отдавать воинское приветствие не положено, мы не на плацу. Краем глаза успеваю заметить, как дедок вскочил с табурета и вытянулся по стойке смирно. И что меня дернуло наехать на этого деда, хотя какой он нафиг дед, меня просто сбила с толку его окладистая борода, «а судя по ушам, этому зайцу лет триста», — как говорил Василий Иваныч про осла, вот и этому «зайцу», чуть за пятьдесят. У нас в дивизии есть люди и постарше, и ничего, воюют, а этот сцука язвит ещё. — До Москвы допустили, — если ты такой умный, так возьми винтовку и иди, воюй за свою Родину, а не рассуждай, сидя на печке, либераст туев. И пофиг, каким ты там был в гражданскую: белым, красным, или серо-буро-зелёным, враг сейчас общий. За фрицев сейчас вся Европа воюет, а потом ещё туева хуча всяких там хиви и остальных гомосеков. А этот… Сначала сидим, рассуждаем, а потом, когда враг придёт, идём в полицаи работать.
Завёл меня этот бывший офицер. Но я и сам какой-то заводной стал, буквально с пол оборота. Нервы совсем расшатались, или так потери подействовали. Была батарея, — один бой, и остался взвод, была дивизия, — три дня, и на полк не насобирать. Походу игры кончились, и началась тяжёлая, изнурительная работа под названием — война. Самое хреновое, что своих убитых даже хоронить не успеваем, так, прикопали чуть-чуть в окопчике и всё, или в бой, или отход. А некоторые так и остаются лежать на нейтралке. Ладно, всё, проехали. Вон и моя пешмерга поспешает, хватит ныть, пора за дело.
Построив отделение в одну шеренгу, начинаю со своей любимой присказки.
— Ну что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет поработать? — дядя Фёдор ржёт, остальные удивлённо поглядывают друг на друга. Оглядываю строй. Девять человек, почти у всех немецкие винтовки и карабины, пулемёт у самого рослого бойца, узнаю рожу Малыша, правда в каске и трофейной плащ-палатке, он похож на хулигана Федю, а если точнее — на актёра Алексея Смирнова. Каски у всех. Также вижу пару патронных коробов с пулемётными лентами. А больше под плащ-палатками ничего из вооружения не разглядеть. Красноармейцы подобрались все молодые, парни лет двадцати, видимо не из ополченцев-добровольцев, а призывники. Ну, нашим легче, молодые организмы ещё не измучены нарзаном, и в начальниках никто из них не был, тем более выжили в нескольких боях, так что можно сказать — везунчики.
— Гранаты у всех есть? — Бойцы молчат. Некоторые вразнобой отвечают, кто да, кто нет. Зайдём с другой стороны.
— У кого нет гранат. Два шага вперёд. — Четверо выходят из строя. Хреново.
— Встать в строй. Лопатки у всех?
— Да, — отвечают бойцы. Ну, хоть с этим всё нормально.
— Равняйсь. Смирно. Вольно, разойдись. Можно покурить и оправиться. — Показываю на стоящий неподалёку навес, так как дождь всё ещё идёт. Зову Федора и дальше расспрашиваю уже его.
— Федя, как у нас с патронами и что с противотанковыми гранатами?
— Штук по полста на винтовку и около тысячи к пулемёту. Гранат больше нет.
— Малыша каким ветром надуло?
— Взводный распорядился. У пехоты свои пулемётчики нашлись.
— Хорошо. Сейчас дуешь к лейтенанту, скажешь ему, что в двух километрах вверх по реке брод, и мы там займём оборону. Потом найдёшь нашу запряжку с передком, и едете вот по этой дороге в деревню. — Показываю ему направление и сам просёлок. — Мы будем уже на месте. Насчёт гранат и бутылок с горючкой спроси у сержанта Волохова и старшины батареи.
— Всё понял, — отвечает боец.
— Тогда дуй прямо на КНП. — Дядя Фёдор убегает, а я строю бойцов в колонну по два и веду занимать позиции.
У брода мы были примерно через полчаса, сначала дошли до Павловки, а потом свернули налево, и по следам танковых гусениц добрались до нужного места. Бойцы отделения заняли позиции по опушке леса справа от дороги, а я отошёл немного влево, прихватив с собой Малыша, чтобы провести рекогносцировку и «узнать», — где надо копать? Русло реки здесь шире чем у моста, но по-видимому и мельче, так что брод в этом месте образовался не просто так. Наш левый берег будет покруче, зато правый полого спускался к реке. На той стороне слева от дороги росла небольшая роща, а вот справа, лесной массив был гораздо больше, и тянулся в двухстах метрах от берега. С нашей же стороны, деревья подступали вплотную, но и лесок кончался буквально метрах в пятидесяти правее просёлка, да и то, там росла в основном молодая поросль и кусты. Небольшая роща, назовём её ориентир №1, находилась в четырёхстах метрах от брода, но это потому, что река в этом месте прогибалась дугой в нашу сторону. Дорога же из Павловки шла под углом градусов сорок пять к реке и проходила вдоль северной опушки рощи, заканчиваясь в населённом пункте Ивакино, до которого было километра полтора, и в трёхсотметровый промежуток между лесными опушками деревня просматривалась в бинокль.
Я уже заканчивал свою рекогносцировку и решал, где надо копать, когда прибежал Малыш, и позвал меня с собой, при этом он только показывал пальцем направление и, разводя руки в стороны как настоящий рыбак, заикаясь, произносил только два слова.
— Там… Во-о… — Заинтригованный таким поведением бойца, иду за ним.
— Йапонский городовой… Вот ни фуя себе, сказал я себе. — Мой унтер-офицерский загиб от избытка чувств, был довольно замысловатый, Емеля аж рот раскрыл от изумления. И не мудрено, так как уперевшись в ствол сосны своим острым «клювом», стоял танк Т-34. Скорее всего, водила слегка промахнулся мимо брода, а выехав на сушу, как волк на катке, врубился в подлесок, и если бы не толстое дерево, то у местных была бы новая дорога. Видимо всё это происходило ночью, так как днём тут мог заблудиться только слепой. Гадать не будем, подойдём ближе и там разберёмся. Обойдя тридцатьчетвёрку по кругу, я убедился в правдоподобности своей первоначальной версии. Судя по всему, танк недавно побывал в бою, и обе фары с него были снесены попаданиями бронебойных снарядов и пулемётными очередями. Люк мехвода был закрыт, так что закарабкиваюсь на жалюзи, и пытаюсь открыть башенный, который тоже оказался заперт, причём изнутри. Хорошо, тогда мы пойдём другим путём. Нахожу в инструментальном ящике железяку потяжелее и стучу по крыше башни, приговаривая при этом.
— Сова, открывай. Медведь пришёл. — Никакой реакции на это не последовало. Тогда долблю по люку гораздо сильнее, а кричу уже громче.
— Эй, чумазые, просыпайтесь!!! Вы нарушили правила уличного движения! Предъявите ваши права. — Прекратив барабанить, прислушиваюсь. Из танка доносятся какие-то звуки, поэтому продолжаю начатое.
— Мазута, вылезай оттуда, фрицы уже за рекой, сожгут к херам вашу таратайку. — И добавляю крылатую фразу на русском командном. И только после этого люк мехвода открывается, а из него высовывается туловище в комбезе и танкошлеме и начинает ругаться.
— Какого буя машину ломаете, махра бестолковая… Но увидев фигуру Малыша, быстро сдувается.
— Лейтенант Иванов, особый отдел Западного фронта. Предъявите ваши документы. — Подхожу я сбоку к танкисту и протягиваю руку. Тот вылезает из танка и, встав по стойке смирно, представляется в ответ.
— Красноармеец Кукушкин. А документов у меня с собой нет. — Шинель у меня под плащ-накидкой, так что знаков различия не видно.
— Что с танком? Где весь экипаж? И почему вы ошиваетесь в тылу, когда другие воюют? — Продолжаю я грузить танкиста, пока он в прострации.
— У нас был приказ на передислокацию, а горючее кончилось, вот все и пошли его искать, а меня оставили охранять машину. — Пытается оправдаться боец.
— Где командир и механик-водитель?
— Сказали, что пошли за солярой.
— А ты чем занимаешься в экипаже.
— Я башнёр, орудие заряжаю.
— Давно они ушли?
— Ещё затемно.
— Орудие в порядке? Как с боекомплектом?
— Орудие в норме, только снарядов мало, и к пулемёту всего десяток дисков осталось.
— Сколько снарядов и каких?
— Дюжина осколочных и пяток бронебойных. — Ну, основное я выяснил, остаются подробности, но это после.
— Вот что, красноармеец Кукушкин. Вы вместе с танком поступаете в распоряжение нашего отряда особого назначения. Приготовьте орудие к бою, расчистите сектор обстрела.
— Красноармеец Малышкин!
— Я. — Откликнулся Емельян.
— Поможете товарищу Кукушкину.
— Есть.
— Надеюсь, топор и пила у вас в хозяйстве найдутся? — Обращаюсь я уже непосредственно к заряжающему.
— Найдём.
— Тогда приступайте к выполнению приказа.
— Есть! — Ответили хором оба бойца.
Пока танкист пытается найти инструменты, даю ценные указания Малышу, чтобы лишнего не болтал, ничему не удивлялся, да и за маслопупом приглядывал. А то видел я, как у обоих глаза округлились, когда я сказал про отряд особого назначения. Так-то Емеля парень не шибко разговорчивый, но мало ли что. Сам же иду командовать своими орёликами, а то что-то я задержался, планировал минут пять оглядеться, а получилось чуть больше. Пройдя вдоль опушки, собираю всех семерых вместе, и отдаю боевой приказ, а попутно нарезаю задачи каждому красноармейцу. Троих я оставляю справа от дороги. Они должны выкопать окоп для пулемёта на самом краю правого фланга, а потом заняться своими индивидуальными ячейками. А четверых забираю с собой, они должны прикрыть левый фланг, вот там и копают, первый в пятидесяти метрах от танка, остальные дальше влево до небольшого оврага.
Разобравшись с обязанностями командира отделения, иду к нашей бронированной огневой точке, а то что-то Малыш и Ко, разошлись не на шутку, устроив лесоповал.
— Шабаш! Хватит природу губить. А то дай вам волю, вы тут все деревья на дрова изведёте.
— Да мы только трошки порубили, чтобы башню развернуть, и самые большие стволы спилили, чтобы не мешали. — Начал отмазываться танкист.
— Вижу уже. Так что молодцы, хорошо поработали. — Хвалю я бойцов, залезая на танк, и осматривая местность в бинокль, уточняя сектор обстрела.
— Малышкин. Топай на правый фланг, там уже бойцы окоп для пулемёта копают. Все трое поступают в твоё распоряжение.
— Есть. — Отвечает Малыш и, прихватив пулемёт, уходит к своей команде. А мы с заряжающим занимаемся маскировкой. Хорошо, что тут в основном росли хвойные деревья, и мехвод вовремя остановился, проехав всего метров десять — пятнадцать, а то пришлось бы толкать танк на опушку, или вырубать просеку в лесу. Сектор обстрела тоже был небольшой, всего градусов тридцать, так что и той просеки, которую проделал танк своим корпусом, нам хватало. Залезаю на место командира, и приноравливаюсь к прицелу и маховикам наводки орудия. В шинели и плащ накидке, в башне конечно неудобно, но внутрь, благодаря большому трапециевидному люку я попал, и на сидушке утвердился, так что и выскочить наружу, думаю, успею. Танк стоит к лесу передом, а к потенциальному противнику задом, но это нормально. Не по политесу конечно, да и кормовая броня на пять миллиметров тоньше, зато в корме у нас двигатель, и ещё куча всяких агрегатов, так что если даже и пробьёт, до нас не всякий снаряд доберётся, главное ближе ста метров не подпускать. Ну а насчёт кормовых баков, тоже фигня, если танкист говорит, что горючка кончилась, то и гореть там нечему. Хотя в любом танке найдётся чему гореть, но и поджариваться тут я не собираюсь. Если уж припрёт, то главное вовремя смыться, а для этой цели как раз подойдёт передний люк мехвода. Так что пока птица мозгоклюй, выносит танку корму, думаю, «мы успеем добежать до Канадской границы». Но это в крайнем случае, и лучше бы до этого не дошло.
Оптимальным вариантом было бы конечно перегнать танк на высоту к командному пункту и устроить фрицам второй «Азенкур», обстреляв автоколонны на шоссе, а позже отбиться от любой бронетехники, которую можно держать на дальности прямого выстрела нашей танковой пушки. Но, на лошадях такую «телегу» не утянешь, да и снарядов для этого маловато. С нашего же места, просматривается только северная окраина деревни Ивакино, а вот шоссе уже нет. Кстати о бэка, надо бы порасспросить танкиста, что у них ещё есть, а то танк это не только повозка для пушки, с него ещё много чего полезного можно поиметь.
— Товарищ Кукушкин, ты насчёт условных знаков в курсе? Показываю кулак — бронебойный. Растопыренная ладонь — осколочный. А то второго шлема у нас нет, и к ТПУ не подключиться. Ну а в бою, не сильно-то докричишься.
— Мы так с командиром и работали, а мне привязанным неловко со снарядами управляться, да на моём месте даже разъёма нет, так что хочешь не хочешь, а в основном жестами переговаривались. А откуда вы столько знаете, товарищ лейтенант? И про пушку, да и про ТПУ. Вы же не танкист?
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. А ответ простой. Нас в осназе много чему учили, так что особо не удивляйся.
— Понял, только меня Витя зовут, а не Гораций. И ещё один танкошлем есть.
— Ну, так давай. Где он у тебя, а то я тут всю голову расшибу, об ваше железо. — Витёк спускается вниз, что-то там ищет, и через минуту возвращается на своё место.
— Вот возьмите, товарищ лейтенант. — Протягивает он мне искомое. — От нашего стрелка-радиста остался.
— А что с ним?
— Покалечило его, снаряд как раз в бульб попал, вот его пулемётом и приложило, да ещё и окалиной по лицу досталось. Когда из боя вернулись, он без сознания был.
— Понятно. Кстати, меня Николай зовут, считай что познакомились, — протягиваю я ему свою руку, — в бою будет не до разговоров, так что привыкай. Да, и скажи мне Витя, — что ещё кроме снарядов у вас есть?
— Гранаты-лимонки штук двадцать, но это для самообороны. Наган у меня и ракетница в башне. Вроде всё. — Ну, ракеты-то я видел, а вот гранаты, это очень даже неплохо. В последних боях, расход гранат, да и патронов был приличный, так что не факт, что Федя много чего привезёт. Кстати, пора бы ему уже появиться, а то скоро обед, а их где-то носит, да и Ваньке «телеграмму» отправить надо, а то у нас танк, а пацаны-то не знают, начнём стрелять, они и растеряются.



Глава 9
В заслоне (продолжение)

Ну вот, только вспомнишь, оно и всплывёт. Нарисовался, козья морда, да ещё и лыбится как… Ладно, это я так, ворчу про себя, от радости. Федос прибыл к обеду, да ещё и с обедом. Бойцы к тому времени, успели уже окопаться. Ну а я узнал у танкиста, из какой он бригады, и где они воевали в последнее время, обошёл всех на позициях, и раздал каждому по гранате. Федя привёз не только хавчик, но и свежие новости, а также пару цинков с патронами, ящик бутылок с горючей смесью, ну и немного гранат, в основном немецких колотушек.
Я как раз подходил к танку, когда увидел, едущую запряжку с передком, и восседающих на ней двух моих раздолбаев. Поэтому сразу предупредил их о моём «повышении» в звании, и новом статусе нашего отряда, чтобы не возникло недоразумений. Лошадей мы оставили на лесной дороге, чтобы не демаскировать позиции и, отправив Рабиновича раздать пищу из термоса бойцам, забрали цинки с патронами, а также мой ранец, и вместе с дядей Фёдором пошли к нашему ДОТу. Увидев тридцатьчетвёрку, Федя выпучил глаза и аж присвистнул от удивления.
— Это откуда взялось? — только и смог выговорить он.
— Да вот, валялось тут ничьё, подобрали. — Непринуждённо говорю я, как та лягушка, у которой бегемот к жопе прилип.
— Ох и етить твою через коромысло… — Выразил Фёдор своё восхищение.
— Вот и я о том же. Кстати познакомься, это Витя — танкист, они тоже под Боровском воевали. — Бойцы знакомятся, а я вскрываю один из цинков, и посылаю Витька за пустыми дисками внутрь танка. Винтовки у моих башибузуков в основном под немецкий патрон, а привезли наши винтовочные калибра 7,62×54, так что готовим к бою боекомплект танка, набивая пустые барабаны, а Федя рассказывает свежие новости. Из его рассказа выяснилось, что тылы дивизии за Нарой всё же нашлись, так что старшины привезли продукты и боеприпасы к стрелковому оружию, а также бутылки с горючей смесью, и на этом всё. Патроны были в основном наши, и остатки к Лебелям, трофейных польских, читай немецких, не было совсем, но хорошо хоть к «максиму» и «мосинкам» боекомплекта будет в достатке, да и самозарядки нет-нет, да и попадались у некоторых красноармейцев.
Хуже было с бутылками, бойцы их боялись, тем более слабо обученные, да и не мудрено. Поначалу, к бутылке с горючим нужно было прикрепить паклю, потом её поджечь, и только потом кидать. А вот с поджигом-то как раз были проблемы. Каждому бойцу, выдавался черкаш, и две картонные спички-серянки, как их тогда называли. Хранили их в нагрудном кармане гимнастёрки. Ну а в бою боец «немного» потеет, соответственно и чудо-спички отмокают. И как их потом зажечь? Курили тоже не все, а кто и курил, у того были универсальные своеобразные зажигалки, под названием кресало, а пока ты выбьешь из него искры, и хоть что-то подожжёшь, танк уже будет далеко, и ты тоже, намотанный на его гусеницы. Вот и кидали не подожжённые, и если даже бутылка разбивалась о броню, эффект был не слишком заметен. А боялись оттого, что видели, какие следы на земле оставляет сгоревшая горючая смесь. Вот и избавлялись от стеклянных гранат в первую очередь, оставляя их в окопах при отступлении и пролюбливая на марше. Так что ящик с засыпанными песком бутылками, я и не стал трогать.
Пока занимались делом, пришёл «кормилец», так что быстро обедаем, и пока бойцы продолжают своё занятие, с присоединившимся к ним Ефимом, я иду к Емеле, прихватив по пути все трофейные гранаты с длинной ручкой. Малыш и его команда свои окопы уже оборудовали, и теперь занимались маскировкой, так что переговорив с людьми, и назначив Емельяна по совместительству ещё и гранатомётчиком, оставляю ему десяток «колотушек» и возвращаюсь. Всё-таки я решил разобраться с «коктейлем» для немецкой бронетехники, поэтому открываю зарядный ящик и, достав одну из бутылок, рассматриваю и читаю инструкцию. Эти оказались какими-то новыми, с ампулой-воспламенителем, так что беру один комплект, и топаю к берегу реки, чтобы провести испытание, ну и с одного пешмергу надрессировать.
— Пошли со мной, — зову я «танкистов» — будем новое оружие испытывать. — Собираю всех на опушке и, откупорив бутылку, вставляю туда ампулу и закрываю.
— Смотрите бойцы. Нашу стеклянную гранату мы зарядили, теперь глядите что будет, только на открытое место не вылезайте. — Подхожу к самой реке, и кидаю поллитровку, на выступающий из воды валун. Как не странно я попал, и даже стекло разбилось, да и смесь сразу вспыхнула, правда прогорела недолго, всего минуту, но надымила изрядно, да и навоняла тоже.
— Вот видите? Весь камень закоптило, он почернел, и это в воде. А что будет с работающим двигателем танка, да ещё с горячим? Скажи танкист.
— Известно что, вспыхнет и загорит как копна сухого сена. — Отвечает Витёк.
— Что и требовалось доказать, а теперь все занимайте позиции и готовьтесь к бою. — Не даю я втянуть себя в дискуссию. — А стеклянными гранатами вас обеспечат.
Пока я пишу докладную записку лейтенанту, дядя Фёдор и Гаврила обеспечили всех бойцов «огненной водой», раздав каждому по поллитра и объяснив, как пользоваться, а остатки принесли обратно. Так что отправляю нашего почтальона с донесением и, сказав Феде, чтобы прикопал ящик метрах в двадцати от танка, занимаю своё место в башне. А дальше события начинают разворачиваться с калейдоскопической быстротой.
Через четверть часа после отъезда Ефима, со стороны моста раздалось частое тявканье автоматических пушек, но длилось недолго, и прервалось после выстрелов сорокапятки. Потом по позициям наших, немцы нанесли десятиминутный огневой налёт, и видимо пошли в атаку пехотой, при поддержке танков, так как оттуда раздавалась как частая ружейно-пулемётная стрельба, так и выстрелы из танковых пушек. А дальше мне уже было не до того, так как из деревни в нашу сторону двинулась колонна танков, судя по внешнему виду, наши старые знакомые — «чехи». А вот тут возникла дилемма, или стрелять бронебойными прямо сейчас, или подпустить поближе, и ударить шрапнелью поставленной на удар. Всё-таки я не поленился, и между делом проверил боеукладку. Из двенадцати осколочных, шесть оказались шрапнелями, а шесть фугасными, ну и пять бронебойных, как говорил Витёк. Всё. Решено. Бью сначала шрапнелями, а потом посмотрим. Стрелять на полтора километра, по движущейся цели, не факт что попадёшь, плюс дождь, ветер и другие неблагоприятные климатические условия, а с пятисот метров, шестикилограммовой чушкой, со скоростью 600 м/с, да по заклёпистой чавке, думаю, мало не покажется.
— Витя, заряжай шрапнелью, и ставь на удар — пока можно спокойно разговаривать, командую я. — И будешь этой шрапнелью и заряжать, пока я не скажу, или не покажу другой тип снаряда.
— Понял, — отвечает танкист.
— Снаряд! — Лязгает затвор, и я приникаю к прицелу, следя за целью. Немецкие «чехи» не спеша ковыляют по дороге, как утки, переваливаясь с боку на бок. Хотя назвать это направление дорогой, язык не поворачивается, особенно после того, как там прошёл батальон Т-34. Ну не совсем батальон, а три оставшихся от него танка, в одном из которых я и сижу. И на данный момент это всё, что здесь осталось от 17-й танковой бригады. Фрицы едут как-то замысловато, сначала повернули налево и поехали к дальнему сосновому лесу, а потом отвернули вправо, и покатили к берёзовой роще, она же ориентир номер раз.
— Чего это они галсами идут, ветер что ли ловят? — Спрашиваю я у танкиста.
— Не понял, какими галстуками?
— Ну, виляют как проститутка бёдрами.
— А… Так это они овраг объезжали, а потом ещё ручей, — дошло наконец до Витьки, — мы сами вчера ночью чуть не свалились, хорошо что с открытыми люками ехали, а то бы навернулись. Ручей то для наших танков ерунда, а вот овраг глубокий, да и откосы крутые.
— Ясно. — Танки как раз повернули ко мне левым бортом и выстроились друг за другом, представляя идеальную мишень, да и дистанция уже позволяла. Так что держу в прицеле крайний в колонне панцер и, взяв упреждение, нажимаю на спуск. Шрапнель влипает в подбашенную коробку точно по центру танка и, проломив пятнадцатимиллиметровую преграду, взрывается внутри. Не хотел бы я быть на месте того фарша, который раньше был экипажем. Но рефлексировать некогда, продолжим.
— Снаряд! — Перекрикиваю я звон в ушах. У нас максимум пара выстрелов, потом нас заметят. Навожу орудие левее, и после лязга затвора, сразу стреляю. Второй готов, этому прилетело в двигатель. После того как третий танк остался без башни, начинает прилетать и по нам. Оказывается, хреново сидеть в железной бочке, когда по ней долбят колотушками. Так что четвёртый танк я подбил, израсходовав на него два снаряда. Первый прошёл выше, и улетел за молоком, куда-то в сторону деревни. А вот второй, угодил прямо в лоб корпуса и взорвался на броне. Что стало с экипажем, я не знаю, но сам танк больше не двигался, и признаков жизни не проявлял. Пока я разбирался с четвёртым, пятый пропал из виду, по крайней мере, в прицеле я его увидеть не смог. И куда он делся, не под землю же провалился? Пытаюсь разглядеть хоть что-то в танковую панораму, но тоже ни черта не вижу. Так как стрелять по нам прекратили, то открываю люк и высовываюсь из башни, осмотреться, а заодно и отдышаться. Свежий лесной воздух ударяет в голову не хуже нашатырного спирта, и это всего после пяти выстрелов. Боюсь представить, что будет после десяти и больше. Сначала смотрю невооружённым глазом, потом достаю бинокль, и уже в цейсовскую оптику сектор за сектором оглядываю местность. Четыре панцера стоят там же, где я их и достал, а вот пятый… Ни в роще, ни в реке, и нигде больше его не видно. Да-а, ситуация. Был танк, да сплыл.
Ситуацию разрешил дядя Фёдор, который нарисовался как лист перед травой.
— Ты чего там потерял, командир? — весело спросил он.
— Танк. Было пять, осталось четыре. Где ещё один?
— А он того.
— Чего, того?
— Провалился.
— Куда ещё нахрен провалился.
— Ну, ехал задом и куда-то заехал.
В общем, из дальнейшего рассказа Феди выяснилось, что больше всех не повезло, или повезло, едущему впереди танку. Он видимо решил придержаться концепции, что танки с танками не воюют и, отстреливаясь, начал по рачьи пятиться назад, но видимо со страху забыл про овраг, и влетел в него кормой, а может и не забыл, и решил там укрыться. Вот и укрылся, только не факт, что он оттуда выберется, да и экипажу наверняка поплохело. Живых фрицев нигде не видно, так что спускаюсь на землю и, закурив, обхожу тридцатьчетвёрку по кругу. Свежие царапины на броне есть, но видимо все снаряды ушли в рикошет, танк стоял хоть и кормой к противнику, но башня была развёрнута лобовой бронёй, ну и немцы ближе чем на пятьсот метров не подошли, так что можно сказать обделались лёгким испугом, посмотрим что будет дальше.
Стрельба на левом фланге всё ещё шла, но условного знака ракетами, типа «всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает», Ванька не подавал, значит, пока справляются своими силами. Кстати о сигналах.
— Витёк. — Зову я танкиста, выбрасывающего пустые гильзы от снарядов.
— Я.
— Возьми ракетницу и запули две зелёных ракеты в зенит.
— Понял. — Насчёт сигналов ракетами, мы с лейтенантом уговорились ещё «на берегу», точнее на КНП, перед нашей командировкой сюда, но так как ракетница была только одна, то и связь была соответственно односторонняя. Ну а с появлением второго сигнального пистолета, я давал понять, что теперь я тоже на связи. Например, этот сигнал означал, «всё в порядке, атаку отбили; чего и вам желаем, шлите письма, пишите телеграммы…», ну и далее по тексту, кто там чего себе нафантазирует. Был ещё сигнал «полдер» — это две красных, ну и другие нецензурные комбинации. Типа «муйня», «выхухоль» и «писец». Пока «шутцепанцерманы» не опомнились, иду проверить и подбодрить своих подопечных. Начинаю с левого фланга, но тут наоборот, бойцы поднимают мне настроение, хвастаясь, сколько фрицевских танкистов завалил каждый. Первую скрипку всё-таки как я подозреваю, сыграл Малыш на своём инструменте, но стреляли все, и хотя попасть из винтовки без оптики на полкилометра — это фантастика, но гансы падали и больше не вставали. Поставив дядю Фёдора командовать «снайперами», иду на правый фланг, там как говорится — те же яйца, только в профиль, бойцы меряются стволами своих винтовок, и только Малыш как всегда спокоен.
— Сколько на этот раз завалил? — Спрашиваю я у него.
— Сегодня мало. Из первого подбитого никто не выбрался. Со второго четверо, но двое горели. Которому башню оторвало, так из него вылезло всего двое. Ну, и из последнего только один в верхний люк выкарабкался, но там и остался.
— Молодцы. Командуй тут, а я к себе, как бы эти затейники чего не удумали. — Вовремя тут эта тридцатьчетвёрка заглохла, если бы не она, тут бы нам и карачун. Взвод танков, против десятка пехотинцев с зажигалками, это если бы сразу в лес убежали, тогда может быть и спаслись, а если бы остались, то нас бы даже и не заметили, походя смахнули из пулемётов и, не останавливаясь, двинули дальше. Когда я залез на своё место в башне, то над лесом взлетела зелёная ракета, правда одна. Значит атаку отбили, но есть проблемы.
Наступившая тишина длилась недолго, минут через двадцать по левому флангу начинают работать миномёты, а по нам пушки, и судя по всему трёхдюймовки. Так что зовём в танк дядю Фёдора и, закрыв все люки, ждём окончания налёта. Судя по сериям разрывающихся снарядов, пушек всего две, но и нас тут горстка, так что потеря даже одного бойца, будет не фатальна, но чувствительна. Я верчу командирскую панораму, и наблюдаю за окружающей обстановкой, не желая прозевать противника, и кое-что углядел, всё-таки я предполагал, куда надо смотреть, да и фрицы почему-то расслабились.
Немецких корректировщиков я разглядел хорошо, они расположились на опушке леса, в полукилометре от нас, так что один осколочный, я для них не пожалел, а после удачного попадания снаряда, заряжающий выпустил в ту сторону один диск из пулемёта. Чисто на всякий случай, чтобы никто не ожил. Артиллерийский огонь по нам сначала стихает, а потом и вообще прекращается, значит попали удачно, и теперь можно перекурить и немного расслабиться. Нам повезло, а вот основному отряду доставалось, миномёты не замолкали ни на минуту, то снижая, то усиливая интенсивность стрельбы, ответить им было нечем, так что была только надежда на глубокие окопы. Зато то место откуда могли стрелять трёхдюймовки, я вычислил, правда, сделать с ними ничего не мог, да и о точном расположении пушек, я мог только догадываться. Арта располагалась за лесом, примерно в километре от нас, так что накрыть её, можно было только навесным огнём, и была бы у нас гаубица, и хотя бы полсотни снарядов, тогда мы бы показали фрицам «кузькину мать», а вот из стоящей в танке Ф-34 с настильной траекторией, стрелять было бесполезно. Нет, дальности бы хватило с лихвой, и достали бы даже на прямой наводке, но сначала нужно было прорубить в лесу просеку, длиной полкилометра а может и больше, а потом стрелять. Фрицы же скорее всего вели огонь из лёгких пехотных орудий, так что свои снаряды они перекидывали через лес без проблем, но и нашему танку на них тоже было похиг, я больше боялся за пехоту.
Затишье у нас продолжалось недолго, всего с полчаса, как раз когда слева от нас раздалась ружейно-пулемётная пальба, немцы возобновили артподготовку по нашему клочку леса. Пока фрицы молчали, мы времени зря не теряли, закидали наш БОТ еловым лапником, а в том месте, где танк проделал просеку, посадили спиленные деревья. Хитрость конечно не велика, но хоть какая-то маскировка, так что хотя бы не сразу заметят, а если и заметят, то может и не разберут, что это такое, танк или пушка. С одного я узнал у заряжающего, как они докатились «до такой жизни», или доехали до этого места. Как рассказал мне Витёк, до реки они добрались удачно, и хоть и была ночь, но ехали с открытыми люками, да и «танки грязи не боятся». А вот дальше… Передний люк пришлось закрыть, и механик ехал вслепую, следуя только командам командира, сам брод был узким, да ещё и располагался не под прямым углом к берегу реки, а шёл немного наискосок. Естественно этого никто не знал, и вместо того, чтобы повернуть влево, водила принял вправо, а когда в танк начала просачиваться вода, и он стал погружаться всё глубже, то запаниковал, и дал по газам. Пяти сотен лошадок двигателю хватило, чтобы танк выскочил из реки, и врубился в лес, но потом что-то противно заскрежетало, и уперевшись в сосну, машина встала. На все попытки завестись, движок так и не отреагировал, поэтому механ озвучил версию, — что горючка кончилась. Остальные танки переправились нормально, пустив вперёд «проходимцев» со слегами, комбат приказал оставаться на месте, и охранять машину, сказав, что пришлёт тягач, когда соединится с основными силами бригады.
— А где тогда остальные члены твоего экипажа, Витя? Раз ты говоришь, что машина не на ходу. — Спрашиваю я у танкиста.
— Так они в тыл ушли… Совсем. — После недолгого раздумья признался он.
— А ты почему не пошёл? Ведь звали небось.
— А я тутошний, из-под Наро-Фоминска, и у меня там семья, вот я и решил, дать свой последний бой на подступах к городу. Подумал, если я здесь даже десяток фашистов уничтожу, всё нашим легче будет. Может и отобьются, а там глядишь и вспять погонят.
— А что же ты мне тогда наврал, про свой экипаж?
— Так и вы мне всей правды не сказали. Товарищ сержант. — Выделил он голосом моё настоящее звание.
— Ладно, уел. Надеюсь, ты не собираешься сгореть в танке, как Джордано Бруно на костре за свои убеждения. Я это к тому, что если нас подожгут, то надо будет делать ноги отсюда.
— Теперь уже нет, мой план мы уже перевыполнили, так что пожить ещё хочется, да и «долги» супостатам отдать.
— А вот это правильно, так что ещё повоюем. — И мы повоевали. В конце концов, гансы пристрелялись, и осколки всё чаще молотили по броне. Маскировку, скорее всего, тоже сорвало, так что прикрыв панорамный прицел броневым колпаком, наблюдаю через телескопический, но для этого приходится вращать башню. Это хорошо, что танк стоит на месте, на ходу бы я вообще хрен что увидел с непривычки, да и с привычки, скорее всего тоже. Всё-таки непонятную возню на опушке рощи я заметил, так что открываем огонь из спаренного пулемёта и, проредив кусты и деревья, а заодно и «вознюков», немного приоткрываю верхний люк, чтобы проветрить помещение, а заодно и прислушаться, что творится на белом свете.
Застрочил эмгач Малыша, поэтому поворачиваю башню вправо, и смотрю, что там происходит. В лесу за речкой также сосредотачивался противник, поэтому два магазина выпускаем в ту сторону, не давая фрицам спокойно начать атаку. Снаряды пока бережём для других целей, а то мало ли что, вдруг танк, или бронетранспортёр, или пароход, а то река рядом, всякое может случиться. Но на этот раз немцы к нам не полезли, они только вели редкий огонь в нашу сторону, постреливая из карабинов, и выпуская несколько очередей, причём пулемётчики сразу меняли позицию. Израсходовав впустую несколько дисков, я бросил это бесполезное занятие — игру в кошки-мышки с немецкими пулемётчиками. Аккумуляторы в танке были посажены, а крутить тяжёлую башню вручную туда и обратно, было практически бесполезно. Пока я наводил орудие со спаренным пулемётом в цель, гансы уже заканчивали стрелять и меняли позицию. Проще с этим делом было у Малыша, но один раз попробовав, вступить в дуэль с пулемётчиком, он огрёб таких звиздюлей, что еле унёс ноги, хорошо хоть догадался стрелять с запасной позиции. Немцы повели себя не по джентельменски, засыпав в ответ опушку «морковками» и снарядами трёхдюймовок. И хоть я и подловил один ротный миномёт, истратив на него фугас, но счёт в результате оказался не в нашу пользу.
Когда фрицы прекратили артобстрел, и стали редко стрелять сериями по нескольку снарядов, я поначалу даже обрадовался, но оказалось что зря. После доклада Емели, а потом и дяди Фёдора о потерях, я пришёл в громкий ужас. Поэтому от души выматерившись на свою тупорылость, приказал, всю оставшуюся в живых пешмергу, отвести с западной опушки, на восточную. Оказалось, что за полчаса этого огневого противостояния, мы потеряли троих, из них ранило только одного. Бойцы увлекались, азартно перестреливаясь с фрицами, прямо из своих стрелковых ячеек, а корректировщики их засекали, накрывая в ответ артиллерийским или миномётным огнём. Кому-то везло, и после обстрела он оставался жив, а кому-то и нет. Так что на фланги наблюдателями пошли старые кадры, а все остальные составляли резерв, и должны были занять окопы по сигналу белой ракеты. В отместку, уже не обращая внимания на расход боеприпасов, сначала обрабатываю из пулемёта рощу и, выпустив один осколочный, переключаюсь на опушку леса справа, прореживая её короткими очередями.
Нам пока везло, основная атака опять велась по нашим основным силам, но они всё-таки отбились, и теперь фрицы навалились уже на нас, причём как пехотой, так и танками, так что весь бой я помню урывками. Сначала по танку лупят осколочно-фугасными, уже не понять из чего… Видимости почти никакой, в ушах стоит сплошной звон… Под прикрытием артогня, немецкие танки и пехота подбираются довольно близко, так что стреляю по силуэтам, уже не разбирая тип снаряда… Что я, что Витька, оглохли, башню заклинило, все прицелы разбило, моё лицо всё саднит, от отскочившей окалины, корма танка чадно дымит чёрным дымом… Последнее, что я помню, это как мы наводим орудие через ствол, и стреляем в четвёрку, дошедшую до середины реки…



Глава 10
Мелкие пакости или диверсантами не рождаются

Очнулся я уже в сумерках, где-то в лесу. Голова кружилась и трещала как с перепою, во рту было сухо и погано, всё тело ломило. С трудом утвердившись на пятой точке, я прислонился спиной к ближайшему дереву и приготовился, «дать дуба». Спас меня дядя Фёдор, протянув флягу с водой. После нескольких глотков, мне стало ещё хуже и выпитая вода запросилась обратно, причём тем же путём. Успеваю отвернуть морду лица в сторону, чтобы не обгадить форму, и делаю бе-е. После того как я напугал окружающую среду, мне полегчало, поэтому встаю и, умывшись в ближайшей луже, и прополоскав рот из той же фляжки, уже спокойно пью. Закончив с гигиеническими процедурами, оглядываю своё оставшееся воинство.
Да, не густо, вместе со мной — четыре танкиста, правда, без собаки.
— Что с танком? И где мы? — спрашиваю я у «Гуслика», он же Витёк.
— Танк загорелся, мы выстрелили в последний раз, а потом вылезли через люк мехвода, и ты потерял сознание, сюда мы тебя уже вместе с Федей тащили, а позже и Емеля нас нашёл.
— Фёдор, что с молодёжью?
— Все там остались. — Проглотив комок и мотнув головой куда-то в сторону, отвечает он.
— Немцы где?
— Были за речкой, сейчас не знаю.
— Танк вы прямо на переправе подбили, гусеницу он размотал, и его развернуло. А когда фрицы через люки полезли, тут я их и поджарил из пулемёта, а потом пехоту на том берегу приголубил. — Вставляет свои пять копеек Малыш. — Правда, пулемёт того, не сберёг. — Тут же сокрушается он.
Собрав воедино все отрывочные сведения, я смог восстановить картину боя почти полностью. Сначала по нам стреляли пушки, причём весь свой огонь они сосредоточили по тридцатьчетвёрке, потом, видимо заняв удобную позицию, к ним присоединился и Pz-IV, который бил уже прямой наводкой. Но так как стрелял он с расстояния превышающего полкилометра, то и нашу броню пробить не мог. Да и разрывы фугасов мешали как нам, так и немцам. Хуже стало, когда в атаку пошли немецкие «чехи», и хоть броню они нам пробить не могли, но под градом тридцатисемимиллиметровых бронебойных снарядов, нам было «весело». Мы тоже не сидели без дела, и как сказал Федя, пару танков уконтрапупили. Но скоро количество перешло в качество, и башню нам заклинили, да и прицелы расколотили, хорошо, что орудие было направлено на брод, да и вертикальная наводка ещё работала. Дядя Фёдор аккуратно отстреливал экипажи подбитых танков, а потом, так и не дождавшись сигнала, вернулось на позиции наше пехотное прикрытие, и для гансов нашлись новые цели. Зря я бойцов «пешмергой» обозвал, в буквальном переводе, — «идущие на смерть», может, не всплыви у меня в памяти это слово, кто-нибудь из них бы да выжил, хотя вряд ли. Когда после очередного попадания, Т-34 зачадил, фрицы совсем обнаглели, и их «четвёрка» поехала по броду, который днём было хорошо видно. А вот тут мы их уже и подловили, выпустив последний снаряд, а главное попав. Точку же в немецкой атаке поставил Малыш. Он выжидал до последнего, никак не проявляя себя, а потом, предварительно уничтожив экипаж подбитого танка, обрушился на скучковавшуюся на берегу пехоту, и стрелял, пока не опустошил весь короб с пулемётной лентой. Он успел нырнуть в свой окоп с первыми разрывами снарядов. Хорошо, что из танков остались одни только «чехи», и прямых попаданий в окоп не было, но бруствер они срыли капитально, и Емельян едва выбрался, из-под засыпавшей его земли. Фёдор же, увидев, что наш танк горит, поспешил на выручку, и перетащил нас с «Гусликом» в безопасное место, причём успел вовремя, так как минут через пять, немцы снова засыпали танк своими осколочными гранатами. Я видимо угорел с непривычки, а когда глотнул свежего воздуха, срубился. Витька продержался чуть дольше, но в конце концов, и его пришлось тащить. Вот дядя Фёдор и челночил, волоча сначала одного, а потом другого, по грязи, на моей плащ-палатке.
Первым делом я спросил насчёт имеющегося в наличии оружия. Оказалось не густо. Одна винтовка и автомат на четверых, правда с короткостволом и гранатами, был даже излишек. Пять пистолетов и два десятка гранат. Оказалось, что в полубреду я приказал Витьку, забрать все «лимонки» из танка, ну а Малыш притащил все «колотушки», не используемые в этом бою. Можно было конечно пошарить в оставленных окопах, и поискать там винтовки, но вот кто там сейчас, мы не знали, да и толку от этих «берданок» я не видел. Во-первых, хэзэ, как они пристреляны, а во-вторых, надвигалась ночь, и от пистолетов, да ещё в лесу, было гораздо больше пользы. Осадки в виде дождя и мокрого снега наконец-то прекратились, правда, заметно похолодало, поэтому топаем в деревушку, чтобы погреться и немного обсушиться. Полкилометра до Павловки, мы одолели минут за пять и, увидев свет в оконце одной из ближайших хат, а главное дым из печной трубы, стучимся в дом.
— Кто там? — раздаётся из-за дверей грудной женский голос.
— Тётенька, дозвольте водички напиться, а то так есть хочется, что даже переночевать негде. — Изрекаю я тоненьким голоском, известную байку.
— Входите уже сиротки, только что-то маловато вас осталось. С утра вроде больше было? — говорит, вышедшая в сени с настольной лампой хозяйка.
— Так уж получилось. — Виновато развожу я руками.
— Ну, так и не стойте на пороге заходьте в хату, только сначала ноги хорошо вытирайте, и в дверях не толпитесь, а то всю избу выстудите. — Много времени наведение марафета у нас не заняло, мы только скинули мокрые и грязные плащ-палатки, у кого они были, а сапоги у нас и так блестели, как у кота тестикулы. По следам гусениц танка мы в этот раз не пошли, а после ходьбы по мокрой, местами покрытой снегом луговине, с некошеной, но полёгшей травой, всю грязь с сапог как корова языком слизала. Да и в деревню мы вошли, пробираясь обочиной.
— Здравствуй хозяйка, ты уж не взыщи, но промокли мы, да и продрогли.
— Ну, тогда проходите ближе к огню, грейтесь, а шинельки свои можете снять, и к печи повесить, да и сапоги тоже, хоть портянки просушите. — Хозяйка открывает заслонку, и подбрасывает в зёв русской печи ещё несколько полешек. Заслонку она так и не закрывает, поэтому скинув сапоги, идём к самому шестку, и протягиваем покрасневшие руки к устью печи.
— Ладно, давайте по двое на печь. — Видя, как нас начинает колотить крупной дрожью, командует хозяйка. Первыми залазим я, и скинувший свой комбез танкист. Я прямо в форме ложусь на полати, и через пять минут от одежды начинает валить пар, а ещё через десять, мы сами валим вниз, так как на горячих кирпичах невозможно ни сидеть, ни лежать. Дядя Фёдор, залёгший греться после нас, не продержался и десяти минут. Малыш на печку не полез, он в это время как раз «окучивал» хозяйку, ну как окучивал, просто вёл с ней непринуждённый, степенный разговор, помогая чистить картошку. Я кажется за всю совместную службу, не услышал от него столько слов, сколько он выдал «на гора», за время разговора с селянкой. Да и особой рассудительностью Малыш не страдал, выполняя все команды без нареканий и лишних суждений, больше смахивая на Иванушку-дурачка. Зато сегодня он предстал совсем другим человеком, и хоть и был молодой, но вот если его не знать, и наблюдать за ним только со спины, то судя по разговору ему можно было дать лет сорок.
Судя по всему, Емельян запал на селянку, и надо сказать было от чего. Статная, фигуристая женщина лет тридцати, как ростом, так и остальными размерами не уступающая Малышу. Особой красотой не отличалась, обычная русская баба, которая слона на скаку остановит и хобот ему оторвёт. Такая Нонна Мордюкова и Фрося Бурлакова в одном флаконе. Статями почти как Нонна, ну а лицом и русоволосой косой, да и голосом — Фрося. В общем, закончив помогать хозяйке, которая представилась как Мария Ивановна, Малыш накидал на лежанку шинелей, и завалился на полати. Ну, чистый Емеля, только ещё щуки не хватало, кажется он сразу заснул, как только прилёг. Пока хозяйка хлопотала на кухне, а Емеля бессовестно дрых на печи, мы обсуждали наши дальнейшие планы. Кто виноват? Что дальше делать? И где достать водки. Виноваты во всём, оказались естественно фрицы. Бутылку водки выставила на стол хозяйка. А вот что конкретно делать? Решили обсудить после ужина. Стол «просто Мария» собрала богатый, конечно смотря с чем сравнивать. Но на скорую руку и это неплохо. Кроме чугунка с варёной картошкой, тут был и хлеб, сало, яйца, всякие соленья, варенья и мёд. Объесть хозяйку я не боялся, всё равно через день, два тут будут фрицы, и простоят на реке Нара, которая в пяти километрах отсюда, вплоть до Нового года, а это два месяца, так что нечего добро, на немецкое говно переводить. Лучше уж мы червячка заморим. Распив на пятерых запотевшую поллитровку, хорошенько поели, и под травяной чай с мёдом, стали обсуждать наши дальнейшие планы кровной мести. Привлекли и хозяйку, как знавшую местные реалии, насчёт скрытых переправ через речку, да и про рельеф местности не мешало бы узнать. Действовать решили в час ночи, так что отбиваемся до полпервого. В караул вызвались Малыш да Марья, так что отдав Емеле часы, со спокойной совестью засыпаю. Чего они там накараулят мне по барабану, лишь бы вовремя разбудили. Главный наш караульщик это Филька (помесь овчарки с волком), который сейчас бегает по двору. Правда, повстречав этого Филю на лесной тропинке, можно обделаться не только легким, но и тяжёлым испугом, так что с таким защитником, хозяйка никого и не боялась. А нас она увидела в окно ещё на лугу, когда по сумеркам мы пробирались в деревню, вот на всякий случай и закрыла пса в сарае.
С выходом мы задержались. Нет, разбудили нас вовремя, да и нищему собраться — только подпоясаться. А вот когда мы вышли со двора, то тут и обнаружили процессию, подходящую к селу. Мы встретились с остатками своей батареи, или теперь уже взвода, во главе с лейтенантом. Голова у Ваньки была перевязана, да и пешком он не шёл, а ехал на передке рядом с ездовым. Объяснив командиру в двух словах свою задумку, и сказав, что мы пошли на разведку, я, передав с рук на руки Манюне одновзводников, со своей шайкой-лейкой продолжил начатое.
— Федя, ты хоть найдёшь в такой темени ящик с бутылками? — спрашиваю я бойца.
— Ну, если танк найдём, то и ящик тоже.
— Тогда ладно, главное чтобы фрицы свой танк никуда не утащили, а то все наши планы прахом пойдут. — Тридцатьчетвёрку мы нашли, дядя Фёдор выкопал также и ящик с «зажигалками», но на этом наши успехи по «добыче полезных ископаемых» закончились. В ходе дальнейшего лазанья по опушке выяснилось, что немцы на этом берегу побывали, и всё оружие забрали с собой, даже побитое. Конечно, если заняться раскопками по окопам, то кое-что можно было и нарыть, но лишнего времени не было, да и смысла в этом я не видел. Фрицы оставаться в лесу, на этой стороне реки побоялись, да и зачем им это, когда в полутора километрах отсюда находится деревня с тёплыми печками. Самые невезучие, правда, остались охранять брод и подбитый на нём танк, только охранники ещё не знают, как им «повезло». Я приготовил пяток бутылок с горючей смесью, а Емеля десяток колотушек, с надетыми на них осколочными рубашками. Гансы совсем расслабились и, разведя костёр прямо на берегу, греются возле огня. Вот они и являются основной мишенью Малыша, так как находятся в пятидесяти метрах. Моя цель поближе, метрах в двадцати пяти, но и побольше, так что думаю, не промахнусь. Прикрывают нас дядя Фёдор из самозарядки и «Гуслик» из автомата. Немцы ракетами не увлекаются, но нам пока и отсветов от костра хватает, а скоро тут будет ещё светлее. Расходимся в стороны и начинаем, — Малыш первым, я за ним. После разрыва гранаты, разметавшей костёр, кидаю свою бутылку в танк, потом ещё одну и ещё. Мне кажется, что я даже слышу звон разбитого стекла, и после того как разгорается огонь, оставшимися стеклянными гранатами, стараюсь попасть в корму ближе к двигателю, чтобы танк уже точно никто не смог отремонтировать.
В конце концов, у немцев нашёлся какой-то «гений», который запулил в ночное небо осветительную ракету на парашюте, тем самым только усугубив бедственное положение своих камрадов. Теперь мечущихся по берегу фрицев, стало видно как на ладони, так что оставшиеся «толкушки», Малыш метал уже по хорошо видимым целям. Мы расположились на опушке, и звуков, а также вспышек от выстрелов с нашей стороны, никто не видел и не слышал. А предположить, что кто-то может докинуть гранаты на расстояние 50–60 метров, немцы и думать не могли. Наше прикрытие, тоже никак себя не проявило, так как прикрывать нас, было не от кого, поэтому так же тихонько, как и пришли, мы сваливаем. Пару растяжек на лесной дороге мы всё же поставили, только уже на самом выходе из леска, чисто на всякий случай, вместо сигналки. Мало ли какому-нибудь гансику взбредёт в голову, прогуляться ночью, вот мы и услышим. Сами же берём ноги в руки и сваливаем в деревню.
Немцы опомнились достаточно быстро, когда мы уже подходили к Павловке, палить во все стороны из стрелкового оружия они перестали, зато их артиллерия стала садить по лесу, видимо пытаясь, нащупать «наши миномёты». Но основной «миномёт» с позывным «Малыш» шёл впереди меня, поэтому на этот обстрел нам было плевать. Зато благодаря этой стрельбе, я выяснил, что пушки находятся уже в другом месте, а не там, где были днём. Так что наши планы придётся менять, тем более канонада слышалась не только на севере, но и на северо-востоке, а это уже почти в нашем тылу.
Когда мы пришли в Павловку, то там уже все были готовы. Тот переполох, что мы устроили на переправе, а так же немецкий артобстрел, поднял всех на ноги. Мы отсутствовали около часа, так что бойцы в деревне успели только поесть и слегка передохнуть. А в наличии нас теперь было, если ещё подсчитать танкиста, Марью и собаку — тринадцать штыков, или клыков. От всего личного состава батареи осталось десять человек и одна запряжка с зарядным ящиком. Махры вообще выжило не больше одной трети, причём вместе с ранеными, а так как свою задачу отряд выполнил, а больше никаких приказаний нам не поступало, то Иван и отправил всех пехотинцев с ранеными в тыл, на соединение с дивизией. Тем более, на теперь уже бывшие наши позиции, с юго-запада отошли подразделения 5-й ДНО, но видимо задерживаться там они не собирались, просто ждали, когда подтянутся и соберутся отставшие. Лейтенант, не поверив слухам о нашей преждевременной смерти, решил выяснить. Что же с нами случилось на самом деле? Поэтому, с оставшимися батарейцами, он и отправился на поиски. Про распространителя слухов мне рассказал Кешка, пока мы, перекуривая, ждали, когда взводный даст команду на выход.
— Прибегает значит от вас этот паникёр (голова обвязана, кровь на рукаве) и орёт. — Товарищ лейтенант, всё пропало, танк спалили, всех наших убили, я один только чудом живой остался… — Ванька ему сперва не поверил, а когда над лесом поднялся чёрный дым, и с вашей стороны перестали стрелять, видимо подумал что всё плохо, тем более сигнал ракетами вы не дали…
— Нечем было давать, ракетница в танке осталась. — Вставляю я свои пять копеек.
— Ну, я и говорю, что не поверил, а этот Недрищев опять за своё. — Всех убили, никого не осталось… Так мы от него ничего путного и не добились, — контуженный, что с него взять, да ещё в руку поцарапанный. А потом дел навалилось, мы сами с трудом отбились, пока всех раненых собрали, убитых похоронили, уже и стемнело. Ну а когда ополченцы из пятой дэнэо подошли, взводный и решил вас поискать. Да и я ему говорил, что наш сержант и не из таких передряг выбирался, да и все остальные из наших, кадровых.
— Лейтенанту хуже стало. — Сказал, подошедший к нам Мишка. — Пока сюда добирались, он ещё держался, а как в избу зашли, так он и сомлел. Прилёг отдохнуть и потерял сознание. Маша сейчас его обихаживает. Что делать будем?
— Что делать? Что делать? Сухари сушить. — Ворчу я. — До переправы у села Каменское нам пять километров, это час ходьбы, плюс неизбежные на море случайности, добавим ещё один, сейчас третий час ночи, до утра нам желательно добраться до своих. Итого на раззвиздяйство у нас максимум час, потом может быть поздно. Что в зарядном ящике?
— Да всего понемногу: две укупорки с осколочными снарядами, готовальни с инструментом, немного патронов, десяток гранат и чутка продуктов. — Рапортует сержант Волохов.
— Лошадей распрячь, боеприпасы и хавчик раздать бойцам, инструмент во вьюки и на лошадей. Передки со снарядами придётся оставить, по лесу с ними не походишь. Пять минут. Время пошло. Лейтенанта если что понесём. Так что насчёт носилок сообразите. — Принимаю на себя командование и иду в дом. Чуйка у меня в очередной раз вещала недоброе, так что друзья младшие командиры прониклись и без лишних вопросов пошли озадачивать личный состав.
— Что с ним? — прямо с порога спрашиваю я у хозяйки.
— Сейчас вроде спит.
— Уходить надо отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Мы на Каменское, прямо через лес, сможем пройти?
— Люди пройдут. А телеги ваши без дорог вряд ли, там в основном тропинки.
— Ну, от дорог нам желательно подальше держаться, так что Марья Ивановна, ведите нас своими тайными тропами. — Между делом конфискую у Ваньки свой дважды трофейный ППД и, отцепив у него с пояса запасной диск, приторачиваю себе на ремень.



Глава 11
Чертова дюжина или крупные неприятности

Через пять минут всё было готово, и когда колонна нашего взвода двинулась в путь, то со стороны деревни Шилово раздалась ружейно-пулемётная перестрелка. Причём стреляли в основном немецкие пулемёты и карабины. А когда мы подошли к опушке леса, сработала наша петарда с сюрпризом, и заполошная пальба началась уже со стороны брода. А вот это уже хуже, так что, спросив у просто Марии, в каком направлении она поведёт отряд, прикинул азимут и, оставив за старшего — сержанта Волохова, беру с собой дядю Фёдора, и вдоль южной опушки леса бежим на позицию.
Деревня Павловка располагалась в лесном массиве, но деревья к ней подходили не вплотную, а описывали вокруг окружность, радиусом около трёхсот метров, и только на западе от населённого пункта, примерно в полукилометре от него, текла река. С юга, со стороны Шилово шла просёлочная дорога, вот возле этого просёлка на опушке, мы с Федей и зашкерились. Была у меня одна интересная мысль, использовать опыт боевиков-террористов. Пока мы бежали на позицию, немцы нашли и второй сюрприз. Ну как нашли, бумкнуло вот и нашли. Второй наш «сюрпрайз» был веселее, если первая растяжка состояла просто из гранаты, то на второе мы подали ещё и коктейль, названный именем одного известного товарища. А когда бутылка разбилась, то в том месте в лесу, стало гораздо светлее, ну и теплее. Когда фрицы вдоволь настрелялись и погрелись у сотворённого нами костерка, то они уже целенаправленно двинулись вперёд, подсвечивая свой путь осветительными ракетами на парашютах, но двигались они теперь не по дороге, а рядом с ней, по луговине. Кстати правильно делали, на лугу было меньше грязи. А вот насчёт подсветки, это они вообще молодцы, и будет им за это от нас презент.
Головной дозор, когда он подошёл к самой деревне, мы трогать не стали, а вот по главным силам открыли огонь. Стрелял в основном Федя из самозарядки, я его только поддерживал, короткими очередями из ППД, всё-таки расстояние было приличным, метров триста, и не о какой точности попаданий не могло быть и речи. Но такой цели я перед собой и не ставил, важно было создать у немцев видимость, что их атакует с фланга какое-то подразделение русских, причём не меньше отделения. Вот мы с Федей и меняли позиции, после нескольких выстрелов, создавая эту иллюзию. Дождавшись ответного огня в нашу сторону, мы оттянулись ближе к дороге, и Федя продолжал постреливать в сторону немцев, а я отполз чуть дальше, и занял позицию на обочине, поджидая фрицев с юга из Шилово, но теперь уже других. Ждать пришлось недолго, всего минут пять, за это время я, поменяв опустошённый магазин на запасной, успел перезарядить его патронами и изготовиться к бою.
Боевой дозор «южных фрицев», крадущийся по противоположной от меня обочине, я подпустил ближе, и уничтожил из автомата. Потом подполз к дяде Фёдору, и уже совместными усилиями мы расшевелили гансов, находящихся на севере от нас. Под зарождающееся веселье, мы «делаем ноги», сваливая на восток, сначала на пузе, потом гуськом, ну а дальше уже бегом.
Добравшись до Марьиной стёжки, немного понаблюдали с опушки, за разгорающимся боем между норд и зюйд гансами. Заняв позиции на окраине деревни, взвод немцев усиленно молотил по опушке из всех стволов, а оттуда отвечали уже по деревне, и с каждой минутой отвечающих становилось всё больше, скорее всего с юга подходила целая рота, и вступала в бой. Я уже начинал сомневаться. А немцы ли это? Но дозор в форме противника я видел отчётливо, да и команды, после моих выстрелов, с той стороны раздавались на немецком, наш русский командный, я бы узнал. Ну, а такого количества трофейных пулемётов и патронов, у отступающей, разбитой дивизии, не могло быть в принципе. Понимали это скорее всего и фрицы, но очень трудно удержаться, и не стрелять в ответ, когда по тебе лупят со всех стволов, и пули свистят над головой, тем более ночью все кошки серют.
Долго любоваться на устроенный нами сабантуй нам было недосуг, поэтому идём следом за нашими по тропе. Хоть тропка и виляла между деревьями, но заблудиться мы не боялись, так как свежие следы от лошадиных копыт, отчётливо выделялись на влажной земле. Прошедший накануне отряд оставил не только отпечатки сапог и подков, но ещё и мины, вот на одну из них Федя и наступил. Я уже хотел приколоться и сказать известный афоризм насчёт вступления в дерьмо и в партию, но вовремя «прикусил язык», всё-таки партия тут была одна, и отношение к ней было определённым. Через полчаса нашей погони, когда мы пересекли просеку, а потом и лесную дорогу, догнали своих, которые как раз остановились на привал.
Взводный пришёл в себя, и передвигаться самостоятельно, хоть и мог, но его приходилось поддерживать с двух сторон. Хотя половина отделения у нас считай, что освободилась, и теперь мы двигались следующим образом. В боевом дозоре у нас бежал Трезор, он же Филя потом шёл Малыш с пулемётом и проводницей, дальше друг за дружкой все остальные, ну и замыкал наше шествие конный обоз, а в тыловом охранении топал танкист с эмпэхой. Так как мы шли не особо быстро, то Филька успевал навернуть вокруг нас несколько кругов, заменяя так же и боковое охранение. Лошади, конечно, побаивались волка, и всхрапывали, чуя его приближение, но со временем привыкли, да и сам охранник на виду не маячил, а челночил с фланга на фланг в основном впереди. Оружие у нас было у всех, причём пятьдесят на пятьдесят, как трофейное, так и наше. Такой же расклад был и по автоматическому, и даже Маша шагала вооружённая двустволкой. Как оказалось, она работала хомячихой, тьфу ты лесничихой, заменяя ушедшего на фронт, и погибшего в самом начале войны мужа.
Удачно проскочив через ещё одну лесную дорогу, мы что называется, попали. Нам оставалось пройти совсем немного, когда из головного дозора прибежала Машка, и почему-то шёпотом произнесла только одно слово. — Немцы. — Останавливаю отделение и, приказав бойцам рассредоточиться и занять круговую оборону, крадусь, в указанном проводницей направлении, осторожно перемещаясь от дерева к дереву. При моём приближении, занявший позицию для стрельбы Малыш, негромко цикнул, и я, присоединившись к нему, узнал в чём дело. Со слов Емели выходило, что нам оставалось пересечь ещё одну дорогу, а также просеку и, пройдя километр, мы бы оказались у переправы, или выйти на Каменскую дорогу, и уже по ней двигаться к мосту, но просеку тоже нужно было пересечь. А вот как раз на этой-то просеке, сейчас и окапывались фрицы. Самих их было конечно не видно, мешали как деревья, так и густой подлесок, но вот слышно было хорошо, причём как стук лопат по грунту и корням деревьев, так и гортанные голоса. Вместе с Емелей возвращаемся к основным силам, и отходим метров на сто назад. С одного советуюсь с проводницей, чтобы выяснить, в какую глубокую засаду мы попали. Поговорив с Машей, высылаю людей в ту сторону, откуда мы пришли, чтобы проверить пути отхода, а сам беру дядю Фёдора и идём на юг. Обходить просеку с севера было бесполезно, она выходила к реке, да и оттуда как раз раздавалась стрельба, а вот с юга можно было попробовать. Только для этого нужно было пересечь дорогу и, сделав крюк, подойти к переправе в нужном нам месте, или пройти ещё дальше на юг, а потом, повернув на восток, выйти к реке южнее.
Мы с Федей сходили удачно, противника не обнаружили, а вот разведка наткнулась на колонну немецких машин, которые натужно рыча моторами, ехали по просёлку. Бойцы не спалились только потому, что сначала услышали рёв двигателей, а потом увидели проблески от фар, ну и на дорогу естественно не полезли. Пока есть возможность, решаем проскочить в единственном направлении, так что топаем на юг, но почти дойдя до дороги, обламываемся. Звук моторов доносится уже рядом с тем местом, где мы хотели пройти. Плюнув на всякую осторожность, всё равно движемся вперёд, и останавливаемся в пятидесяти метрах от трассы. После прохождения по ней танков и отступления массы войск, дорога действительно напоминает трассу для «Кэмел-трофи». Решив узнать в чём дело, подбираюсь ближе к обочине и наблюдаю, как немцы борются с этим верблюдом. Слава богу, их немного, всего два грузовика, с прицепленными на буксире орудиями. И хоть трёхмостовые трёхтонки, и являются вездеходами, но раскисшая от дождей трасса, в этом месте пошла в горку, и колёса первого грузовика, начинают бессильно прокручиваться на месте, после десяти метров подъёма. Машину удаётся вытолкать на ровное место, только усилиями обоих расчётов, так как толкать приходится около ста метров. Пока «цыгане пестрою толпой, толкали жопой паровоз, не потому что он тяжёлый, а потому что без колёс», у меня созрел «коварный» план, и я иду рассказать про него командиру и озадачить бойцов.
Бояться и болтаться как оно в проруби, уже надоело, поэтому собрав «Тимура и команду», озвучиваю своё решение. Нас немногим меньше чем фрицев, так что когда они начнут толкать второй «паровоз» и будут немножко заняты, закидать их гранатами, а первый грузовик захватить и прорваться на нём сквозь позиции противника. Водила у нас был, да и сам я на таком вездеходе пару раз ездил. Распределяем оставшиеся бутылки и гранаты между бойцами и идём совершать диверсию. Взводный опять скис, так что оставляем его на попечение одного из ездовых. Вся остальная «банда» у нас в деле. Основной группой у нас командует Мишка, я же в группе угонщиков автотранспорта. Группа состоит почти из одного меня, поэтому надеваю немецкую каску и плащ-палатку и, поменявшись автоматами с Кешей, по опушке леса крадусь к угоняемой машине. Рядом со мной пробирается Маша со своим питомцем. Немцам толкать свой «паровоз», около ста метров, и после небольшого перекура, они только что приступили к этому мероприятию, так что разобраться с ними, мы успеваем. Наши начнут действовать, только после моих выстрелов из револьвера, хлопки в принципе не громкие, так что за рёвом мотора фрицы их расслышать не должны, а если и услышат, то будет уже поздно. Сделать уже по любому ничего не успеют.
Заняв позицию за деревом, в нескольких шагах от машины киваю Маше, а она уже отдаёт команду своему зверю. — Вперёд. — И когда Филя выскакивает на середину дороги, негромко командует. — Сидеть. — Волк усаживается в свете фар и, разинув пасть и вывалив на сторону язык, начинает часто дышать. Водитель и старший машины, увидев такую картину маслом, «немного» удивились, так удивлёнными они и умерли, секунды через две — три, а потом началось основное веселье. С первым разрывом гранаты я выдыхаю и, выкинув из машины трупы смертельно удивлённых, по очереди освобождаю их от «денег» и документов. С водилой всё просто, у него только «права» и подсумки с патронами, а вот офицерик уже побогаче будет. Акромя автомата и пистолета, у него ещё планшетка с картой и бинокль. Парабеллум вместе с кобурой я отдаю «просто Марии», а вот четвероногого друга, отблагодарить нечем, автомат ему не надо, а дать погрызть дохлых гансов, думаю, хозяйка не позволит. Заглянув в кузов, нахожу там снаряды, а также ручной пулемёт, не знакомый МГ-34, а какой-то другой, с секторным магазином сверху.
По одному подтягиваются бойцы, сначала с карабинами, а чуть позже и с автоматами, самым последним подходит Малыш, он должен был придержать огнём пулемёта нежелательных свидетелей, если они появятся, чтобы те не помешали нашим противоправным действиям. Ну а когда в загоревшейся машине, начали рваться снаряды, Емеле пришлось сделать крюк по лесу, чтобы обойти неожиданное препятствие. Всех бойцов предупредили ещё на берегу, чтобы близко к грузовику не совались, а сразу после броска бутылки или гранаты, по быстроляну сваливали оттуда. Гранаты перекидывали через машину, чтобы накрыло «толкачей» с той стороны, бутылки закидывали в кузов и кабину, ну и автоматчики покосили всех фрицев с нашей стороны. В прихватизированном авто делаем небольшой апгрейд, ящики со снарядами и зарядами быстро распихиваем по бортам кузова, будет хоть какая-то защита от пуль, то что у гансов будет пушка, об этом не хотелось даже думать.
То, что фрицы впереди уже переполошились и схватились за оружие, бросив лопаты, было и так ясно, элемент неожиданности нами потерян, приходилось действовать хитростью, и придумать какой-то нестандартный ход. Можно было конечно бросить и поджечь машину, а самим продолжить пешую прогулку, но какие же мы после этого артиллеристы, без пушек нас сразу спишут в пехоту и жить нам до первой атаки. Насчёт командования полка, да и дивизии я особо не обольщался, за неделю боёв от полнокровного соединения осталась едва треть, и что будет в дальнейшем, этого я не знаю. Хотя после таких боёв и это много, успели отскочить за речку и не попасть в окружение, это уже хорошо. Так что «двум смертям не бывать, а одной не миновать». Эту мысль я и пытаюсь довести до бойцов. И хоть «гранаты и не той системы», ну ничего, методом научного тыка и с этим орудием разберёмся.
Лошадей мы освободили от поклажи, и я уже хотел было отпустить их на вольные хлеба (убивать жалко, а взять с собой не получалось), но Малыш озвучил свою идею, и я её одобрил. Емеля предложил обойти немцев и, обстреляв с фланга, отвлечь их ну, а воспользовавшись неразберихой, мы и должны были проскочить под шумок. На том и порешили, Малыш с Марьей, взнуздав коней, ускакали вправо через дорогу, уздечки как и сёдла нашлись, поэтому ехать охлюпкой никому не пришлось. Глядя на удаляющийся круп нашей партизанки, я ещё подумал, — хорошо что она не в юбке и пальто, а в солдатском галифе и в ватнике, а то пришлось бы где-то дамское седло доставать. Да и Емеля правильно придумал, что её с собой взял, а то мы ехали можно сказать к чёрту на рога, и рисковать лишний раз жизнью этой женщины как-то не хотелось. Мы же, загрузившись в машину, двинули прямо. Восемь человек ехало в кузове, ну а двое переодетых «фашистов», я и водитель, в кабине. До просеки нам полкилометра, так что едем не спеша, на первой скорости, зато газуя и перегазовывая, как будто удираем от кого-то. Снаряды в подожжённом автомобиле продолжают взрываться, что и придаёт антуражу нашей авантюре.
Подъезжая к перекрёстку, водила увеличивает скорость, но метрах в десяти перед бревном, положенным на рогатки поперёк дороги, мы вынуждены остановиться. Часовой, осветив лучом карманного фонарика тентованный борт нашего автомобиля (видимо проверял тактические знаки), возникает в проёме открытого окна, и требует какой-то «папире». Брызгая слюной, заполошно выкрикиваю прямо в рожу караульного.
— Ахтунг! Алярм! Русиш панцер! — И показав рукой место, где мы хотим остановиться, а потом на шлагбаум, продолжаю орать.
— Шнелль! Шнелль! — Нас видимо ждали, ну не нас, конечно, а своих пушкарей, но тупая немецкая чурка продолжает, пялить на меня глаза и требовать папире. Словарный запас у меня практически кончился, и если бы не взрыв гранаты, и раздавшиеся пулемётные очереди справа, всё могло бы кончиться гораздо хуже.
— Гони. — Ору я водиле, доставая лимонку и вырывая чеку, одновременно ударом ноги открывая дверь и сшибая незадачливого караульщика. Гранату я закидываю в окоп к пулемётчикам, которые невольно отвлеклись на выстрелы за своей спиной. Грузовик медленно разгоняется и, приняв вправо, как спичку ломает рогатку мощным бампером. Бревно разворачивает вдоль дороги, а вырвавшаяся на свободу машина, под рёв мотора набирает скорость. Из кузова в обе стороны летят гранаты, и раздаются автоматные и пулемётные очереди. Из трофейного автомата я тоже стреляю по кустам, на своей стороне дороги, скорее от выброса адреналина, ну и так, на всякий случай. Трасса идёт чуть под уклон, так что мы даже разгоняемся километров до сорока в час, а проехав метров триста и свернув на повороте, успокаиваемся и стрелять прекращаем, но так и продолжаем ехать вперёд. В пятидесяти метрах от выезда из леса останавливаемся и, заняв круговую оборону вокруг машины, к мосту высылаем пешую разведку и ждём результатов, а с одного нашу парочку — гуся да гагарочку.
Шерочка с Машерочкой прискакали минут через десять после нашей остановки, немцы глубоко в лес, вправо от дороги не полезли, а метров через сто загнули фланг и как раз там окапывались. Вот по этим копателям Малыш и врезал из пулемёта и подарил ручную гранату, потом наша сладкая парочка, сделав небольшой крюк по лесу, поскакала «на стрелку», ну а последние метров двести они ехали уже по дороге. Через четверть часа вернулся один из разведчиков и сказал, что впереди всё нормально, мост целый, а нас там ждут. Так что пересадив взводного в кабину, забираемся в кузов, и потихоньку едем к своим. Наши «кавалеристы» следуют за нами, правда пешком, ведя лошадей в поводу. От предложения занять места в машине, они отказались, видимо решили размять ноги, и не только их, а то скакать без стремени на коне, удовольствие ещё то, как для всадника, так и для лошади.
Встреча на Наре произошла буднично, без эксцессов и праздничных салютов. Встречал нас капитан Лобачёв, тот комбат, что и оставлял наш отряд в прикрытии. Правда он «слегка» удивился, увидев нас на трофейном грузовике, а когда заметил ещё и пушку, то вообще «растерялся». Ему-то уже сообщили, что артиллеристы остались без пушки, да ещё и половина из них погибла. А тут вот они мы, нарисовались, с трофеями, да ещё и с… В общем, увидев Марью Ивановну, капитан уже больше ничему не удивлялся, а так и завис с отвисшей челюстью. То ли это Малыш решил приколоться, или это было их с Машей совместное творчество, чтобы подчеркнуть воинственность «амазонки», но образ Нюрки-пулемётчицы они создали. Подарив даме прихватизированный «парабеллум», я закрутился и больше об этом не вспоминал, а вот её кавалер пошёл дальше. И теперь талию мадам перепоясывал ремень, с висящей на нём кобурой с пистолетом, размещённой по тогдашней «советской моде» на попе справа. Ну и высокую грудь перечёркивали крест накрест, пулемётные ленты. Хотя лента и была только с одной стороны, а через левое плечо был перекинут патронташ, но смотрелось всё равно прикольно. Немного не в тему было охотничье ружьё, зато заломленная на затылок кубанка придавали Машуне вид лихой и прид… Ладно, не будем цитировать старые царские уставы, это я от зависти. Да и двухстволка, если над ней хорошенько поработать напильнигом", могла превратиться в «элегантную лупару», а такая «окопная метла», могла неплохо послужить при зачистке траншеи от противника. Пожалуй при случае, надо выменять у Машки этот девайс, подарить ей зеркальце, бусы, или цветочек аленький. Но что-то я отвлёкся и погнал «не в ту степь». Кончилось всё тем, что комбат подобрал свою челюсть и, выделив провожатого, послал нас на хутор недалеко от села, и разрешил отдыхать и приводить себя в порядок до утра следующих суток.



Глава 12
В обороне

Естественно отдохнуть целые сутки, нам никто не дал, добравшись до хутора, мы только прикорнули на несколько часов, а потом началось. Сначала грёбанные фрицы затеяли артподготовку по селу, хорошо хоть не со сранья, а ближе к обеду. Нет, канонада-то раздавалась и раньше, правда немцы стреляли по переднему краю, в основном из миномётов, а от него до нас было около километра. И хоть огонь вёлся в основном беспокоящий, но нас он не беспокоил. Зато разрывы снарядов непосредственно в селе, сыграли побудку, не хуже полкового горниста. И хоть наш «хуторок в степи» и располагался в двухстах метрах севернее окраины населённого пункта, но спать как-то сразу расхотелось. Лейтенанта мы отправили в санбат сразу, как только добрались до своих, так что самым старшим командиром в подразделении оставался я. Где-то ещё болтался старшина батареи — старший сержант Криворучко, но где он шляется, я не имел никакого понятия.
Поднимаю людей и, погрузившись в машину, отскакиваем метров на четыреста северо-восточнее, и укрываемся за пологой высоткой на берегу ручья. Дав бойцам время, на покурить и оправиться, озадачиваю их приведением в порядок личного оружия, а также тем, чтобы осмотрели ящики с боеприпасами, так как при свете дня отметины от пуль были отчётливо видны на бортах кузова. Правда их было немного, но мало ли что. Отправив дядю Фёдора наблюдателем на высоту, всем младшим командным составом, приступаем к осмотру пушки. Хотелось узнать. Чего же это такое мы захватили? И зачем нам это нужно? Оцепляем орудие и втроём спокойно откатываем его в сторону. Первое впечатление сложилось хорошее, пушка весила не больше нашей сорокапятки, и на первый взгляд даже легче. А вот калибр солидней — 75-мм, и хоть ствол был даже короче, чем у нашего полкового «бобика», но лафет такой же нераздвижной. Покрутив маховики наводки, Иннокентий выяснил, что угол вертикальной наводки довольно приличный, зато по горизонтали всего градусов десять. Открыв несколько ящиков, выяснили, что ещё и заряжание раздельное, и придётся методом научного тыка его подбирать, для каждой дистанции стрельбы. В общем, пока было ясно, что дело тёмное. Из послезнания я догадался, что это лёгкое пехотное орудие немцев, но этим всё и ограничивалось, в натуре я видел эту пушку впервые.
Пока немцы обстреливали село и прилегающую к нему местность, мы разбирались с «чудом враждебной техники», а друзья рассказывали мне про бой у переправы. Первым начал Мишка.
— Сначала, немцы сунулись к нам на двух лёгких танках. Обстреляв окопы из автоматических пушек, они двинулись к мосту. Лейтенант приказал мне огня не открывать, а пропустить танки на нашу сторону, и только после этого стрелять. Ну, мы так и сделали, когда они осторожно проехали через мост, а потом рванули в атаку, подбили сначала задний, а потом и передний. Фрицы даже не поняли, откуда стреляли, ни мёртвые танкисты, ни корректировщики. Поэтому и артобстрел вели в основном по окопам пехоты, из миномётов, расположенных в деревне. Ну а потом, немцы пошли в атаку пехотой, при поддержке танков. Головную «прагу» мы подбили прямо на мосту, второй тоже неподалёку, а потом нам пришлось сменить позицию, чтобы нас не засекли. — Дальше продолжил Кешка.
— Когда гансы пошли в атаку пехотой, тут уже оторвались мы. Что я, что станкачи, стрелять начали с запасных, и хорошо проредили фрицев первыми же очередями. Потом мы прижали их к земле, и так и держали, не пуская к переправе. Правда недолго, миномёты, да и танки стали пристреливаться по нам, поэтому приходилось часто менять позицию, а в конце вообще укрыться в окопе, так как эти «самовары» просто озверели, да и танки серьёзно мешали, долбили по нам после нескольких очередей. Немцев сдерживали только наши стрелки в центре и на правом фланге. Положение улучшилось только после того, как наши пушкари подбили ещё один танк, и подавили несколько пулемётов противника. Танки отошли сами, ну а пехоту мы отогнали из пулемётов. Эту атаку мы хоть с трудом, но отбили, правда, пехотинцы понесли большие потери. — Инициативу снова перехватил сержант Волохов.
— Хорошо, что позицию мы сразу сменили, переместив орудие на основную, так как следующую артподготовку немцы начали с обстрела нашей огневой, видимо засечённой корректировщиками во время боя.
— Ага, и по опушке леса они лупили как угорелые, в первую очередь обрабатывая те места, откуда мы стреляли, благо этих мест было несколько, так что часть мин пришлась в пустоту, — поддакнул Задора.
— А так как артподготовка длилась значительно дольше, то и бед она натворила. И если мы вовремя сменили своё местоположение, то пехота такой возможностью не располагала. Да и всю связь нам фрицы нарушили, порвав провода, так что теперь каждое подразделение действовало самостоятельно. А фрицы — суки, ещё пару раз обозначали ложные атаки, под прикрытием артогня поднимаясь на штурм и отходя на исходные. Стрелки купились, а Ванька истратил большую часть ракет, отдавая сигнал, — «Прекратить огонь». В конце концов, его заметили и накрыли миномётным огнём, тем самым ещё больше усугубив наше тяжёлое положение. Если бы не наши «домашние заготовки», всё бы закончилось очень быстро. Теперь фрицы пустили вперёд пехоту, танки шли сзади и поддерживали её из своих орудий и пулемётов, уничтожая наши ожившие огневые точки. Постепенно фрицы стали скучиваться возле переправы, а танки, видя, что по ним не стреляют, подъехали к самому мосту. Вот тут-то им всем и прилетело. Сначала по пехоте начал стрелять пулемёт, находившийся до этого в засаде. Не получая никаких приказов, а так же оговорённых сигналов, бойцы самостоятельно выдвинулись по лесу ближе к мосту, ну и открыли кинжальный огонь с опушки, из своего «браунинга», потом их поддержал и «максим». Но гады довольно быстро подавили из танков нашу засаду, а по станкачу отработала целая миномётная батарея. Мы тоже вступили в бой, подбили два танка и всё. Пушку, наводчика и заряжающего, накрыло одним выстрелом. Оставшимся в живых людям, я скомандовал отойти в лес, и вовремя, так как всю нашу огневую перепахало минами. — Мишка закуривает и замолкает, видимо тяжело переживая за гибель людей.
— Мы с напарником как раз в это время меняли позицию, подбираясь ближе к мосту, а то на опушке житья не было от немецких миномётов. Пулемёт мы установили на чердаке одного из домов на окраине деревушки, и приготовились открыть огонь. Гансы хорошо получили по сусалам, и на время притормозили, но когда перегруппировались, да ещё к ним подошло подкрепление, тогда всей шоблой и рванули через мост. Правда, быстро проскочить по мосту им мешал, стоящий там танк, но всё-таки обтекая его по бортам, они просочились на наш берег, вот тут-то я по ним и врезал. Ну а потом мамлей поднял оставшихся наших бойцов в атаку, и фрицы сначала попятились, а потом побежали обратно. Наши на ту сторону реки тоже не попали, немцы их отсекли пулемётным огнём, из миномётов стрелять видимо не решились, но кто-то из наших догадался, закидать танк на мосту бутылками с горючей смесью. Разбиваясь о броню, горючка растеклась по всему настилу моста, и как железо, так и дерево загорелись. Бутылок было много, так что костёр получился сильный. Больше всех не повезло тем фрицам, которые укрылись за танком, они поджарились, а вот остальные убежали, и опомнились только на окраине деревни Добрино.
— Мы тогда целый ящик с бутылками израсходовали, но если бы пехотинцы немцев не отвлекли, у нас бы ничего и не вышло. — Добавил Мишка и продолжил. — Потом в танке стали рваться снаряды, ну а растёкшееся масло и бензин, подожгли мост, так что, в конце концов, он рухнул в воду, вместе с полыхающей на нём железякой.
— Теперь понятно, почему фрицы навалились на нас. — Подвожу я итог. — Брод оставался единственным местом для переправы техники. Но мы им тоже неплохо наваляли. — Дальше я коротко рассказал друзьям о своём бое, начав со знакомства с танкистом, и мы продолжили разбираться с импортным «бобиком». Бобиком орудие обозвал я, по аналогии с нашими полковушками.
Приказав, высвободившемуся личному составу, заняться чисткой орудия от грязи, начинаем мудрить с зарядами. Как говорится «одна голова хорошо, а три змей Гамырыч», и «без поллитры не разберёшься». Но водки не было, поэтому пришлось разбираться на трезвую голову. Позасовывав как ослик Иа, шарик в горшок, и наоборот, пришли к следующему выводу. Диски с пучками пороха сначала кладут в гильзу, а потом туда устанавливают снаряд, и всей этой приблудой уже заряжают орудие и стреляют. А так как сколько нужно пихать «таблеток» с порохом, и далеко ли при этом полетит снаряд, никто не знал, то и решили пока стрелять прямой наводкой, а в гильзу вставлять не больше двух «ватных» дисков. Тем более эти таблетки были разной толщины, да и по весу друг от дружки отличались. Для наших теоретических выкладок, нужна была практика, поэтому решаем, где можно пострелять, чтобы у нас всё было тип-топ, и нам за это ничего не было. Я уже хотел взять с собой Машку, подняться с ней на горушку, чтобы оттуда осмотреть окрестности и выслушать её пояснения. Где что находится? И когда всё это кончится? Но нашу проблему разрешил комбат, который подошёл со стороны посёлка. Предупреждённый бойцами, подбегаю к нему с докладом.
— Товарищ капитан, личный состав взвода занимается чисткой оружия и осваивает трофейную материальную часть, захваченную в ночном бою. Командир первого отделения, второго взвода ПТО — сержант Доможиров.
— Ну и как, освоили? — спрашивает он.
— Почти, остаётся только провести боевые стрельбы, и понаблюдать за результатом. Думаю, прямой наводкой мы сможем работать.
— А что же вы не отдыхаете? Я же разрешил вам приводить себя в порядок до завтрашнего утра.
— Немцы мешают. — Показываю я на кусты разрывов, встающие уже поблизости от нашего ночного пристанища.
— Ну, раз отдыхать не хотите, тогда пойдём на горку, покажу тебе нашу диспозицию и объясню боевую задачу. — Вдвоём с комбатом поднимаемся на высоту, чтобы оглядеться. До гребня сотни полторы метров, так что через минуту мы пересекаем по пути, протянувшийся на север просёлок, и занимаем позицию для наблюдения. На высотке ни кустика, поэтому последние метров десять до гребня, ползём.
— Вот смотри, сержант, — говорит мне командир батальона, доставая карту. — Наша оборона проходит по берегу реки Нара, от деревни Чичково на правом фланге, до села Каменское на левом. Река течёт с севера на юг, но как раз вон в том месте, — указывает он рукой направление, — поворачивает на восток, практически под прямым углом. Вот этот угольник и обороняет наш батальон, остальные части дивизии или пробиваются из окружения, или отступили за реку, и их ещё не нашли. Сам понимаешь, чтобы найти и привести их в порядок, нужно время. Первый полк немцы отогнали к самому Наро-Фоминску, так что здесь у нас практически только один батальон, и тот неполного состава. Две роты обороняют село Каменское и переправу через реку, вчера вы по ней вышли. Сам мост заминирован, но мы пока его не взрываем, ждём отступающие подразделения, как нашей дивизии, так и соседних частей. Вот и вынуждены держать основные наши силы вблизи от переправы, на той и другой стороне реки. Деревню Чичково на том берегу противник захватил, но мост мы успели вывести из строя, так что плацдарма на этой стороне реки у них нет. Зато в том месте, проходит стык нашего батальона и соседей. И если вчера там кто-то ещё был, то сегодня никого нет, разрыв между флангами составляет уже пару километров, а возможно и ещё увеличится. Так что противника сдерживает только река, и отсутствие переправочных средств через неё. С той и другой стороны реки лес, так что от танков тут толку мало, да они и не пройдут, а вот пехота может просочиться и натворить дел. В батальоне у нас осталось двести активных штыков, и это только потому, что расформировали первый, а личным составом из него, доукомплектовали наш, хотя сам знаешь, сколько того личного состава осталось. Днём мы ещё можем контролировать ситуацию, а вот если немцы полезут ночью, уже нет. Этот стык вам и нужно будет прикрыть. Крайние окопы правофланговой роты у меня расположены на опушке, возле речной излучины. — Показывает комбат на местности, а потом отмечает на карте нужное место. Своих людей расставишь попарно в секретах, одно отделение с пулемётом оставляешь в резерве, это будет твоя маневренная группа, разместишь её в центре боевого порядка, и где секрет засечёт немцев, туда выдвигайся и вступай в бой. Твоя основная задача, не дать противнику переправиться на нашу сторону. Удобных мест для переправы тут практически нет, река хоть и не глубокая, да и ширина в среднем метров шестьдесят, зато берега высокие, если не левый, так правый. Лёд тоже ещё не встал, ну а купаться по такой погоде, решится только самоубийца. Пулемёт я видел, у вас есть, так что справитесь, тем более ещё и пушка. Всё понятно? Вопросы? — После такой постановки задачи, я немного, что называется «ухи поел» и задал резонный вопрос.
— Товарищ капитан, а людей не подкинете? А то у меня всего десять человек военнообязанных, остальные гражданские.
— И много у вас этих гражданских?
— Одна персона.
— Да-а. Видел я вашу «персону», — чуть нараспев произносит комбат, задумавшись о чём-то своём. — Как десять⁇ Мне доложили взвод, да ещё и с пушкой, да и через мост вы на грузовике ехали. Лейтенант Мельников и докладывал, хотя так до конца и не доложил, зашатался и чуть не упал. Его сразу потом в медсанбат пришлось отправлять. Да и сам ты сержант представился командиром отделения, противотанкового взвода.
— Вот именно что противотанкового. Нас и в полном-то составе всего восемнадцать человек, а после таких боёв, только дюжина и осталась, и это вместе с «персоной».
— С вами же рота пехотинцев была, хоть и не полного состава, но всё-таки. Что, совсем никого не осталось?
— Из тех полутора взводов, что с нами воевали, выжило вместе с ранеными человек двадцать, их наш лейтенант ещё вечером в тыл отправил. А сами мы ближе к утру выходили. Что, разве никто не дошёл?
— Почему никто? Целый день, да и ночью тоже, кто-нибудь да выходил, группами и поодиночке тянулись. Если с ранеными, то их в деревню Клово отправляли, там у нас командование дивизии, да и санбат. Ну а одиночек сразу по взводам распределяем. Хорошо, пойдём вниз, посмотрим на твоё подразделение и решим. Что с вами делать? — Спускаемся к подножию высоты, я строю своих и подхожу с докладом. На правом фланге у нас сержантский состав, потом Малыш со своей любимой игрушкой, далее все по росту, а замыкает строй Маша, со своим служебно-розыскным волком. Хотя со своим гренадёрским ростом, ей впору стоять впереди, но она всё-таки не военнослужащая, и у нас не партизанский отряд. Осмотрев наше воинство, а также вооружение снаряжение и экипировку, комбат остался доволен. На общем фоне остальных отступавших подразделений, мы смотрелись прилично, да и оружие было у всех (тем более «небольшой» его излишек, про который никто не знал, тоже имел место быть).
— Ладно сержант, до вечера ещё время есть, так что оставайтесь пока на месте. Людей у меня нет, но если кто выйдет, можно будет тебе подкинуть, даже и безоружных, хотя… В посёлке я видел орудийный передок и болтающихся при нём артиллеристов, может ваши, а может это всё, что осталось от батареи полковушек.
— А лошади? При каждом зарядном ящике, должна быть запряжка с лошадьми.
— Лошадей мы у них реквизировали, нужно было раненых в тыл отправить. Ну а кони у вас и свои есть, да и машина.
— Машину не сегодня, так завтра отберут, на нужды тех же тыловиков, да и бензин может кончиться, и взять его больше негде. Ну а для лошадок мы чего-нибудь да найдём. Да и как я могу приказывать каким-то артиллеристам, тем более не из своего подразделения.
— Ушлый же ты мужик, товарищ сержант. Хорошо, бери своих коней, ездового и пойдём в штаб, оформим тебе приказ.



Глава 13
В обороне (продолжение)

Оставив сержанта Волохова старшим, беру с собой всех вышеперечисленных и, прихватив необходимую упряжь, небольшой компашкой идём в село. По дороге комбат рассказал, что наша 110-я стрелковая дивизия, входит теперь в состав 33-й армии, которой командует генерал Ефремов. По приходу в посёлок нашли артиллеристов, и комбат сразу приказал, поступить им в моё распоряжение. Озадачив троих вновь приобретённых запряжкой передка, иду следом за капитаном в штабную избу, где батальонный писарчук выправил мне необходимый документ, с печатью, за подписью командира. Показав, корпящему над картой начштаба, где проходит правый фланг немецкой обороны, отдаю зольдбухи, убитых мной фрицев. Из которых выяснилось, что нам противостоит 8-й пехотный полк, 3-й моторизованной дивизии противника или одно из его подразделений. По крайней мере, я точно знал, что в полковой батарее немцев стало на два орудия меньше, о чём и доложил командирам. Ну, а на основе нашего взвода, решили создать мобильный резерв батальона, и направлять к нам всех, выходящих из окружения. А ещё и прислать кого-нибудь из «офицеров», чему я был просто «несказанно» рад, зная об уровне подготовки таких командиров.
Узнав насчёт котлового довольствия, был послан на склад к начпроду со строевой запиской. Где и получил продукты, в основном концентраты и немного хлеба, всё это на сутки, причём с запасом, в записке было указано тридцать человек личного состава. Загрузив всё в практически пустой ящик передка, возвращаемся к своим. По дороге я с одного узнаю, кто к нам присоединился. Бойцы оказались артиллеристами из батареи полковых 76-мм пушек. Один являлся наводчиком, второй заряжающим, ну а третий правИльным. Был ещё и «водитель кобылы», но его конфисковали вместе с конями. Беспокоящий огонь немцы прекратили, поэтому отправляю Марью совместно с кухонным нарядом на хутор, для приготовления пищи. А прибывших со мной артиллеристов, вливаю в коллектив, и озадачиваю разборками с «чудом враждебной техники». С вновь прибывшими, у нас получается два отделения по семь мужиков, и одна неслабая женщина, так что можно уже скомпоновать наш партизанский отряд, — «Неуловимые мстители», это чтобы нас никто не ловил. Сначала формируем орудийный взвод (расчёт), под командой сержанта Волохова. В него вошли шесть человек: командир, три пришлых артиллериста, и ещё двое из наших «старых» кадров. Иннокентия назначаю «замкомпоморде» или просто замком, он будет отвечать за формирование и сколачивание подразделения из вновь прибывших в моё отсутствие, поэтому тоже отправляется на хутор. Думаю на запах еды, туда подтянутся не только посланные командованием кадры, но и некоторые другие, те которые «чисто случайно» заблудились или решили остаться «партизанить» в окрестных лесах. То, что лес находится не на оккупированной территории, их не колышет, главное это лес, и там водятся партизаны. Вот для вразумления таких заблудившихся партизанов, Кеше и придали пулемёт «ческа збройовка» как было написано на ствольной коробке.
Младший сержант Задорин уходит, а я решаю выехать на рекогносцировку, а заодно и пострелять из пушки. Так что цепляем орудие к машине, и сначала едем на север, маскируясь гребнем высоты, а потом, выехав на дорогу, проезжаем километр и, развернувшись в обратном направлении, прижимаясь к западной опушке леса, едем на юг. Такие финдебоберы, нам пришлось выписывать, чтобы скрыться с глаз возможных немецких наблюдателей. Останавливаемся метрах в пятидесяти от конца перелеска и, отцепив орудие, а также прихватив несколько лотков со снарядами, катим его на позицию. Пока расчёт устанавливает пушку, беру с собой Малыша, дядю Фёдора и якута, и идём выбирать НП. В двухстах метрах перед нами проходит дорога с твёрдым покрытием, судя по карте в деревню Слизнево, а ещё метрах в восьмистах берег реки, где и окопались наши стрелки.
Разрешение у комбата насчёт пострелять, я спросил ещё в штабе, так что там думаю не должны растеряться, а вот пехоту, через позиции которой будут лететь наши, а возможно и ответные снаряды, предупредить было нужно. Размотав две катушки с проводом, добрались до переднего края. Где с трудом разыскали, прячущихся в лесу пехотинцев. В результате разговора с командовавшим здесь сержантом, выяснилось, что топали мы сюда зря, стрелять можно было сразу, так как никого, в выкопанных вдоль восточного берега реки стрелковых ячейках не было. Все полтора «землекопа» находились внутри, поросшей лесом излучины, и сидели как мыши под веником. В принципе поступили они правильно, там как раз проходил очередной поворот реки, и наш левый берег был круче правого, так что русло реки, простреливалось на протяжении четырёхсот метров. И если бы немцы решили переправиться в этом удобном месте, как по разрушенному мосту, так и на лодках, то огребли бы что с левого, что с правого фланга, было бы только из чего. Ну и наоборот, пока взвод сидел в своих стрелковых ячейках на пляже, он нёс потери, как от ротных, так и от батальонных миномётов противника. Фрицы стреляли как из-за домов, так и из-за надворных построек, а загасить хотя бы ротные миномёты было не из чего. Пока не ранило последнего младшего лейтенанта, взвод нёс потери, а когда раненого эвакуировали в тыл, то выжившие бойцы, попросту спрятались в лесу, ну а взявший на себя командование «комод», только выставлял наблюдателей, хотя позиция для стрельбы была определена для каждого красноармейца.
С зарядами мы всё-таки разобрались, благодаря немецкой предусмотрительности, фрицы как знали, что подарят грузовик, и облегчили нам задачу, снарядив несколько ящиков и подписав номер заряда на каждом. Оставалось только определить максимальную дальность выстрела, на каждом из зарядов. Связываюсь с огневой и, узнав, что там всё готово, даю команду открыть огонь. По аналогии с нашими полковушками, выставляем угол в сорок градусов, и стреляем на пятом заряде. Снаряд улетает куда-то туда и рвётся в лесу, разрыва я не вижу, но слышу. На четвёртом заряде тоже самое, только ближе. Зато третий куст разрыва, встаёт уже за деревней, и я его не только слышу, но и вижу. Перед стрельбой на втором заряде, приказываю взять левее на один градус, а то не хотелось бы попасть под свой же разрыв. Фугас вспучивает воду в реке, буквально в сотне метров от нас. Приказываю приготовить очередь на третьем заряде, а сам пристреливаюсь по деревне, оставшимися тремя полуунитарами. Постепенно увеличивая угол подъёма ствола. Ближе к центру деревни снаряд рвётся при угле подъёма в сорок пять градусов, поэтому приказываю выпустить четыре снаряда на крайних установках прицела, и делать ноги и колёса оттуда. Немцев в деревне мы расшевелили, и они забегали как наскипидаренные, правда это ненадолго, и ответка может прилететь очень скоро.
Особого урона мы конечно не нанесли, зато наша пехота взбодрилась, увидев как из домов, выскакивают солдаты противника, а некоторые из них падают и больше не поднимаются. Конечно, неплохо было бы, обрушить на фрицев огонь целой батареи, — но где её взять? В общем, снимаемся и уходим. Пока дядя Фёдор сматывает связь, решаем с Малышом и снайпером провести рекогносцировку, и проверить «стальную» оборону соседей справа. Пройдя полкилометра по лесу берегом реки выяснили, что тут нет даже мало-мальских окопчиков. Так, несколько застеленных хвоей ямок и укрытий за деревьями, на высоком берегу очередной излучины, в которых никого нет, и на этом всё.
— Ушли, однако. — Потрогав лёжку и обнюхав подстилку, констатировал факт якут. — День назад.
— Точно наши, Иваны были? Не фрицы?
— Наши, однако. Фашиста по другому пахнет.
— Много их было? В какую сторону ушли?
— Погоди, командира, сейчас проверю.
— Два по десять, туда ушли. — Пробежав по округе, через пять минут докладывает следопыт.
Понятно, значит на север вдоль реки и ловить там уже нечего. Дальше мы не пошли, а осмотрели заброшенную дорогу, идущую как с той, так и с этой стороны реки. Видимо тут когда-то был мост или брод, но видимо дно заилило, телеги стали вязнуть и переправу забросили. Тем более, меньше чем в километре находился новый мост. Пока немцы стреляли по нашим, надеюсь бывшим огневым позициям, внимательно осматриваем это место. Думаю, что один из секретов тут можно выставить, хотя такую задачу мне никто не ставил. С окончанием артобстрела, быстро уходим и, перебежав через дорогу, углубляемся в лес, а буквально через полчаса мы были уже на месте возле ручья.
Выслушав доклад «начальника мортирного взвода» о расходе боеприпасов, решаю провести ревизию нашего трофейного, «нажитого непосильным трудом» имущества. А то ночью было недосуг, а днём некогда. Начать решил с кабины грузовика, а то было у меня стойкое ощущение, о том что — «что-то я забыл сделать». Когда я «снял лыжи» и забрался в кабину, то первым делом наткнулся на планшетку, заткнутую за спинку сиденья. Её я снял с убитого немецкого офицера, и толком не разглядев в темноте, что там лежит, прибрал, а позже она мне на глаза так и не попалась, вот я и забыл про неё. В планшете кроме измерительных инструментов и карандашей, лежала карта, какие-то ведомости, а так же таблицы. И хоть буквы и цифры были на немецком, кое-что я выяснил. Просмотрев документы и поняв, что к чему, собираю личный состав и, едем выбирать огневую позицию. Перебравшись через ручей и заехав в очередной перелесок, отцепляем пушку, и пока бойцы копают и обустраивают ОП, я разбираюсь с немецкими баллистическими таблицами. Главное я понял, оставалось только провести приблизительные вычисления по карте и пристрелять ориентиры. Сделать всё это лучше при свете дня, при ночном свете, это будет затруднительно. Озадачив Мишку проведением ревизии груза, забираю свою бригаду, и вчетвером двигаем на высоту, оборудовать наблюдательный пункт. До гребня вытянутой с севера на юг высотки, от огневой полкилометра, так что минут через пять, мы были на месте. Федя как обычно тянул связь, ну а Малыша взяли в качестве экскаватора.
На скате, обращённом в сторону «батареи», втыкаю вешку для наводки орудия на цель. В тридцати шагах левее бойцы начинают копать, ну а я занимаюсь расчётами. Определив расстояние до первого ориентира, достаю карту, и готовлю исходные данные для стрельбы, высчитывая установки прицела и угломера. После предварительных расчётов, нужна пристрелка реперов, поэтому связываюсь с батареей и, отдав необходимые команды, начинаю пристрелку. Основной ориентир для нас это полуразрушенный мост, вот с него и начнём. Расстояние до цели два с половиной километра, так что стреляем на пятом заряде. Далековато, но из миномётов нас точно не достанут, а с пушками у немцев, судя по последнему артналёту тоже не густо, тем более чтобы нас достать, им нужно сменить позицию. Против самолётов, конечно, наши не пляшут, и спасёт нас только маскировка и лес, но тут уж ничего не попишешь. Четвёртый снаряд разорвался в непосредственной близости от моста, причём на той стороне реки, поэтому, записав последние установки прицела, заканчиваю пристрелку. Видимых целей нет, а воевать с домами в деревне не позволяло земноводное. Жаба душила по поводу каждого лишнего выстрела «мимо кассы», фрицы, соответственно могут накидать нам в ответку своих снарядов, но использовать повторно разорвавшиеся боеприпасы… Думаю, будет «сложно» это же не презерватив, его не постираешь, да и не заштопаешь. Это древним племенам было хорошо, сойдутся два враждебных племени где-нибудь на полянке, и давай камнями швыряться, пока все не раскидают. Камней много, пока туда-сюда кидают, устанут, да и жрать захотят, вот и идут организованной толпой мамонта валить. Завалят, нажрутся от пуза, и опять у них мир и дружба. Мамонт большой, хватает надолго. Так всех волосатых слонов и сожрали.
Оставив бойцов дооборудовать НП, а снайпера наблюдать за противником, спускаюсь с бугра и возвращаюсь на огневые. Отсчитавшись, о проделанной работе, сержант Волохов предоставил мне список всего движимого и недвижимого имущества батареи, где окромя средств тяги, орудия, боеприпасов к нему и личного вооружения красноармейцев, отдельной строкой был отмечен некоторый избыток стрелкового вооружения. В него вошли: ручной пулемёт ZB-26, пара автоматов МР-40, шесть немецких карабинов и несколько ящиков патронов к этим трофеям. Через полчаса на батарею вернулся весь наличный состав, посланный на хутор, попутно доставив поздний обед или ранний ужин. Как доложил младший сержант Задорин, к ним прибегал посыльный и передал записку-приказ от комбата, а на словах пояснил, что за весь день к мосту вышло всего несколько человек, которые пробирались лесом, так как все, две дороги немцы перекрыли. Мне предписывалось явиться с докладом на командный пункт батальона к 17:00, поэтому поев и нарезав задач личному составу, иду в село.
На совещание собралось всё командование батальона, капитан, три лейтенанта и два сержанта. Взаимно представив меня командирам рот, комбат начал с доклада «начальника транспортного цеха». Поэтому пришлось отдуваться.
— Мы из трофейного орудия обстреляли немцев в деревне Чичково и нанесли им потери. В данный момент занимаем позицию в районе высоты «огурец», в готовности открыть огонь, по атакующему противнику. Ориентиры на берегу реки мною пристреляны, так что если пехота не проспит и вовремя подаст сигнал, поможем, чем сможем. С наступлением темноты, оборудуем несколько огневых точек на самой высоте, так что при атаке немцев, прикроем.
— А по своим на берегу не ударишь? — спрашивает комбат. — У нас на «пляже» целый взвод окопался.
— Из проведённой мной разведки, я выяснил, что на «пляже» никого нет, всё отделение сосредоточено на крутом повороте реки, и с высокого берега держит под прицелом всё русло, до следующей излучины.
— Не понял? Сержант Кургачёв. Что за херня творится в вашей роте? И почему я, об этом не знаю?
— Не могу знать! Товарищ капитан. После того, как ранило нашего ротного лейтенанта, я командовал взводом и мы, как оборонялись левее моста, так там и остались, ну а командование ротой принял на себя старшина Пилипчук.
— И где этот Пилипчук?
— Сказал, что пойдёт проверить наших в лесу, справа от моста и ушёл, а больше я его и не видел. Потом по цепи передали, что всех командиров рот в штаб, вот я и пришёл.
— Этот ваш старшина, что через Москву пошёл? Там же всего полкилометра.
— А там берегом не пройти, товарищ капитан, даже по-пластунски, немцы из пулемётов как шьют, а траншеи там нет, одни стрелковые ячейки, так что только вдоль шоссе, а там лесом.
— Даже если и так, туда и обратно километров шесть, час ходьбы, максимум полтора. Давно он ушёл?
— Дак с обеда.
— Этого старшину только за смертью посылать. А почему нормальный окоп не выкопали? Время же было, да и расстояние там небольшое, всего по десять метров на человека.
— Ротный сказал, что согласно уставу в ячейках потерь будет меньше, а пока мы мост курочили, потом то, сё, вот и не успели, а опосля немцы не дали.
— Сколько людей в роте? — После небольшого матерного загиба осведомился комбат.
— Тридцать человек, винтовки у всех, плюс два пулемёта, один из них станковый. Это первый и второй взводы, про третий ничего не знаю.
— Что скажешь? Артиллерист. Только ты один тех бойцов видел. — Спрашивает капитан Лобачёв.
— Десять человек я видел, ручник у сержанта, все остальные с винтарями. Может и ещё кто был, но десять это точно.
— Итого сорок. А сколько по списку? Начальник штаба!
— С утра было шестьдесят два человека. — Отвечает самый старший из лейтенантов.
— Да. Не густо, и это ещё боя не было, только артобстрел. У остальных как с личным составом? Потери большие? Лейтенант Захаров.
— В первой роте семьдесят один человек, два станковых и два ручных пулемёта, гранаты, бутылки с горючей смесью. Ранено четыре человека. — Поднимается из-за стола командир с двумя кубиками в петлицах.
— Командир второй роты, младший лейтенант Петров. — Представляется третий летёха. — В наличии пятьдесят шесть красноармейцев и младших командиров, один максим плюс два ручника, пять автоматов, остальные винтовки и карабины, гранаты ручные и противотанковые, бутылки с огнесмесью. Три человека убито, пятеро раненых.
Общий итог совещания подводит командир батальона.
— Сегодня за весь день, к переправе вышло только несколько небольших групп и отдельных военнослужащих. Как стало известно из рассказов вышедших бойцов, а также по сведениям от наших разведчиков, противник перекрыл все пути отступления в районе нашего рубежа обороны. Поэтому, не позднее 21:00 взвод, находящийся в тет-де-пон, отвести на нашу сторону реки, мост взорвать. Командир первой роты, выделишь один взвод с двумя ручными пулемётами в мой резерв. Остальным укреплять позиции, траншеи копать в полный профиль. Всем всё понятно? Вопросы есть?
— Товарищ капитан. А почему вы меня грабите? — Начал возмущаться лейтенант Захаров.
— А ты у нас самый богатый. — Со смешком парирует комбат. — Тем более всех выходящих из окружения, в первую очередь к тебе направляли. Да и длина твоего оборонительного рубежа останется прежней. Так что не прибедняйся, а всех кто успеет перейти к нам до взрыва моста, можешь оставить у себя. Командовать резервом будет начальник штаба, ему и карты в руки. Вопросы есть? Вопросов нет. Лейтенанты свободны, сержанты задержитесь.
— Сколько у тебя людей, артиллерист? — спрашивает Лобачёв.
— Вместе со мной четырнадцать бойцов и младших командиров.
— Чем можешь помочь своему коллеге? Кроме стрельбы с закрытых позиций. Как видишь людей у него мало, а пляж как-то надо перекрыть. Там расположен плёс, и место для переправы очень удобное, как на лодках, так и по остаткам моста.
— С орудием у меня шесть человек, плюс водитель машины и водитель кобылы. Два человека нужны для корректировки огня. Итого десять. Остаётся четыре человека, смысла их сажать на этом пляже, даже с пулемётами не вижу от слова совсем. Там у немцев каждая кочка пристреляна, сразу закидают минами как из ротных, так и из батальонных миномётов. Может и придержим минут на пять, но только людей зря погубим.
— Пяти минут нам и хватит. Резерв успеет в самый раз подойти.
— И что толку от тех двадцати человек резерва? Пойдут в атаку? Фрицы их скосят из пулемётов за пару минут, хоть днём, хоть ночью. Залягут, и будут стрелять с места? Пулемёты, плюс миномёты и конец всей нашей обороне.
— Отрицаешь, предлагай, а то кто-то тут хвастался, что он кадровый, ни чета всяким разным ополченцам.
— Я такого не говорил. А насчёт предложений, — это шоссе. За ним мы и займём оборону, днём с пулемётами, а на ночь можно и пушку выкатывать. Там вдоль обочины километра два, позицию можно менять хоть после каждого выстрела. Да и резерв там рядом держать, если кого-то собьют с позиций у реки, могут отойти, закрепиться, а потом и ударить, обойдя фрицев с фланга.
— Но там же до реки восемьсот метров.
— Вот именно, ротные миномёты хоть с того, хоть с этого берега не достанут, а батальонные пока пристреляются, можно раз пять позицию поменять.
— А как узнаешь, что немцы форсировать начали?
— На то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Тут уж пусть пехота подсуетится, а то мне всю войну с одной пушкой не выиграть. Днём-то я и сам всё увижу, а вот ночью пусть подсветят. Если гансы всё же решат поплавать, подвесят пару люстр на парашютах, ракеты я дам, у меня даже с собой есть. Если будет возможность, можно несколько гранатных растяжек на берегу поставить, сюрприз фрицам будет обеспечен. Только для этого лимонки нужны, из других не получится.
— Хорошо, с гранатами поможем, вы идите на склад боепитания, а мы тут ещё покумекаем. — Отпускает нас комбат и дальше разговаривает уже с начальником штаба. — Смотри старлей, как только подойдёт резерв, сосредоточишь его на северо-западной окраине села, ближе к дороге… — Дальнейшего я уже не слышал, так как мы вышли из хаты.
С сержантом Кургачёвым общий язык нашли сразу, так что между собой общались просто по именам, без всяких званий. Тем более он оказался тёзкой нашего Мишки. Начинало уже темнеть, поэтому договорившись с сержантом о взаимодействии, и подогнав ему пару «светляков», я возвращаюсь на батарею. Где и озадачиваю свою «чёртову дюжину» новыми проблемами. Когда окончательно стемнело, забираю с собой пятерых бойцов с двумя пулемётами и, прихватив «чуток» патронов, топаем к шоссейной дороге, где и занимаем оборону. Присмотрев несколько огневых для орудия, лёгкой трусцой бегу обратно. Без оставленного на позициях «чутка», бежалось легко, к земле ничего не прижимало. Ну его нафиг, этого Емелю, еле допёрли всё то, что он достал из кузова грузовика. Походу там только одни снаряды остались. К моему приходу, передок уже загрузили снарядами, причём в сборе. Дистанция стрельбы известна, поэтому решили стрелять на втором заряде, соответственно этому снаряжали гильзы и собирали выстрелы. Всё, что успели приготовить, в зарядный ящик не вошло, так что остатки заберёт ездовый, вторым или третьим рейсом. Цепляем пушку к передку и выдвигаемся к шоссейке.



Глава 14
Ночной бой

В качестве тягача решили использовать лошадок, они всё-таки негромко работают, да и как-то привычней. Хоть фрицы и далековато, но главное для нас это незаметно занять позиции, что мы и сделали. Устанавливаем орудие и, разгрузив ящики со снарядами, отправляем наш транспорт за оставшимся БК. Высота насыпи в некоторых местах не превышала полметра, там мы и оборудовали огневые. Много копать не пришлось, только немного подровняли площадки, где планировали установить орудие. Выстрелов спереди мы не боялись, «подушка безопасности» перед нами была несколько метров, а вот главная защита от навесного огня, — это вовремя съе… Так что на первой огневой размещаем все три десятка привезённых с собой снарядов. Остальной, доставленный позже боекомплект, поровну раскидаем на запасных позициях. Один пулемёт у нас слева, метрах в пятидесяти от орудия, и рулит там Малыш с дядей Фёдором. Второй, на таком же расстоянии справа, там главным Кеша, а заряжать ему магазины будет танкист. У дважды трофейного «чеха» ёмкость магазина всего двадцать патронов, и хоть на замену требуется пара секунд, зато чтобы набивать пустой и одновременно стрелять, не получится. Основная задача Малыша, это уничтожать противника с фронта. Кеша же наоборот, должен был нас прикрыть со стороны леса, так как наш правый фланг оставался открытым. Рядом с ним расположился и наш снайпер. По той тропке, что шла через заброшенный брод, фрицы вполне могли направить взвод, или пару отделений во фланг нашей обороне, они на это ещё те затейники. Да и особым «гуманизьмом» командование вермахта не страдало. И хоть сезон сейчас не купальный (дождь, снег, минусовая температура) пошлют зольдатиков через речку, да и делу край. А то, что кто-то ноги до самых ушей промочит, это уже никого не волнует. Я конечно поставил пару растяжек на дорожке рядом с водой, зря что ли мы там «гуляли», сюрприз фрицам будет, но это их вряд ли остановит, поэтому ждём гостей ещё и оттуда.
Мы всё успели, или это гансы долго чухались, а может в этом и заключался их коварный план, только стрельба раздалась слева от нас. В десять часов вечера, противник сосредоточил весь свой артминомётный огонь по позициям первой роты, и попытался сходу захватить мост. Наши сапёры успели, так что переправа взлетела на воздух, а вместе с ней и самые быстроногие «олени». А так как олени не летают, то и целому отделению фрицев не повезло, летать они так и не научились, а шмякнувшись в речку утонули. Бойцы роты постепенно очухались, и остальных штурмовиков ружейно-пулемётным огнём отогнали от останков моста. Видеть этого я не мог, а только слышал, и по звукам взрывов и выстрелам догадывался, что там происходит. Сначала было много «бух», потом шибко громкий «бабах», очереди из максимов, и тишина. Не хватало только мёртвых с косами, «бескосые» были, да и косые попадались, а вот так чтобы всё вместе, да ещё вдоль дороги…
Не успело затихнуть на левом, как тут же началось на правом фланге. А вот тут уже досталось работы и нам. Скорее всего слева, гансы предприняли отвлекающие действия, основные свои усилия они сосредоточили там, где мы их хоть и ждали, но как-то всё не так получилось. Первую попытку переправиться пехотинцы отбили, вовремя подвесив «люстру» осветительной ракеты, ударили с левого фланга по форсирующим реку фрицам. Станковый пулемёт с высокого берега отработал на отлично, да и мы постреляли, не дав немцам перебраться на нашу сторону. Осколочно-фугасные гранаты, весом шесть кило, рвались как в опорах моста, размётывая настилы штурмовых мостиков, так и в воде, переворачивая лодки с гансами. Единственное, что меня настораживало, это перестрелка в лесу у излучины реки, как раз там, где я в последний раз видел бойцов третьей роты.
Расстреляв все видимые цели, перекатываем орудие правее, забрав с собой также и остаток снарядов. Малыш пока не стрелял, поэтому он остаётся на месте, а вот Кеша, сохраняя дистанцию, смещается синхронно с орудием. После неудачной попытки форсирования, фрицы от своей задумки не отказались, и обрушили огонь своих миномётов по позициям, как третьей, так и второй стрелковых рот. Что там было дальше я не знаю, так как обеспокоенный стрельбой в излучине, иду к Задоре, где уже в три пары глаз наблюдаем за опушкой леса, расположенной правее, метрах в четырёхстах от нас. А так как шоссе и опушка сходились под острым углом, то при движении на север, это расстояние сокращалось, а в километре от нас, дорога вообще заныривала в лес. Луны на небе уже не было, так что больше надеемся на тот фейерверк, что устроили немцы, запуская осветительные ракеты на парашютах, с той стороны реки. «Светляки» у нас были и свои, но пока не хотелось демаскировать наши позиции. Несмотря на свист и разрывы мин слева, взрыв гранаты справа, я всё-таки расслышал, так что минут через пять, когда мы приняли вправо на сотню метров и заняли новую позицию, я запускаю осветительную ракету в сторону леса. Когда звёздка практически полностью догорела, замечаю какое-то шевеление на опушке. Вторую ракету запуливаю уже ближе к цели, потом третью, ну и вдогон ей красную — сигнальную. Противник видимо выдвигался от брода, и чтобы не блудить по ночному лесу, воспользовался заброшенной дорожкой, вот на выходе-то мы его и подловили. Кеша не подвёл, и с дистанции триста метров, выпустил в ту сторону целый магазин. Ну а когда в ответ раздались выстрелы из немецких карабинов и пулемётов, сомнения, возникшие у меня поначалу, развеялись сами собой. Судя по плотности огня, противника было не меньше взвода, и он начинал развёртываться для атаки, правда как-то медленно и неуверенно, какая может быть уверенность, если командовать практически некому. Ну а когда на месте стреляющих пулемётов, стали вырастать кусты разрывов фугасных снарядов, фрицы видимо решили пойти в «контратаку», то бишь, сменить направление и ретироваться обратно в лес. Только после этого удалось перевести дух, и оторваться от прицела своего ППД. И хоть с такого расстояния стрелять из ПП было почти бесполезно, но всё равно, плотности огня я добавил. Да и когда у тебя над башкой свистят пули, тебе без разницы, автоматные они, или пулемётные, чувствуешь себя неуютно, тем более знаешь и видишь, что стреляют в тебя. Правда стрелял я одиночными, часто нажимая на курок, так что если и не попал, то кого-нибудь всё равно напугал. А потом и сам чуть не испугался.
— С кем вы тут воюете? — задал кто-то вопрос, подойдя сзади. Я чуть заикой не стал. А развернувшись на голос, маленько не выпустил в говорившего остаток патронов, но вовремя узнал начальника штаба. Правда, если палец на спусковом крючке я в последний момент удержал, зато малый боцманский загиб оттарабанил со скоростью автоматной очереди, добавив в конце монолога.
— … грёбаные фрицы.
— Я конечно понимаю товарищ сержант всю вашу ненависть к немецко-фашистским захватчикам, только не могли бы вы, выражаться яснее, без всяких непонятных артиллерийских терминов. — Поняв, что сморозил что-то не то, докладываю уже нормально.
— С началом артиллерийской подготовки, мною обнаружено подразделение противника, выходящее из леса. По врагу был открыт сначала пулемётный, а затем артиллерийский огонь. Понеся потери, атакующие немцы, отступили обратно в лес.
— Почему решил, что это немцы, а не наши? Всё-таки ночь, мог и перепутать.
— Наши бы шли по шоссе, а не по дороге, идущей от брода, да и неоткуда нашим взять столько трофейных пулемётов. Впрочем чтобы не гадать, можно проверить, фрицы ещё недалеко ушли, можем догнать и спросить
Догонять никого не пришлось, так как на шоссейке стали рваться мины, выпущенные из немецких «пятаков», правда недолго, Мишка уничтожил их прямой наводкой из пушки. Ну, а атаку роты противника, отбивали уже совместными усилиями. Старлей пришёл не один, а с резервом, так что четыре ручных пулемёта, плюс пушка, проскочить гансам через полянку не дали. Фрицы отошли и, закрепившись на опушке, вызвали по нам огонь своей артиллерии и миномётов. Немецкие канониры отстрелялись на отлично, перепахав всю обочину шоссе своими снарядами, а когда артобстрел кончился, в штыки ударила первая стрелковая рота.
Пока мы бодались с немцами на шоссе, комбат снял с левого фланга роту лейтенанта Захарова, и повёл её в обход, за наш правый фланг, оставив на позициях только два станковых пулемёта. Ну, а как только мы отбили атаку, начштаба так же отвёл всех вправо. Заготовленные к нашей пушке снаряды закончились, поэтому взяв орудие на передки, вместе с расчётом отскочили в укрытие. В общем, как только фрицы начали артподготовку, первая рота, вобрав в себя резерв и всех кто с ним был, пошла по лесу, обходя немцев справа, и обрушилась с фланга на изготовившегося к атаке противника. А тут уже было пофиг, сколько ручных и станковых пулемётов приходится на «душу населения», всё решила внезапность и количество штыков. И хоть людей было примерно поровну, но ночью, да ещё и в лесу, и когда это, — Ура!!! — эхом разносится по всему лесу, а каждое дерево норовит воткнуть в тебя штык, тут уже становится страшновато. И фрицы побежали, только вот куда нужно бежать, «хрен его знает». Разбежавшихся по лесу гансов, отлавливали до самого утра, а наших, потом собирали ещё до обеда, некоторые вышли только на запах от полевой кухни.
Предупредив комбата, чтобы к нам никто не совался без пароля, сразу после начала атаки я повёл своих к броду. Нужно было убедиться, что больше никто из фрицев не переправится на нашу сторону. Да и очухавшихся, и нашедших переправу гансов, надо было вернуть в стойло. В шесть стволов уложив отделение пионеров, мы заняли круговую оборону на берегу, и валили всех, кто приближался к нам с любой стороны. Нас сменили только часов в девять утра, пятнадцать человек под командованием сержанта Кургачёва, видимо это было всё, что к тому времени осталось от третьей роты. Хотя с вооружением у них было всё в порядке, три пулемёта, из которых два трофейных, и это не считая винтовок. Так что пост сдал — пост принял и до свидания.
Когда добрались до своих пушкарей, то забурились на отведённый нам для постоя хутор, и завалились спать. Растолкали нас только к обеду, и то потому, что поспела еда. Немцы после полученного отлупа нас больше не беспокоили, начальство тоже, так что распределив дежурство возле орудия, разрешаю людям посменно отдыхать, а то мало ли какой опять ночью кипеш. Беспокоить командование мне не хотелось (нарежут ещё каких-нибудь задач, расхлёбывай их потом). Но раз гора не идёт к Магомету, пришлось идти самому, да и доложить нужно по команде, всё-таки армия, а не детский сад. Когда я пришёл в штаб, командиры там уже ломали голову над новым приказом командования дивизии. Батальону приказывали занять прежний рубеж обороны, проходящий по населённым пунктам: Татарка, Мишукова, Козельская, Инютино, Старо-Михайловское. Что составило общую длину 16,5 км, как доложил начальник штаба комбату, измерив расстояние курвиметром.
— Нормально так, около десяти человек на километр фронта, это если мы ещё дойдём дотуда, по пути разгромив дивизию противника. Как думаешь сержант, дойдём? — Спрашивает, заметив меня, Лобачёв.
— Конечно, дойдём товарищ капитан, силёнок только поднакопим, и дойдём обязательно. — Отвечаю я. — А когда надо?
— Завтра приказано начать наступление.
— Завтра точно не успеем. А вот к Новому году, пожалуй дойдём.
— А почему к Новому году?
— Речка замёрзнет, вот мы по льду через неё в любом месте и просочимся.
— Точно. Пиши ответ в дивизию. 'В связи с невозможностью переправиться через реку (нет мостов и переправочных средств), в наступление перейти не можем. В наличии 150 бойцов и командиров, потери в ночном бою с противником: 11 человек убито, ранено 32, пропало без вести 8. Давай я подпишу, и отправляй в штаб.
— А ты, артиллерист, зачем пришёл?
— Так доложиться.
— Докладывай, — что у тебя?
— Ночная атака отбита. Потерь нет.
— Вот видишь, товарищ адъютант. Потерь нет. Все бы так воевали как эти артиллеристы, давно бы до Берлина дошли. — Со вздохом подначивает комбат своего начштаба.
— Дойдём ещё. Нескоро, но дойдём. — Не сдерживаюсь я.
— Дойдём, только сколько по дороге людей потеряем.
— Всё у тебя, сержант?
— Всё — пожимаю я плечами.
— Ну, тогда отдыхайте пока, а вот к ночи будьте готовы.
— Всегда готовы! — Прикладываю я руку к пилотке. — Разрешите идти?
— Иди уже, пыонер. — Ответно козыряет мне «офицер». Пройдясь по селу, я заметил несколько 85-мм зенитных орудий, стоящих на южной и западной окраинах, правда, поговорив с артиллеристами, выяснил, что снарядов у них немного, а перевозить орудия в случае чего не на чем. Так что отбить одну атаку они ещё могут помочь, — а вот последующие? Ну, и то хлеб. Так что со спокойной душой я вернулся к своим.
Ночью мы опять дежурили вдоль дороги на Слизнево, но в этот раз всё обошлось, немцы не полезли. Видимо в прошлый раз хорошо получили по сусалам. На следующий день в Каменское перебралась рота сапёров, с целью наведения переправы через реку. Провели рекогносцировку, но на этом всё дело и встало. Тем более штаб дивизии из соседней деревни Клово, отправился куда-то на север, видимо искать и собирать в кучу разбежавшиеся полки. Наш батальон остался на месте, вместе с сапёрами оборонять район села Каменское, ну а так как выше комбата начальников над нами не было, то и день прошёл относительно спокойно. Немцы, конечно, постреливали из-за реки, но вели скорее беспокоящий огонь. Ничем не отличался от него и следующий день, правда с кормёжкой личного состава стало напряжно, тыловые обозы ушли вместе со штабом, поэтому пришлось напрягать местное население, ну и шарить по погребам, и голбцам брошенных, а также разрушенных домов. А чего зря добру пропадать? За зиму всё равно всё придёт в негодность, зато «вторым хлебом» мы полакомимся. Картошку в любом виде есть можно, было бы только где костерок развести.
Следующий день тоже почти ничем не запомнился, только километрах в десяти севернее нас, вечером слышалась стрельба из пушек, но не приближаясь к нам, быстро затихла. Зато прямо с утра 26 октября началось. Орудийная канонада не смолкала весь день, началось всё километрах в семи от нас, а продолжилось уже в четырёх. Но больше не приближалась и не отдалялась. Из чего я сделал вывод, что бои идут где-то в районе реки, и наши, скорее всего, пытаются наступать. Так как перестрелка иногда затихала, а через некоторое время продолжалась вновь. Высланная в сторону деревни Слизнево разведка подтвердила мои догадки, наступала всё-таки наша дивизия, видимо удалось собрать полки в кучу, и теперь подразделения выполняли приказ. Никаких указаний нам не поступало, так что остаёмся на месте, а вскоре веселье началось и у нас, так как фрицы решили прощупать нашу оборону небольшими разведывательными группами, правда обломались, и так с обломанными рогами и ушли восвояси. Вместе с сапёрами нас теперь было 250 человек, так что пехота смогла уплотнить свои порядки.



Глава 15
В полку

На следующий день, нас сменяли части, отходящей 5-й ДНО, и хоть в полках этой дивизии оставалось от шестидесяти до двухсот человек, с часу на час, ожидался подход маршевого батальона, и после пополнения, эту часть можно было считать вполне боеспособной. И теперь её оборона проходила от деревни Чичково на севере, включая село Каменское и повторяя все изгибы реки, уходила дальше на юг. С нашим вторым стрелковым батальоном было не всё так радужно, но всё равно его хоть немного, но пополнили. В основном это были обозники и одиночки, которых отловили в тылу, большей частью безоружные. То, что отступать нужно за реку Нара, знали многие, но оставшись без командиров, и благополучно переправившись через реку, некоторые пошли искать эту «нору» дальше на восток, и что называется, нашли… Кто-то приключений на свои афедроны, а кто-то благополучно добрался до хаты. Ну и как я потом узнал, 971-й артполк нашёлся в деревне Шаломово, там же нашлась и часть 1287-го полка, в Мызу отошли остатки 1289-го полка, но эти отступили не очень далеко, и были километрах в двадцати на север от находящегося в Каменском штаба дивизии. А вот удивил наш родной 1291-й стрелковый полк, который под руководством майора Дедова, отступил аж к деревне Пучково, а это 30 километров на северо-восток от Шаломово. Майору удалось собрать там немного-немало, а 670 человек личного состава дивизии, 11 штук 82-мм миномётов, 3 штуки 120-мм миномёта, одну 45-мм и две 76-мм пушки. Естественно там были не только части нашего полка, а всей дивизии, но штаб и командир наши, так что полк оставался боеспособным.
За то время, что мы держали оборону под Каменским, удалось собрать и сколотить 1287-й полк в составе 220 человек, и он первым начал боевые действия вместе с третей ротой Московского маршевого батальона, прибывшего на пополнение. Командовал сводным подразделением капитан Изыксон. Сразу после марша, вечером 25-го октября, отряд под прикрытием первого дивизиона 971-го артполка, занял деревню Горчухино. На следующий день сводный отряд 1287-го стрелкового, ведёт бой за деревню Атепцево. Наш же 1291-й полк совершал марш из района Пучково в район Могутово, по размытым дождями дорогам, где должен был получить новую боевую задачу.
Захватить деревню Слизнево, весь день 26-го октября, пытался Московский маршевый батальон, который накануне перешёл в лес восточнее Слизнево. Помогал ему в этом второй дивизион 971-го артполка, а также отряд из частей 1289-го стрелкового полка (240 человек), под командованием капитана Неумецкого. Весь день роты штурмовали деревню, пытаясь сбросить фрицев с плацдарма, и это им почти удалось, противника штыками выбили из Слизнево, и он удерживал только несколько домов за дорогой возле реки, но в половине пятого, немцы перешли в контратаку при поддержке танков. Атакующие роты, большей частью, оставшиеся без командиров, оставили деревню, и отступили на опушку леса восточнее, а кто-то убежал и дальше. На следующий день, подошёл и 1291-й полк, и теперь уже атаковала почти вся дивизия.
1287-й стрелковый продолжал удерживать Горчухино. Группа в составе двух взводов разведроты дивизии, трех взводов 3-й роты и одного взвода 2-й роты Московского маршевого батальона с 14.00 27.10.41 повела наступление на Атепцево и подошла к деревне на 150–200 метров. Противник при этом открыл сильный пулемётный и автоматный огонь с фронта, а вражеские «кукушки» и автоматчики с тыла. Группа, понеся большие потери, к семи часам вечера отошла к Савеловке. По неполным данным, два взвода разведроты потеряли 10 человек убитыми, 6 человек ранеными. Потери третей роты и взвода второй роты Московского маршевого батальона были больше, но в основном за счёт разбежавшихся по лесу.
Отряд в составе частей 1287-го и 1291-го стрелковых полков, а также сводной роты Московского маршевого батальона, повел наступление на Слизнево с самого утра. Наступали под непосредственным руководством командира и комиссара дивизии. Противник в течение всего дня оказывал упорное сопротивление при помощи сильного миномётного и пулемётного огня. Несмотря на неоднократные атаки, к исходу дня овладеть Слизнево не удалось. Зато получилось прорваться по лесу к реке, взяв деревню в полукольцо. Но при этом пришлось ещё прикрывать четырёхкилометровый рубеж по берегу реки на левом фланге, контролируя стык с соседней дивизией. Вот в самый разгар «битвы за деревню Гадюкино», мы и нарисовались. После неудачной дневной атаки, майору Дедову поручили организовать ночную. Вот в «ночной дозор» и собирали «с бору по сосенке» всех, кого можно было припахать в сборный «штурмовой» отряд.
Формировать «батальон четверых» взялся «нашедшийся» командир полка, так что вся наша нештатная батарея загремела «под фанфары» в штурмовики, не повезло также и лейтенанту Захарову, чья рота и послужила основой для данного отряда. Остальной личный состав добрали из разбежавшихся подразделений, а также тыловиков. Так что «сотню юных бойцов» насобирали. Сформировав «ударный батальон» и распорядившись насчёт боеприпасов, майор, свалив всю основную работу на капитана Лобачёва, и отдав ему боевой приказ, ретировался на свой командный пункт. Ну а расхлёбывать всё это гуано, предстояло уже нам.
Ночью опять пришлось дежурить, поэтому с утра удалось покемарить часа три, так что чувствовал я себя вполне сносно, и на предложение комбата возглавить третий взвод, чуть не отреагировал известной фразой. — А набуя мне такое счастье? — но вовремя сдержался и стал командиром взвода. А дальше пошло по накатанной. Из остатков роты лейтенанта Захарова сформировали два неполных взвода, а вот третий, слепили из того, что было, включая и мою чёртову дюжину. И если с вооружением у моих артиллеристов всё было в порядке, то у остальных «инвалидов моей сборной» была одна винтовка на двоих. Выпросив час на формирование подразделения, я остался знакомиться с личным составом, а мои непосредственные руководители, представив меня красноармейцам, пошли налаживать взаимодействие с обороняющимися здесь командирами.
Построив красноармейцев, я задвинул им речь про нашу героическую батарею, а потом разделил на две группы. Отдельно вооружённых и безоружных. К первым вопросов не было, тем более среди них присутствовала парочка с трофейными автоматами. А вот с оставшимися десятью, нужно было поговорить. В результате собеседования, состоящего из пары-тройки вопросов, ещё пятерым выдали трофейные карабины, двоих назначил помощниками к пулемётчикам, а троих гранатомётчиками, раздав им гранаты и бутылки с горючей смесью. Оставив младшего сержанта Задорина «дрессировать» пополнение, вдвоём с Мишкой бежим на передний край. Нужно было засветло осмотреться, а время уже приближалось к четырём часам дня. И хоть конкретного времени начала атаки названо не было, но кто их знает этих краскомов, надавит кто-нибудь сверху, и вперёд на запад, а готов ты или нет, это уже твои проблемы. Наш отряд был сосредоточен в лесу, к востоку от деревни, в пятистах метрах от опушки, так что до подходящей разлапистой сосёнки добежали минут за пять. Скинув шинели, и помогая друг другу, добрались до удобного места, и стали наблюдать за противником и обстановкой. Ну а по результатам наблюдения я выяснил следующее.
Немцы, захватив плацдарм и выбив наших, а может просто заняв деревню, дальше в лес не полезли, а выбрав удобные позиции, сразу стали окапываться. И теперь их линия обороны, походила на подкову, упираясь своими флангами в реку. Заняли они так же и господствующую над местностью высоту, находящуюся метрах в трёхстах от деревни. Наша пехота после нескольких неудачных атак, отошла к самой опушке леса, и если с фронта импровизированная оборона проходила в полукилометре от высоты, то на флангах от деревни до края леса, было всего метров триста. Судя по всему, фрицев на флангах могли поддерживать ещё и пулемёты из-за реки, так что обойти их, и ударить с тылу от берега, было нереально. При нашем наступлении хоть справа, хоть слева, наступающие цепи попадали под перекрёстный, а также фронтальный огонь. Оставалось только штурмовать в лоб высоту, а потом уже деревню, что в лучших традициях РККА и предприняли наши, причём днём, и естественно умылись кровью. Увидев всё что нужно, спускаемся вниз и, надев шинели, бежим на левый фланг. Пока бежали, заодно и согрелись, так что когда добрались до места, от нас валил пар. Тут пехота даже не заморачивалась с рытьём окопов, а занимала позицию по краю оврага, разрезавшего землю вдоль опушки, и до деревни было около трёхсот метров. Шоссейка здесь проходила недалеко от берега реки, где овраг был засыпан, а для отвода воды в реку, использовались дренажные трубы.
— Здорова славяне! — поприветствовал я, находящихся тут пехотинцев.
— И вам не хворать товарищи командиры. — Услышал я чей-то до боли знакомый голос. — Вы сюда какими судьбами? Продолжал «этот коварный тип». — Пополнение к нам в пехоту, или снова при пушках? — Коварным типом оказался тот самый пулемётчик, который показывал нам польские патроны, от польского же пулемёта. Ну, а удивились мы оба, потому что Мишка рассказывал про возможную гибель этого красноармейца, в засаде у моста. Вспомнил я и то, что зовут его Саня, а вот фамилию забыл. Но ничего, сейчас кое-кто сам всё расскажет. Делаю хмурое лицо и спрашиваю строгим голосом.
— Это что за тон товарищ красноармеец? И представьтесь, когда разговариваете со старшим по званию.
— Рядовой Митрофанов — называет себя боец. Но, увидев наши улыбающиеся рожи, тоже расплывается в улыбке.
— Привет Саня — жму я его руку. — Ты здесь какими судьбами?
— И как ты только живой остался? — Не отстаёт от меня и Мишка.
— Не знаю, как-то случайно получилось. — Начал оправдываться боец. — Мы с напарником в воронке схоронились, нас только оглушило слегка, а вот пулемёт разбило.
— Да хрен с ним, с пулемётом, главное сами в живых остались. Ты лучше расскажи нам, как тут немецкая оборона устроена, и много ли здесь фрицев? — перехожу я к конструктиву. — А то нам эту деревню сегодня брать надо, а мы ни черта не знаем.
— Если уже в эту деревню лезть, то только при поддержке артиллерии, и как-нибудь схитрить не помешает, а не грудью на пулемёты, как мы сегодня полдня делали. Фрицев в деревне не больше роты, но пулемётов у них много, а ещё и миномёты поддерживают, а вон там за дорогой танк. Пока мы по тылам блукали, да разыскивали и собирали всех разбежавшихся, фрицы успели окопаться, установить свои пулемёты, и как мы не пытались, прошибить лбом их оборону, не вышло. Вчера уже почти заняли, но немцы отсекли подкрепление миномётным огнём, а потом контратаковали при поддержке четырёх танков, немало наших в деревне положили. От батальона не больше роты осталось, — уже тише добавил боец, а ещё вчера в каждой роте больше полутора сотен человек было.
— Ладно, всё это лирика, а теперь давай конкретно показывай. Где и сколько пулемётов? — продолжаю я наседать на Сашку.
— На высотке минимум три, причём могут стрелять во все стороны. Два на левом фланге в деревенских домах. Ну, и пара станкачей с того берега реки, бьёт во фланг нашей роте, и хоть наш берег и выше, да и дорожная насыпь прикрывает, но немецкие пулемёты занимают позиции на высотке и косят нас прямо во фланг, как только рота выходит из леса и устремляется в атаку. Миномёты тоже житья не дают, причём как ротные, так и батальонные, и если бы фрицы не экономили боеприпасы, отбивая только наши атаки, вообще бы никого не осталось. И мост у них с того берега имеется, по нему они на танках и проехали, а потом пополнение в контратаку пошло. — Закончил свой рассказ боец.
То, что мин у фрицев не лишку, это хорошо, видимо начались проблемы с логистикой. И хотя от Киевского шоссе до реки и не далеко, всего около пяти километров, но подвезти на грузовиках боеприпасы да ещё по грязи, та ещё задачка. Скорее всего тут действуют моторизованные подразделения и лошадок у них нет. Пехота могла и пешком до реки дочапать, но много на себе не утащишь, да и после сегодняшних боёв фрицы поиздержались, поэтому будем надеяться, что нам меньше достанется.
— А что, больше до фрицев в деревне никак не добраться? Обязательно в лоб на пулемёты переть? — Продолжаю я прояснять обстановку.
— Нет, конечно, можно оврагом до шоссе, а потом вдоль обочины, и до самой деревушки дойти. Только там ползти надо, и пулемёты сначала подавить, а то ничего не получится. — Поблагодарив бойца за наводку и, полазив с четверть часа по переднему краю, мы переговорили с другими красноармейцами, а также наметили несколько огневых и двинули к своим. По пути мы заодно выбрали маршрут, для того чтобы протащить орудие. По дороге я анализировал полученную информацию, и пытался выработать правильное решение. Мишку я избрал своим оппонентом и рассуждал вслух.
— Допустим, пулемёты мы подавим, стреляя прямой наводкой. Но остаются миномёты. И не факт, что они не подавят нас раньше. Часто менять позиции тоже не получится. Немцы не дураки, и долго стрелять по пустому месту не будут, так что пехота у нас кончится быстрее, чем у них патроны. Стрелков со счетов тоже не сбросишь. Кроме пулемётов, у них там сотни полторы морд с ружьями, а может и больше. Закидают гранатами, и тогда уж точно кирдык всем, даже если третий батальон присоединится. Значит что для нас главное?
— Миномёты уничтожить — отвечает Мишаня на поставленный вопрос.
— Вот именно. А как? Где они мы точно не знаем. Да и одним орудием миномётную батарею не подавишь. Корректировщики у них скорее всего на высоте, так что при первых же наших выстрелах из пушки, пристреляются и накроют уже нас. Как они это с артиллеристами артполка сделали. Это же надо догадаться, чтобы среди бела дня вытащить орудия на опушку и стрелять прямой наводкой. Вот их немецкие миномёты и почикали. Хотя дальность у тех миномётов два с половиной кэмэ, а у пушек все десять, стреляй, не хочу с любого расстояния. Значит, нам остаётся только старый проверенный способ — диверсия. Нужно будет найти миномётную батарею и уничтожить. Если даже и не найдём, то завяжем бой в тылу у фрицев, и они сами намылятся из деревни, как только на них надавят с фронта.



Глава 16
Обход

До отряда мы добрались перед самым приходом своего непосредственного руководства. Я только успел переговорить с Кешей насчёт пополнения, как меня вызвали к командиру. Вместе с сержантом Волоховым мы и прибыли на совещание. Там я и доложил, ломающим головы над задачей командирам, про свои наблюдения и предложения. До утра следующего дня нас со временем никто не ограничивал, а вот с рассветом мы должны были либо атаковать врага, либо уже доложить о результатах. Но капитан Лобачёв понимал, что если продолжить действовать также как его предшественники, то докладывать просто будет некому, при атаке противника, наспех пополненный батальон попросту выкосят из пулемётов. Зато после моих предложений, был шанс выполнить боевую задачу и остаться в живых, тем более на артподдержку можно было не рассчитывать. У дивизионной артиллерии кончились 76-мм снаряды, 120-мм мин не было изначально, был небольшой запас боеприпасов у батальонных миномётчиков, но его берегли на случай контратаки противника.
— Ну что же — подвёл итоги совещания комбат. — Поступим так, как решили. Поэтому полчаса на сборы и выдвигаемся на позиции.
Со мной осталось пятеро моих артиллеристов, и два десятка пехотинцев, ну а в качестве проводника я собирался взять Машку с волком. Сориентироваться по карте, конечно, можно, но ночью, да ещё и в лесу, это проблема. Да и диверсанты из нашей сборной солянки ещё те. Кого тут только не было, пехотинцы, ездовые, связисты. Даже один профессор был. А вот толковых разведчиков ни одного. Хорошо хоть сапёр нашёлся, который не только топориком махать умел, но и в минах разбирался. Немцы, конечно, нам помогли, свой передний край осветили. Так что разрывы в их боевых порядках оставались приличные, но эти гансы такие выдумщики, что пару секретов с пулемётами в самых неожиданных местах, поставить могли. Вот надежда у меня только на Филькино чутьё и была.
Машину свою мы заныкали на одной из просек, подальше в лесу. Мало ли что, авиация там немецкая или загребущие ручки чмошников со шпалами в петлицах. Вот возле этой пещеры «Алибабая» и обретались до поры до времени, наши добровольные помощники. Сокровищ, правда, там становилось всё меньше, особенно после довооружения нашего «диверсионного» отряда, но кое-что ещё осталось. Построив взвод и пересчитав всех по каскам, разбиваю бойцов на боевые тройки и веду к машине, а следом за нами отправился и Мишкин расчёт. Пока Кешка выдавал недостающее снаряжение и отбирал лишнее, я показал на карте Маше наш маршрут, и попросил назвать приметные ориентиры в ключевых точках. Эти места она знала хорошо, да и пройти предстояло не так уж много, три километра до брода и три после. До переправы я мог дойти сам, ну а как лучше пройти дальше, мне в подробностях всё объяснила Машуля. Так что поразмыслив здраво и прикинув буй к носу, я всё-таки решил её не брать. Все оставшиеся снаряды и передок с орудием забирал Мишка, ну а мы, перетряхнув остатки трофеев в кузове, всё-таки нашли ещё один пулемёт, и теперь у нас в каждой боевой тройке, было по одной единице автоматического оружия. Правда пришлось опять шерстить взвод, и теперь получилось три отделения по восемь человек. В каждом было две тройки и пулемётчик — он же командир, с помощником. Комодами были соответственно дядя Фёдор, Малыш и Задора, при мне оставался только снайпер, также я осуществлял и общее руководство. После всех пертурбаций, мы выступили только через двадцать минут, а через полчаса уже подходили к переправе.
— Ну, как тут у вас, тихо? — спросил я после процедуры взаимного узнавания у сержанта Кургачёва.
— Здесь тихо, ракеты фрицы только на флангах пускают, в полукилометре слева, а справа так вообще не определить где. — Ответил мне он.
— А за речкой никого за день не видел? А может, слышал чего?
— Нет. Видимо хорошо мы фрицам наподдали, теперь больше не сунутся.
— Раз эти не сунутся, значит, мы сами к ним в гости пожалуем. Если что, выходить тут же будем, так что за фрицев нас не примите, хотя я в вашу сторону ракету запулю, а потом вторую. Насчёт цвета какой останется, главное что их две будет. Ладно, мы пошли, до встречи. — Жмём руки и расходимся.
Канат, протянутый через реку гансами, так и остался на месте. Поэтому устанавливаем два пулемёта на берегу, а по броду идут танкист с сапёром. Один проверяет переправу, а второй его прикрывает. После сигнала фонариком, вперёд ушла боевая тройка с пулемётом, ну а следом все остальные. Реку мы форсировали удачно, правда кайфанул я уже после первых десяти шагов, но потом попривык, и октябрьская водичка уже так не обжигала. Ноги хоть и проваливались в ил по щиколотку, но дальше дно держало, а ухватившись за верёвку, шёл я довольно уверенно. Из-за постоянных дождей, перемежаемых мокрым снегом, течение было довольно быстрым, но перешли все без проблем. Ну а когда вылили воду из сапог и ботинок, отжали и перемотали портянки уже на том берегу, то стало немного суше, но ни разу не теплее. Ничего, пойдём быстро, чтобы в пути согреться, но ни в коем случае не бегом, а то можно наскочить на засаду. Судя по карте, заброшенная дорожка выводила на лесную рокадную дорогу, идущую параллельно реке. Но по ней мы не пошли. Маша рассказала мне про неприметную тропинку, которая тянулась в ивняке вдоль берега, в нескольких метрах от воды. И хотя тропа и повторяла все изгибы реки, и расстояние увеличивалось, но скрытно подобраться к противнику, она позволяла. Вперёд ушёл боевой дозор, а следом и весь взвод.
Я шёл во главе отряда, чтобы незамедлительно принимать решения, в связи с изменениями обстановки, если они наступят. До контрольного срока у нас оставался целый час, а потом, если найдём миномёты, то мы должны начать «концерт по заявкам». Ну а если не найдём, то отвлекающие действия предпринимали наши, на том берегу реки. И тогда мы уже должны были засечь немецкие самовары по звуку выстрелов и уничтожить их. С дозором мы встретились, где и договаривались. В этом месте река резко уходила своей излучиной вправо, а нам нужно было идти прямо, так что дальше топаем вдоль края леса, и через полкилометра выходим к дороге, ведущей в деревню Покровка. Опушка сворачивает под прямым углом влево, но мы уже пришли. Отсюда до деревни метров двести, а то что миномётная батарея находится в этом населённом пункте или рядом с ним, мы предполагали заранее. Во-первых, установить миномёты дальше от реки не позволяла дальность стрельбы, а во-вторых, к Покровке подходило две дороги и, несмотря на распутицу, боеприпасы можно было доставлять на транспорте, а не нести через лес на своём горбу.
Переговорив со своими, решаем всё-таки дождаться, когда немцы проявят себя, а потом уже атаковать конкретную цель, а не просто дома. Поэтому два отделения занимают позиции на опушке, а вот третье, под руководством Кеши, расположилось в засаде вдоль лесной дороги, прикрыв нас с тыла. А то мало ли кто подкрадётся, растеряемся ещё с непривычки. За своих ветеранов я не опасался, а вот насчёт остального личного состава возникали сомнения. Деревьев в лесу много, так что землю своим пузом согреть не пытаемся, бойцы прячутся за древесными стволами. Пытаюсь отвлечься, отсчитывая про себя минуты, но в назначенное время ничего не происходит. С нетерпением смотрю на часы, но через пять, а потом и через десять минут, на противоположном берегу реки никаких изменений. Только со стороны немцев постреливают дежурные пулемёты, да взлетают в небо осветительные ракеты.
Зато в нашем тылу, со стороны дороги, раздались какие-то непонятные звуки: хеканье, кряхтенье, удары и хрипы. А после нескольких выкриков, наступила относительная тишина. Оставив Малыша со своими в прикрытии, беру отделение дяди Фёдора и спешим на подмогу. Когда мы оказались на месте, то там уже всё было кончено. Обоз из трёх подвод захвачен, а в живых остались только лошади. По крайней мере, стояли на ногах только они, если иметь ввиду противника. Посылаю ватагу Федоса, пробежаться на сотню шагов по дороге вглубь леса и отсечь возможные хвосты, ну а сам приступаю к «допросу» Иннокентия.
— Скажи-ка мне друг ситный Кеша. Что это было?
— Да вот, захватили. Как-то само собой получилось.
— Понимаю, что само собой. А доложить, язык отсохнет?
— Дак не было времени на доклад, самому туда-сюда не успеть, а кого-то послать, у меня и так каждый человек на счету.
— Думаю, спрашивать. Когда всё это кончится? Смысла нет. Тогда доложи о потерях.
— Цвай минут — просит Задора и убегает считать своих.
Пока Кеша суетится, я проверяю груз. В ящиках оказались патроны, гранаты, а в основном мины для батальонных миномётов. В принципе куда всё это направлялось, понятно, но для уточнения деталей был нужен «язык», и желательно разговорчивый. Так что озадачиваю личный состав находкой живого пленного, а одного из бойцов посылаю успокоить Малыша и привести нашего профессора. От подошедшего Иннокентия я узнал, что потерь у нас нет. Не считать же несколько синяков, ссадин и царапин за боевые ранения. Фрицам «повезло» больше, в живых у них остался только один индивидуум, отоваренный обушком по голове. И то только потому, что был в каске, если бы как все нормальные люди он её снял, то уже бы отмаялся. Когда его нашли, гансик сидел на обочине, глупо улыбался и повторял «хитлер капут». Ну а пока посыльный бегал за переводчиком, выяснились подробности ночного происшествия.
Выставив дозорного в сотне метров от своих основных сил, Кеша расставил всех бойцов вдоль обочины, с одной стороны от дороги. Укрывшихся за стволами деревьев красноармейцев, заметить, конечно, было можно, но только днём, а вот ночью они ничем не выделялись на фоне окружающей среды. Прибежавший караульный, рассказал про обоз и его немногочисленную охрану. Немного растянув цепь, Кеша приказал не стрелять, а действовать штыком и прикладом, после его сигнала. Сам же занял место в центре боевого порядка. Ну а когда вторая подвода поравнялась с ним, он «легонько» свистнул. Фрицы, наверное, очень сильно удивились, когда после залихватского, разбойничьего свиста, подступавшие к самой обочине деревья, стали колоть их штыками. Ещё больше изумились гансы в головном дозоре, когда перед ними как из-под земли, вырос мужик с топором. Этим мужиком оказался сапёр, а хороший топорик в умелых руках способен на многое, так что через секунду оба изумлённых валялись на земле. Остальные фрицы кончились так же очень быстро, да и была их всего дюжина. Особым «гуманизьмом» к врагу никто из прошедших через бои и окружения бойцов не страдал, поэтому и живых немцев почти не осталось. Дополнил картину допрос стукнутого пленного.
Как говорил Василий Алибабаевич — «доцент бы заставил». Вот и наш профессор разговорил, контуженного Мартина, и тот раскололся до самого седалища, а так как продолжал сидеть, то получалось, что до земли. Конечно на исповедь фрица сподвиг, присутствующий неподалёку сапёр, который невозмутимо точил свой топорик, но и Александр Александрович постарался. Как я и предполагал, у немцев всё было хорошо, пока они наступали вдоль автомагистралей, или хотя бы дорог с твёрдым покрытием. А вот с просёлочными «направлениями» фрицы бороться не умели, особенно после дождей. И если везущим пехоту грузовикам, сами зольдаты и помогали выбираться из очередной «липкой» ловушки, то с транспортными колоннами сложнее, толкать машины было некому. Вот немцы и импровизировали на ходу, создавая временные склады боеприпасов, а потом, реквизировав лошадей вместе с подводами, доставляли боеприпасы на позиции, используя гужевой транспорт. Эта колонна, загрузившись в деревне возле автострады, двинулась сначала на восток, а дойдя до перекрёстка, разделилась, оставив большую часть транспорта с грузом на поляне, три подводы повернули на север и прикатили к нам. Вместе с ними, шла также и вся охрана. Разговорчивый показал на карте, где находится основной склад, а также позиции миномётной батареи, куда должны доставить боеприпасы. После небольшого раздумья, сопровождаемого звуком точильного камня по лезвию, клиент согласился довести нас до места, а то мало ли, пост или секрет, а мы и не знаем. Зато ефрейтора, судя по всему, знали многие, так что «свой среди чужих» не помешает. Хотя назвав его своим, я немного погорячился, но для подстраховки рядом шёл, специально обученный человек с топором. Точнее даже два, один знал язык, а второй умел его развязать.
Эту авантюру мы с Иннокентием задумали на ходу, да и выхода у нас другого не было, кроме как пробраться к фрицам вместе с конвоем и завязать бой. Точного местонахождения миномётной батареи мы не знали, показания «языка» нуждались в проверке, но на неё уже не было времени, так как свой обоз поджидал и противник, поэтому понадеемся на русское авось, небось и ёрш твою дивизию. Первым делом переодеваем Кешино отделение в немецкую форму, ну как переодеваем, бойцы меняют только плащ-палатки и каски, а вот страхующие ганса, ещё и шинели. Дальше выдвигаемся к самой опушке и ждём дядю Фёдора со своими. Быстроногого «оленя» я к ним отправил, так что с минуты на минуту должны подойти. Сам же внимательно наблюдаю, не изменилась ли обстановка в деревне, попутно объясняя Малышу его задачу. Окончательно у меня отлегло на душе после того, как наши, наконец-то начали «концерт по заявкам радиослушателей», и открыли ружейно-пулемётный огонь по флангам, а потом и по центру обороны неприятеля. Не ожидавшие такой наглости от большевиков фрицы, естественно ответили, сначала из дежурных пулемётов, а потом и из всех стволов, включая миномётные. В принципе ожидаемый сюрприз в том и заключался, что «самовары» оказались не в том месте, которое указал «язык», а совсем в другом. — Ну что же камрад Мартин, — подумал я, — ты сам сделал свой выбор, а мог бы ещё пожить.
— Всё, пора. Времени больше нет. Емеля, строй своих позади повозок, а я пока разберусь с некоторыми хитровыделанными. Готовность две минуты. — Малыш «испаряется», а я иду приводить приговор в исполнение. Походя достаю из кармана наган и приставляю ко лбу пациента, чтобы навсегда избавить его от головной боли… Но выбрав до половины холостой ход курка, мой палец так и замер в этом положении. Нет, не могу. Если бы в горячке боя, в рукопашной, мог бы и голыми руками прибить, а расстрелять безоружного пленного не получается. Немец стоял, закрыв глаза, и только что-то шептал про себя.
— Убери эту падаль с моих глаз, — говорю сапёру.
— Совсем? — Делает он жест рукой, проводя большим пальцем по горлу.
— Нет, легонько стукнуть, и положить на передней телеге, чтобы минимум полчаса не отсвечивал.
— Понял. Пошли фриц, — хлопает сапёр по спине дохляка, — свезло тебе сегодня.
— Да, и самогонкой его обрызгай, пусть думают, что спит в пьяном угаре.
— А где взять?
— В той же фляге, из которой ты отпил. — Сапёр только вздыхает в ответ. Думаю, хер Мартин будет валяться в отключке гораздо больше часа.
— Теперь вся надежда на вас Сан Саныч, — обращаюсь я к профессору. — Нам бы только пост на въезде в деревню проскочить без шума и пыли, а там будем действовать по обстановке.
— Я постараюсь товарищ сержант.
— Да уж постарайтесь.
— К бою! — подаю я общую команду. — Без приказа огонь не открывать, а лучше действовать штыком и прикладом.
Вдвоём с профессором идём впереди, изображая головной дозор, сразу за нами топает Кешкино отделение, переодетых гансов, потом обоз, ну и замыкает колонну пара тылового дозора. На всякий случай, людей в обоз выделили столько же, сколько было немцев. А все наши основные силы оставили в лесу. Можно было конечно пробежать эти двести метров, но лишних пять минут погоды всё равно не сделают, а бежать по грязи ещё то удовольствие. К ночи хоть и похолодало, но раскисшая за день няша, ещё не схватилась. Сбивать дыхание перед боем, тоже не хотелось, поэтому подходим к посту без одышки, и не отпыхивая как паровозы.
— Хальт! — командует часовой. И мы останавливаемся перед бревном шлагбаума. Ну а потом следуют идиоматические выражения, которыми обмениваются караульщик с Сан Санычем. Среди которых я распознаю только: пароле, папирен и цурюк. Сначала обстановка вроде как накаляется, но после небольшого монолога профессора, часовой довольно гогочет, и выйдя из-за укрытия, идёт к телеге, видимо желая увидеть тушку гефрайтера. Посветив фонариком и удостоверившись, что воняющее сивухой тело, и есть всем известный Мартин, горе караульщик открывает шлагбаум, и мы следуем дальше.
— Ух ты! — я чуть заикой не стал, узрев впереди коробку бронетранспортёра. Вот это сюрпрайз. Бронетранспортёр стоял за плетнём, прижавшись правым бортом к стене хаты, и разглядеть его ночью, можно было только шагов с десяти. Оглянувшись назад, я осознал всю глубину задницы, из которой мы каким-то чудом сумели выкарабкаться. Выглянувшая на минуту луна, подсветила как сектор обстрела, так и лежащую перед деревней местность. С сорока метров, отделяющих пулемёт от шлагбаума, он бы втрамбовал нас в землю свинцом, а потом ещё и БТР закопал своими гусеницами. А ведь где-то были ещё и танки, но будем надеяться, что они спят. Ну и снотворное у нас с собой было, причём несколько бутылок. Ничего хорошего не вышло бы и из атаки со стороны леса. Стоило только нас заметить и подсветить ракетами, двести метров для пулемёта на станке, это не расстояние, да и из попытки загасить его, ничего бы не вышло, в первую очередь огребли бы сами гасильщики. Кто-то из нас точно в броне-рубашке родился. Выстрелы из миномёта раздавались слева от нас, поэтому туда и сворачиваем при первой же возможности. Повозки оставляем под охраной возниц, а вот все остальные восемь человек возвращаются обратно по своим следам.
Сработать тихо, у нас в этот раз не вышло. В хате рядом с БТРом, оказался также и караул, поэтому пришлось пошуметь. Постреляли мы изрядно, дело даже до гранат дошло. Быстрее всего разобрались с экипажем бронетранспортёра, я просто подкрался вдоль стены, и со стороны кормы расстрелял фрицев из нагана. С караулом оказалось сложнее. В сенях засел «человек с ружьём», успев запереть входную дверь, поэтому стреляли и кидали гранаты прямо в окна. Засевшего же в сенях «редиску», Кеша достал из пулемёта, прямо через доски строения. Дольше всех сопротивлялся часовой у шлагбаума. Подстрелив одного из наших, он засел в колодце из мешков с песком, и отстреливался до последнего, пока я не разворошил его укрытие из эмгача, стоящего на бэтэре. Буквально ощущая, как время понеслось вскачь, завожу «Ганомаг», на этот раз 251-й и, загрузив весь наличный состав, готовимся к бою. Подстреленного бойца оставляем встречать наших, предварительно послав им телеграмму с помощью фонарика, а сами едем на батарею. По сравнению со своим коротким собратом, этот гробик гораздо медлительнее, да и приемистость у него не та. Но всё равно, разогнался я где-то под тридцать кэмэ, так что попавшую нам на встречу группу зольдат противника, смели с пути, даже не заметив. Тех, кому повезло увернуться от брони, добили с бортов из автоматов.



Глава 17
Захват батареи

На огневые немецких миномётчиков, мы ворвались, сея хаос и разрушения. То бишь стреляя из всех стволов, и швыряя во все стороны ручные гранаты. Пронесясь, как «ужас, летящий на крыльях ночи» в одну сторону, разворачиваюсь, и еду обратно, теперь уже медленнее. Бойцы начинают попадать в цель, и не просто случайно, а вполне осмысленно, да и гранаты летят гораздо точнее. Канониры не выдерживают и бегут, так что остаётся только зачистить позиции, что я и делаю, остановив БТР и сбросив десант. Сам остаюсь в машине, прикрывая бойцов огнём пулемёта.
После доклада Кеши, что огневая захвачена, запускаю в небо две ракеты красного дыма. С облегчением выдыхаю только после того, как затихшая на переднем крае перестрелка, возобновляется снова. На этот раз стрельба из трофейного орудия гораздо интенсивнее, поэтому надеюсь, что нашим будет гораздо веселее наступать, а противнику отступать. По плану операции, сразу после нашего сигнала, рота лейтенанта Захарова должна была захватить высоту, являющуюся ключом всей позиции. Атаковали не в лоб, а слева, со стороны оврага, да и пушка находилась там же. С основной своей задачей (подавить немецкие пулемёты) Мишкины артиллеристы видимо справились, теперь дело оставалось за пехотой. Мы же занимаем круговую оборону, и ждём, когда соберётся весь отряд, или пожалуют фрицы.
Хорошо, что наши вместе с обозом подошли раньше, а то я уже весь мозг сломал, пытаясь «натянуть сову на глобус». Всё-таки отделение из семи человек, это не те силы, с которыми можно оборонять опорный пункт, зато с прибытием основной части взвода, появилась реальная возможность помочь роте с наступлением. Причём не только ружейно-пулемётным, но и миномётным огнём. Огневую фрицы выкопали в ста метрах на север от деревни, параллельно реке, вот опираясь на неё, мы и выстраиваем свою оборону. Наш опорный пункт представляет собой равносторонний треугольник, со сторонами примерно полста метров длиной. Основанием является огневая, соответственно противолежащая ей вершина, находится в нашем тылу. Три своих пулемёта устанавливаем в углах опорника, оставшийся личный состав занимает позиции по его сторонам. БТР я ставлю в центре опорного пункта, мордой к реке, его мы будем использовать как неподвижную огневую точку с круговым обстрелом.
Пока есть возможность, формирую расчёты для двух миномётов, правда неполные — командир, он же наводчик и заряжающий. Бойцы, кому не повезло занять место в немецких, копают свои окопы. Кому повезло — разгружают телеги с боеприпасами, набивают пулемётные ленты, и занимаются другими полезными делами. Мы с Кешей готовим мины к стрельбе, попутно разъясняя заряжающим их задачу. С зарядами решили не заморачиваться, и стрелять в основном на первом, по дальности это нас устроит, стрелять на большую дистанцию, нужен корректировщик, а его у нас нет.
— Смотри Витёк, — инструктирую я своего заряжающего, — мину в ствол нужно просто опускать. Кидать её, а так же досылать как снаряд, не надо, может произойти осечка, но это полбеды. Беда будет, если ты сунешь мину стабилизатором вверх, или находящуюся на боевом взводе. Тогда я тебя буду долго бить, возможно ногами, и возможно по голове. Правда на том свете, но легче тебе от этого не станет. Теперь слушай насчёт боевого взвода, и с чем его едят. При свинчивании предохранительного колпачка, основное внимание обращай на «папиросу», на ней не должно быть видно красной кольцевой полосы. — Показываю я танкисту взрыватель мины без колпачка. — Если папироса утоплена, то всё нормально, если крышка ударника торчит, то накручивай предохранитель обратно, и убирай мину подальше.
— Понял, — отвечает мой помощник.
— Ну а раз понял, то вставляешь в стабилизатор каждой мины по одному дополнительному заряду, а я пока осмотрюсь.
Судя по звукам боя и взлетающим в небо осветительным ракетам, высоту наши взяли. Фрицы, скорее всего отошли на восточную окраину Слизнево и закрепились там. Не без потерь конечно, но и через реку сломя голову никто не бежал. Если бы остальные подразделения полка поддержали атаку нашего батальона, и ударили со всех сторон одновременно, то может деревню бы захватили. А так немцы сманеврировали своими небольшими силами и позиции удержали. Про небольшие силы рассказал всё тот же «безумный Мартин». Судя по его показаниям, оборону держала усиленная рота пехоты, плюс взвод «пионеров», которые должны построить переправу для более серьёзной техники. Небольшой мост через реку имелся, но он мог выдержать только вес танка Pz — II, а вот чтобы переправить более тяжёлые панцеры, нужен мост большей грузоподъёмности. Пока наши собираются в очередную атаку и перегруппировываются, мы готовимся к обороне. А то после того, как мы насыплем соли с перцем под хвост гансам, нами займутся всерьёз. Позиции немцев на правом фланге и в центре я не вижу, мешают дома и надворные постройки. Зато окопы левого фланга как на ладони, фрицы запуская ракеты, подсвечивают как окружающую местность, так и себя. В тылу и слева у нас чистое поле, потом лес, так что наиболее вероятна атака из деревни Покровка. Хоть канониры и убежали в другую сторону, но о том, что батарея захвачена, своё начальство они наверняка уже предупредили. Повезло нам ещё и потому, что миномётов было всего четыре, соответственно и личного состава на огневых меньше, да и не факт, что расчёты в полном составе. Видимо фрицы уже попали где-то под раздачу, ну а мы их добили.
Обойдя по периметру весь опорный пункт, приказал временным ездовым выпрячь лошадей и спровадить с позиций в сторону леса. А то мало ли, лошадки к выстрелам не привыкшие, прятаться не обучены, начнётся пальба, обезумеют, не дай бог ещё наступят на кого. Убивать их жалко, так что пусть идут, пасутся. Проверив наличие личного состава и раздав всем ценные указания, возвращаюсь к своим расчётам, готовлю данные для стрельбы, согласно которых и навожу миномёт. Стрелять решаем на особицу, я по левому флангу немцев, а Кеша по центру деревни. Потом в зависимости от результатов, сосредоточим огонь по одной цели. Боеприпасов у нас достаточно, так что после пристрелки покажем гансам, «почём фунт изюма». Но пока наши с той стороны реки не чешутся, молчим и мы, смысла начинать артподготовку, и стрелять до начала атаки по площадям, не вижу. Сейчас фрицы попрятались по щелям, оставив только наблюдателей, так что эффективность стрельбы будет почти нулевая.
Оглянувшись назад, увидел, что наш броник торчит над местностью, как пугало на огороде. С одной стороны это хорошо, с него всё видно, можно стрелять в любую сторону, ничего не мешает. Зато с другой, при наличии ПТР у противника, да даже и бронебойных патронов к пулемёту. Стрелок в бронекоробке — смертник. У меня там пока раненый боец наблюдателем, правое плечо ему продырявило, хорошо хоть навылет, да ещё вовремя перевязали, так что парнишка пока держится. А вот с пулемётчиками облом, нормально стрелять из МГ, можем только я и Кеша, но на нас миномёты, у Малыша с дядей Фёдором свои газонокосилки, поэтому придётся, как-то выкручиваться. Идея меня стукнула, как яблоко по голове Ньютона, так что пока есть время, бегу к трофею. Как говорится, «поспешишь — людей обхохочешь», так и со мной получилось. Не заметь я вовремя эту ямку, и не перепрыгни через неё, то «поломал бы руки ноги, оцарапал нос». Упасть то я упал, но без последствий для организма. При ближайшем осмотре выяснилось, что это вовсе не ямка, а окоп, скорее всего КНП командира батареи. И как я его раньше не нашёл? Забираюсь внутрь и оцениваю позицию, по результатам решаю — пулемёт с бэтэра установить здесь. До трофея буквально двадцать метров, поэтому первому подвернувшемуся под руку бойцу, ставлю боевую задачу.
— Красноармеец Грибанов, — представился он мне.
— В общем, так боец, вместе с Кочетковым все боеприпасы с бронетранспортёра перетаскиваете вон в тот окоп, — показываю я ему месторасположение КНП. — Ты назначаешься первым номером к пулемёту. Стрелять-то из него умеешь?
— Никак нет.
— А из винтовки?
— Из винтовки могу.
— И то хлеб. Ну, это уже не важно, тебе останется только навести пулемёт на цель и нажать на спуск. — Инструктирую я бойца, одновременно перезаряжая эмгач. — Сможешь?
— Так точно, это смогём. Товарищ командир.
— Как только отстреляешь ленту по противнику, забираешь пулемёт и укрываетесь в окопе. Всё поняли? Товарищи бойцы.
— Да!
— Так точно! — Вразнобой отвечают красноармейцы.
— Раз поняли, выполняйте. Хотя подождите, сейчас прокатимся. — Усаживаюсь на место водителя, завожу машину и еду на позицию. БТР я на сей раз развернул передом к деревне, левым бортом соответственно к реке. Всё-таки до Покровки ближе, и прилететь оттуда могло всё что угодно.
— Товарищ командир. Дозвольте обратиться? — не унимается старый солдат.
— Обращайтесь.
— А когда мы в окопе обоснуемся, то с пулемёта стрелять можно будет?
— Сможешь перезарядить, то стреляй, а нет, так у тебя карабин трофейный, а патронов до конца войны хватит.
— Зарядить сможем, я умею — вступает в разговор Кочетков. — Да и ленту набить патронами смогу.
— Тогда готовьтесь к бою мужики, а он сегодня предстоит тяжёлый. — Выбираюсь из броника и возвращаюсь на огневую.
Затихшая на том берегу перестрелка, возобновилась, видимо наши перегруппировались и начали атаку, поэтому открываем миномётный огонь, сначала пристрелочный, а потом и беглый. Конечно, темпа стрельбы в тридцать выстрелов в минуту достичь, не удаётся, да такой цели никто и не ставит, зато серии по три выстрела в десять секунд мы выдаём, и фрицам от этого не легче. Над их обстрелянными позициями сразу повисли ракеты: сначала зелёные, потом красные, а потом и смесь разных цветов. На этот фейерверк нам было абсолютно по барабану, а вот немцам от разрывов своих же мин довольно не скучно. Через три минуты Кеша присоединился ко мне, засыпая разрывами левый фланг неприятеля. До наших наконец-то дошло, что стреляют не по ним, и подобие атаки они всё же изобразили, и хоть с трудом, но окопы противника заняли, а фрицы отошли на северную окраину деревни.
Естественно стрелять мы прекратили, стволы миномётов раскалились, да и боекомплект не мешало пополнить. Неожиданно заработал пулемёт слева от нас, поэтому запускаю осветительную ракету в ту сторону. Дядя Фёдор не подвёл, не меньше взвода противника подкрадывалось к нам из леса, но не дойдя двух сотен шагов до огневой, фрицы прилегли отдохнуть. Ответный огонь они конечно открыли, но ещё не точный, а пока мы разворачивали и наводили миномёты, дуэтом с Фединым, застрочил пулемёт с бронетранспортёра. Разрывы же мин калибра 81-мм, заставили оставшихся в живых зольдат ретироваться. Какой-то чудак с опушки леса попытался прикрыть пулемётным огнём своих отступающих, но пяток выпущенных мной мин, поставил жирную точку на этих попытках.
Пока мы выигрывали, тем более сколько нас здесь фрицы не знали, а могли только догадываться. А судя по тому, что атаковал только один взвод, всерьёз нас не приняли. Хотя всякое может быть, возможно больше резервов не было. Четверть часа на передышку фрицы нам выкроили, а потом началось основное веселье. Из Покровки в нашу сторону полетели осветительные ракеты, а потом и пули. На этот раз немцы действовали гораздо осмотрительней, под прикрытием пулемётного огня из домов, передвигались короткими перебежками, сначала используя для укрытия строения и плетни, а потом и естественные укрытия. Но в первую очередь досталось бронетранспортёру, его издырявили из противотанкового ружья, пока он не начал гореть. Хорошо, что эту парочку — «белогвардейца» с комсомольцем, я вовремя загнал в окоп, а то в прошлом бою они не на шутку раздухарились, гася фрицев с кормы броника, забыв про мои ценные указания.
За время передышки мы время зря не теряли, наведя доставшиеся нам миномёты, на все четыре стороны, предварительно обеспечив их боеприпасами, и теперь только оставалось подправлять наводку, установленного в нужном направлении ствола. Отскакиваем с Витьком к самому дальнему от деревни миномёту, и практически сразу открываем огонь. Первая же серия из трёх мин удачно разрывается в районе цели, но противник рассредоточился на довольно значительном расстоянии, и потери у него незначительные. Большего эффекта достигает Малыш, отстреливая гансов короткими очередями, длинными лупить бесполезно, приходится стрелять не по цепям, а по отдельным зольдатам. Белый гвардеец Грибанов от Емели не отстаёт, и не подпускает фрицев к нашим позициям. Я же ставлю заградительный огонь, кидая мины с рассеиванием по фронту, меняя только установки угломера. Правда из одного ствола серьёзной преграды не поставишь, но и пролетающие горячие осколки, действуют на противника как холодный душ. На гранатный бросок мы фрицев не подпустили, а вот очередную подляну, они нам приготовили. Максик не соврал, пионеры, они же сапёры нас скорее всего и атаковали. То ли огнемётчики поняли, что атака их камрадов срывается, то ли наоборот решили её поддержать, только в сторону Малыша, выметнулся язык пламени и его пулемёт замолчал. А вот по демаскировавшему себя струёй «автогенбатыру», я уже мин не пожалел, да и пулемёт старого служаки зашёлся в ту сторону длинной очередью, на расплав ствола.
Чьи пули или осколки попали в резервуар с горючей жидкостью, не известно, да и не важно, но рвануло не слабо, громко и ярко. Вспышка в стане врага хорошо подсветила ещё живых фрицев, так что переношу огонь на новых клиентов. Витька не успевает открывать лотки с минами, а я уже не правлю прицел, а как автомат опускаю снаряды в ствол. Опомнился я только после того, как все боеприпасы на нашей позиции кончились, а пулемёт Малыша заработал снова. Выйдя из оцепенения, вспоминаю про свои обязанности командира и обхожу позиции. В первую очередь иду к Емельяну.
— Жив, курилка? — увидев, улыбающуюся рожу, задаю я банальный вопрос.
— А чего со мной сделается? Не дострелил до меня фриц.
— Что же ты тогда притих? Или сомлел?
— Спужался слегка, дюже ярко вспыхнуло. По началу думал ослеп, а потом ничего — проморгался. — В неровном свете ракет просматривалась выжженная полоска земли, буквально в десяти шагах от окопа. Повезло Малышу, подберись фриц ближе, дальности метания огнесмеси могло и хватить.
— Ладно, держись тут, я дальше.
— Понял, командир. — Емеля со своим вторым номером начинают набивать патронами опустошённые пулемётные ленты, а я короткими перебежками продвигаюсь от окопа к окопу.
В результате проведённой рекогносцировки, прикрывать нас с тыла, оставляю только один пулемётный расчёт с дважды трофейным «поляком». Всех остальных бойцов размещаю на огневой позиции батареи. Наш отряд после атаки поредел, добавилось раненых, появились первые убитые, а вот немцы за рекой зашевелились. Похоже поняв, что их окружили, гансы занервничали, да и основные силы нашего полка стали проявлять активность, начав выдавливать противника из Слизнево. На этот раз бой начался как-то спонтанно. Сначала фрицы попытались переправиться через реку по штурмовому мостику, прямо напротив наших позиций, но тут им не повезло. Два батальонных миномёта, и три пулемёта, это не те аргументы, с которыми можно вступать в «полемику», так что этот фокус у них не удался. Форсирование в этом месте не получилось, зато по основному мосту правее, немцы вполне успешно стали переправляться на западный берег Нары. Помешать мы им можем только миномётным огнём, и то неприцельным. Стрелять из пулемётов мешают деревенские хаты и постройки, они же закрывают видимость. Поэтому ведём огонь на подавление, выпуская две-три мины, и меняя установки прицела и угломера.



Глава 18
Контратака противника

Наконец-то с нами соединились основные силы роты, хоть их и немного, но теперь появилась возможность эвакуировать раненых, да и погибших можно унести на тот берег. Не факт, что фрицы дадут нам, спокойно сидеть на западном берегу реки, да и сил для занятия и обороны нормального плацдарма нет. Лейтенант Захаров переправился вместе с остатками своей роты и, озадачив меня прикрытием своего фланга и тыла, атакует деревню Покровка, пока фрицы не опомнились. Поддерживаем атаку огнём одного миномёта, объединив оба расчёта. Вчетвером удаётся довести темп стрельбы до максимальных значений, так что немцев мы напугали, а наши зацепились за окраину деревушки почти без потерь. Кешу оставляю командовать расчётом, а сам организую прикрытие правого фланга, а заодно и переправы. Возле штурмового мостика занял позицию комсомольско-белогвардейский расчёт. Хоть я и отправлял Кочеткова в санбат, но он не пошёл, несмотря на ранение. Остальные подстреленные после перевязки ушли в тыл самостоятельно, всё-таки бойцы находились в окопах, и попадания были в основном по верхним конечностям, правда был один неформал, который умудрился схлопотать пулю в ляжку. Как это у него получилось в узкой стрелковой ячейке, он и сам толком не мог объяснить, но факт был налицо, точнее гораздо ниже. Я думал, что его придётся нести, отвлекая свои невеликие силы, но услышав про медсанбат, этот Аника-воин захромал в тыл в первых рядах.
Покровку рота Захарова всё-таки заняла, или скорее всего фрицы сами отошли к лесу. Так что мы автоматом вливались в её ряды, и занимали позицию на правом фланге, от деревни до мостика. Оборона моего взвода опиралась на всё ту же бывшую огневую немецких миномётчиков, Малыш с помощником обосновался в баньке на северо-западной окраине деревушки, гвардеец Грибанов на правом фланге. Теперь мы обороняли полосу длиной двести метров, и это на двадцать оставшихся бойцов. Распределять красноармейцев равномерно вдоль всей позиции смысла не было, поэтому из трёх человек формирую расчёт к миномёту, а из всех остальных пулемётные отделения, и теперь каждому расчёту ручника придаётся ещё по два бойца, в задачу которых входит прикрытие пулемётчиков.
Присоединился к нам и сержант Волохов со своим расчётом, потерь личного состава у него не было, так несколько царапин у некоторых артиллеристов, зато снаряды к трофейной пушке кончились все. Перекинувшись с Мишкой парой фраз, припахиваю его отделение к транспортировке на восточный берег реки наших двухсотых, а также миномётов и боекомплекта к ним. Себе оставляю только один ствол и десяток лотков с минами. Удерживать плацдарм на этом берегу приказа, да и смысла не было, Покровку захватили с наскока, как-то само собой получилось. А вот теперь, подошедший на мой КП лейтенант Захаров, чесал репу и думал, — а нахрена это мне надо? Вслух же он говорил мне следующее.
— Вот смотри сержант, патронов осталось на полчаса боя, гранат нет совсем, да и люди устали. Напряжение после боя спало, и бойцы начинают дремать прямо в окопах. Оставлять деревушку без боя тоже не годилось, нужно дать время, окопаться и наладить хоть какую-то оборону подразделениям на другом берегу реки. С потерей Слизнево немцы мириться наверняка не станут, захватив деревню, они «убивают сразу двух зайцев». Во-первых, это плацдарм, а во-вторых, перехватывают рокадную дорогу в нашем расположении. Так что придётся держаться здесь хотя бы до рассвета.
— Ты как считаешь, сержант? Сдюжим?
— Если фрицы ничего не придумают, то до утра может быть и продержимся, гранатами я поделюсь, а вот патроны у меня в основном трофейные, если нужны, то ящик подкину. Да и миномёты лучше на тот берег переправить, они нас с той стороны не только поддержат, но и отход прикроют если что.
— За боеприпасы спасибо, у меня половина бойцов с немецкими винтовками. А миномёты переправляй, всё лучше, чем врагу оставлять. Стрелять-то из них кто будет? Людей-то у тебя не лишку.
— Да те же артиллеристы, что из пушки вашу атаку поддерживали. Снаряды к орудию у них кончились, а вот мины ещё есть, так что справятся.
— Лады. Тогда делаем так. Воюем, пока есть патроны, а потом отходим. Отступать будем как по мосту, так и по мосткам на твоём фланге, поэтому тебе артиллерист держаться до конца, уходишь последним.
— Есть, уходить последним! — отдаю я воинское приветствие, приняв стойку смирно.
— Приступить к выполнению приказа, сержант! — козыряет мне в ответ лейтенант. — А я к роте, нужно как-то взбодрить людей. — Проводив командира, обхожу позиции, начиная с левого фланга.
Малыш времени даром не терял, а с крестьянской основательностью оборудовал себе огневую точку в небольшой баньке. Он уже разобрал дымоход, обеспечив себе чёрный ход на случай ретирады. Входная дверь обеспечивала сектор стрельбы на запад, ну а небольшое окошко на север. Сама баня стояла в конце огорода, подальше от строений, видимо хозяева опасались за своё имущество, соблюдая противопожарную безопасность, так что незамеченным подойти к позиции или добросить гранату из-за укрытия было практически невозможно. Емеля заранее выставил раму из окна, и теперь при свете коптилки набивал пулемётные ленты, добродушно ворча на своего помощника. Изготовленный к бою пулемёт, стоял у него под рукой, а запасные стволы лежали неподалёку.
— Что же ты, друг ситный, такую баню изнахратил? — притворно возмущаюсь я на «проделки Фикса». — Как же хозяева теперь мыться будут?
— Хозяев здесь я не нашёл, а немчура обойдётся, пусть лучше в речке купается. — Парирует Малыш мой «наезд».
— Да вы батенька просто вивисектор какой-то, заставлять иноземцев нырять в воду в октябре, это же нехорошо, могут простудиться и заболеть.
— Нехай болеют, а мы их подлечим свинцовыми пилюлями, у меня для этого даже специальный пилюлемёт имеется, иностранный. — Поглаживает он кожух своего эмгача.
— Ну, если подлечите, тогда ладно, лечить будем до утра, а может и дольше, как пойдёт. А теперь серьёзно. Держимся до рассвета, а потом отходим, наш взвод прикрывает, так что мы остаёмся крайними. Вы тут долго не сидите, увидите, что соседи отошли, бегите за ними. Сигнал для нашего отхода — ракета синего дыма, смотрите не провороньте. Уже уходя, я расслышал обрывок разговора Малыша и его помощника.
— Слышь, Емеля, а кто это такой — «висектор»?
— А, не обращай внимания, командир много всяких буржуйских слов знает, я даже если чего-то не понимаю, всё равно киваю, а потом по смыслу догадываюсь, хорошо это или плохо… — Дальнейшего я уже не разобрал, удаляясь от говоривших.
Примерно в таком ключе я обошёл всех и, поставив боевую задачу, вернулся на свой КП, где и встретился с Мишаней, который о чём-то разговаривал с Иннокентием. Всё, что было можно, он со своими уже уволок на тот берег, и теперь ждал дальнейших указаний, которыми я его и озадачил.
— Твоя задача прикрыть наш отход, поэтому готовишь заградительный огонь: южная опушка леса, северная окраина Покровки, западный берег реки. Миномёты установишь за домами, но больше чем из двух не стреляй, народу у тебя мало, с непривычки не управятся.
— Я тебе что, командир батареи? Выстрелить куда-то в район цели на расстояние прямой видимости ещё смогу, а вот поставить НЗО, да ещё из миномётов… Мы же противотанкисты.
— Надо Миша. Надо. — Переиначиваю я фразу из известного у нас фильма. — Тебе и нужно стрелять в район цели, плюс минус лапоть. Как только фрицы начнут свой концерт, под шумок пристреляешь опушку, а уже от неё поведёшь пристрелку дальше. Где-то у тебя наводчик толковый был, с ним посоветуйся, а цели я тебе укажу, красные ракеты ещё остались. Ладно, отдам я тебе Задору, он сегодня уже напрактиковался, вдвоём что-нибудь сотворите.
— Иди сюда — болезный. — Зову я Кешку. — Я даже отсюда слышу, как у тебя уши хрустят. Всё понял?
— Ага, — кивает он своей «бестолковкой».
— Тогда слушай дальше. — Я заряжаю осветительную ракету и запускаю в сторону противника. Пока ракета опускается на парашюте, показываю друзьям новые цели и наши позиции. — Если фрицы полезут оттуда, то мин не жалейте. В общем, мужики надеюсь на вас, до встречи. — Пожав руки друг другу, расходимся.
Теперь я снова играющий тренер, командир миномёта, а также комвзвода. Но ничего, задачи всем поставлены, сектора обстрела определены, так что ждём-с.
Ждать пришлось недолго, фрицы начали на рассвете, но вздремнуть я успел, причём как уснул, даже не заметил. Как стоял, привалившись к стенке окопа, так и задремал. Проснулся как от толчка, вроде бы начинало уже светать, но туман, стелющийся от реки, видимости не добавлял, так что осветительные ракеты были бесполезны. Вот этим-то туманом и воспользовались гансы, приготовив нам первый сюрприз. Свою атаку немцы начали, ударив по флангам вдоль берега, причём подкрались тихо, без артподготовки. И если бы не растяжки, установленные на нашем правом фланге, тут нам бы и карачун. Но видимо кто-то из хитросделанных всё-таки цепанул проволоку, чем и обеспечил «успех» атаки. Первым заработал пулемёт Грибанова, а чуть позже присоединились и все оставшиеся. Благо сектора были пристреляны заранее, и можно было вести огонь, не видя конкретных целей. Внёс свою лепту в общее веселье и я, кинув несколько мин по опушке. Поняв, что обнаружены, фрицы открыли ружейно-пулемётную стрельбу в нашу сторону, но всё из-за того же тумана, их огонь оказался малоэффективным, а на гранатный бросок они подобраться не сумели.
Если атаку на нашем правом фланге мы отбили, отделавшись лёгким испугом, то слева враг продвинулся значительно дальше. Но и тут совместными усилиями право и левобережных красноармейцев, противника удалось остановить, правда, на самых подступах к деревне. С наступлением утра туман начал рассеиваться, и немцев отогнали на исходные, но вот легче нам от этого не стало. Второй сюрприз гансов не заставил себя долго ждать. С запада сначала раздался шум моторов, а потом показались и они — танки. Со своего места, я мог видеть только один из «утюгов» и, судя по силуэту, это была обычная «двойка», танчик сам по себе не особо грозный, но это при наличии противотанковой артиллерии или хотя бы ПТР, а вот ничего такого у нас не имелось, так что долго нам тут не продержаться. За танками не торопясь разворачивалось до роты противника — а вот с пехотой мы повоюем. Судя по рёву моторов, брони было не больше трёх единиц, но нам и этого за глаза хватит.
Зольдаты двигались в сотне шагов за танками, не приближаясь и не отдаляясь от них, постреливая их карабинов в нашу сторону. Та «двойка», за которой я наблюдал, также вела огонь только из пулемёта, короткими очередями дырявя крыши и заборы. Когда пехота противника приблизилась на полкилометра к деревне, наши открыли огонь, начинаю пристрелку и я, стараясь уложить свои мины ближе к центру боевого порядка немцев. С началом нашей стрельбы, танки увеличили скорость, а пехота побежала, но вскоре была вынуждена залечь, и передвигаться короткими перебежками. Где-то левее затявкали ротные миномёты фрицев, бронеутюги также присоединились и, остановившись в двух сотнях метров от наших позиций, стали расстреливать огневые точки красноармейцев в деревне. Если деревянные срубы домов, амбаров и бань, ещё как-то держали пули винтовочного калибра, то очереди двухсантиметровых автоматических пушек дырявили их насквозь. К сожалению, доставалось и укрывающимся в строениях бойцам, так что долго такое противостояние продолжаться не могло.
Чтобы хоть как-то помочь нашим, решаю заняться ближайшей ко мне «двойкой». И хоть миномёт не пушка, и подбить из него танк практически невозможно, но, по крайней мере, напугаю или прицел собью, да даже и внимание отвлеку и то хлеб. Мишка с Кешкой вроде как пристрелялись из-за речки, плюс наши пулемёты, так что левофланговому взводу фрицев довольно «весело», как залегли, так и лежат — курят, поэтому можно похулиганить. От меня до цели метров четыреста, причём фриц так увлёкся, что даже не маневрирует, а огнём с места расстреливает, пытающихся отойти с позиций красноармейцев. За всё в жизни надо платить, вот и получи фашист гранату, а точнее мину, и не одну. После трёх пристрелочных, перехожу на поражение, и десяток разорвавшихся вокруг танка мин, всё-таки совершают своё правое дело. Как там говорил вождь всех народов. — «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.» — Или это не Сталин, а Молотов. Короче не важно. Главное мы попали, причём удачно. То, что вокруг танка стало твориться что-то не то, экипаж скорее всего заметил — после нескольких разрывов танк дёрнулся и заглох, ну а пока заводился, было уже поздно, прилетели остальные гостинцы. Когда двигатель заревел, машина, проехав несколько метров прямо, пошла по кругу и, завалившись правой гусеницей в какую-то яму, так и осталась стоять в раскорячку на этом месте. Танк хоть и не горел, но стрелять и двигаться, не мог.
Пехотинцы лейтенанта Захарова стали отходить, вынося на себе раненых, естественно огонь на левом фланге ослаб, или практически прекратился, так что осмелевшие фрицы рванули в очередную атаку. Но пыл рванувших охладил Малыш, причесав смельчаков фланговым огнём своего пулемёта. До этого он активности не проявлял, тем более остановленный нами танк, двигался практически на него. Зато теперь момент был подобран удачно, и первые убитые гансы даже не поняли, откуда к ним прилетела смерть. Емеля успел отстрелять целую стапатронную ленту, прежде чем его заметили и обратили пристальное внимание. То, что банька стояла на отшибе, с одной стороны было хорошо, а вот с другой — она являлась прекрасным ориентиром, и теперь это строение разбирали на дрова как танковые пушки, так и пулемёты противника. От баньки во все стороны разлеталась щепа, какие-то ошмётки и куски брёвен. Надеюсь, Малыш успел выскочить, иначе ему не позавидуешь. Ладно бы пули, но снаряды не оставляли никаких шансов на выживание.
— Уходим сержант. Мои все отошли. — Прокричал мне на ухо лейтенант Захаров.
— Понял. Товарищ командир. — Выхожу я из оцепенения. — Вы идите, я только своих дождусь. — Заряжаю синюю ракету и запускаю в зенит. Тем временем один из немецких танков при поддержке отделения пехоты движется к позиции Малыша. Немного подправив прицел и угломер, наблюдаю, когда он дойдёт до нужного ориентира, и открываем беглый огонь. Выпустив оставшийся десяток мин буквально за двадцать секунд, ждём результатов. На этот раз танку повезло, чего не скажешь про поддерживающую его пехоту. И если бронегансы обделались лёгким испугом, то простогансы тяжёлым. Недаром говорится, что главное в танке, это не бздеть, но осколки мин, как градом по жести, простучавшие по броне, заставили механа громко испортить воздух, и сдать метров на сто взад. Правда, по дороге намотали на гусеницы нескольких раненых, но ещё живых камрадов, но это уже не важно, главное танк спасли.
Всё, что мог я сделал, больше в сторону позиций Емельяна не сунулась ни одна падла, но и из развалин баньки уже никто не стрелял. Не заметил я и никакого движения к нам с той стороны. Между тем вокруг нашего окопа засвистели пули, которые стали прилетать как с фронта, так и со стороны деревни Покровка. Поэтому закинув в ствол миномёта «колотушку», по ходу сообщения уходим вправо, к переправе. Мишка уже обрабатывает северную окраину Покровки миномётным огнём, так что отойти за реку мы успеваем. Не успели отойти только Грибанов с Кочетковым, старый и молодой солдаты, до конца выполнив свой солдатский долг. Фрицы неожиданно ударили из леса с правого фланга, пытаясь захватить переправу, но нарвались на кинжальный огонь сменивших позицию пулемётчиков. Как снопы валились на землю, сметённые свинцовым ливнем зольдаты, всё-таки сто метров и меньше это для пулемёта плёвая дистанция. Выпустив в сторону противника красную ракету, опустошаю один магазин за другим, строча через реку из трофейного МР-40, не отстаёт от меня и Витёк. И хоть для автомата это и предельная дистанция, но хоть какую-то плотность огня мы добавляем. Постепенно в перестрелку втягиваются и занимающие тут позиции красноармейцы, да и первые пристрелочные мины рвутся на опушке. Если бы не танк, может быть наших мы и вытащили, да и атаку отбили с большими для фрицев потерями, но против грёбаной «двойки» шансов у нас не было. Сначала очереди из пушки прошлись по пулемётчикам, разметав их позицию, а потом и нам досталось на орехи.



Глава 19
Контузия

В общем, очнулся я уже затемно, в ушах стоял какой-то гул, а не проходящая тошнота во рту добавляла «приятных» ощущений. Голова кружилась даже лёжа, так что после нескольких безуспешных попыток понять, где я нахожусь, и принять вертикальное положение, от этой идеи я отказался и вырубился теперь уже до утра. Когда я проснулся, было уже светло и судя по часам девять утра. Лежал я на подстилке из лапника в шалаше из сосновых веток. Состояние было более-менее удовлетворительное, но, не желая повторять прошлых ошибок, я перевернулся на живот и, приподнявшись на четвереньки, на четырёх костях заковылял к выходу. Выбравшись наружу, при помощи стенки шалаша утвердился на двух ногах и, дождавшись, когда земля перестанет крутиться вокруг меня, побрёл к ближайшему дереву. Удовлетворив естественные потребности организма, огляделся вокруг и пошёл к небольшому костерку, на котором в нескольких котелках закипала вода. Во-первых, не мешало бы согреться, да и попить чего-нибудь согревающего тоже. А вот при мысли о еде, желудок вроде как довольно заурчал, но подступивший к горлу комок, на корню зарубил эту мысль.
— Очнулся? Товарищ сержант. Вот здорово. А нам санинструктор так и сказал, что при контузии нужно лежать, и если всё нормально, то само пройдёт, а если нет, то… — Довольный Федька подходил к костерку с охапкой хвороста.
— И тебе не хворать. — Немного не в тему отвечаю я. — Ты бы не орал так громко, я же не глухой.
— А я думал, что ты после контузии того, плохо слышишь, да и вообще тебе постельный режим положен. А ты чего встал?
— Я хоть контуженный, но не мёртвый. Это покойники не потеют, да и не мёрзнут, а я как видишь живой. Да и водички хлебнуть не помешает. — Бросив дрова, Федя помогает мне примоститься возле костра и, сняв один из котелков с огня, что-то наливает из него в жестяную кружку.
— Вот, — протягивает он мне ёмкость. — Тут шиповник, корешки всякие, говорят полезно. — Прихлёбывая ароматную, а главное горячую жидкость, начинаю отогреваться изнутри. На улице не май месяц, так что лёжа без движения, я продрог практически до костей. Пока я пытаюсь согреться у огня и оглядываюсь вокруг, Федя рассказывает мне обо всём, что я пропустил.
— После того, как мы увидели ракету, подхватились с напарником ноги в руки, и бежать. А то как-то ссыкотно стало, пехота уже почитай что вся на том берегу, а мы ещё тут. Да ещё и танки эти… И ведь хитрые гады! Ни в деревню, ни к нашим окопам не лезут, а норовят всё издаля… Отдышался я только тогда, когда перемахнув речку, забежал за угол амбара. Потом уже стал наблюдать, да и позицию присматривать, патроны-то ещё оставались. Видел, как вы с Витькой-танкистом отступали, а потом немец попёр и стало некогда. Пехоту ихнюю к мостику так и не подпустили, а вот танки, танки ещё постреляли с того берега, да и отошли. Наши хорошо по ним из миномётов всыпали, хоть и не попали, но мины клали кучно. Витька тебя приволок уже после боя. Думали сперва — не живой. А потом пригляделись — нет, дышит, да и крови нигде не видно. Сначала всех раненых разместили в хате на окраине, чтобы значит подальше от реки, а то фрицы ещё целый день пытались вернуть плацдарм. Ну, а ночью оба мостика сапёры разломали, так что больше немчура не полезла. Вчера же всех наших артиллеристов собрали и приказали обустраиваться в этом месте, вот тебя и перетащили сюда…
— Погоди. Так я что, уже двое суток без сознания?
— Ну, да. Нам фельшер так и сказал, чтобы тебя никуда не возили и сильно не тормошили. Перво-то, пока мы воевали, за тобой наша Маша приглядывала, ну а как только на бивуак встали она и…- Тут Федя замялся.
— Договаривай, раз начал.
— Пропала она вчера вечером, весь день сама не своя ходила, а с вечера её уже никто не видал. Ни её, ни волка, да и ружьишко своё она видимо прихватила, вещи ещё.
— Сам как думаешь? Что случилось?
— А что тут думать, Емеля-то так и не вернулся, а у них вроде как отношения, вот Маша и не смогла больше ждать.
— И куда она могла деться?
— А вот пойди, пойми этих баб. Могла и в наш тыл уйти, а могла и к немцам. Сначала-то всё выспрашивала. Как всё случилось? И где его в последний раз видели? Я даже поутру с ней на берег сползал, место показал. После этого она как бы в себе замкнулась, ни словечка, ни улыбки, ну а как только стемнелось…
— Ладно, я понял. А где весь народ? Да и сколько нас осталось?
— Всех пехотинцев у нас забрали, так что только десять человек и наберётся, сказали, переформировывать нас будут. А бойцов сержант Волохов рано утром повёл в штаб дивизии, комдив хотел с личным составом пообщаться. Со жратвой тоже что-то решать надо, а то мы все запасы ещё вчера подъели, а нас так ни к кому и не прикрепили. Вот насобирали с бору по сосенке, на раз поесть хватит, а чем потом питаться будем, даже не представляю. — Вздохнув, Федя показывает на небольшую кучку продуктов, лежащую на пустом вещмешке.
— Там в шалаше мой ранец лежит, неси-ка его сюда. — Пошарив в «закромах», достаю банку тушёнки и пару брикетов с концентратом, свой неприкосновенный запас. — Вот, возьми для приварка, а то наши придут голодные. — После выпитого отвара, тошнить меня стало меньше, да и озноб вроде как прошёл. А вот голова заболела сильнее, так что встаю и иду в шалаш. Проводив меня, чем-то довольный Федя удаляется готовить хавчик, а на мою нездоровую голову наваливаются невесёлые раздумья.
Грёбаная война! Как уже меня достали эти потери. Вроде вот только познакомился с человеком, а его уже нет. И самое поганое — это терять друзей, причём боевых друзей. Понимаю что война, и каждый день погибают тысячи, но когда это где-то там, и сам ты этого не видишь — это одно, а вот когда прямо на твоих глазах… Малыша, правда я мёртвым не видел, но и остаться в живых в той мясорубке было нереально. Больше всего бесило вынужденное бессилие и невозможность хоть что-то сделать. Я сам себе напоминал шарик, из которого выпустили весь воздух. Не осталось ни физических, ни духовных сил. Была ли виной тому контузия, либо что-то ещё повлияло, но мне было очень хреново. Терзаемый всеми этими невесёлыми мыслями, и так ничего и, не решив, я впал в очередное забытьё.
Очнулся я из липкого кошмара, скорее всего к обеду, и разбудил меня гомон голосов, доносящийся снаружи. Немного полежав, и приведя в порядок мысли, которые после словленных глюков, куда-то разбежались, выползаю на свет божий и иду к костерку. Как ни странно, голова почти не болела, да и земля уже так не качалась, норовя дать по морде. Покончившие со своими невеликими порциями красноармейцы, к моему приходу уже рассосались, а на импровизированном КП остался только сержантский состав, ну и наш нештатный старшина — дядя Фёдор.
— Здорово, мужики. — Жму я руки своим друзьям. — Давайте, рассказывайте. Как мы докатились до такой жизни? И чего нас впереди хорошего или плохого ожидает? — Первым начал сержант Волохов.
— Комдивом у нас сейчас полковник Матусевич Иосиф Иванович, Гладышева сняли, как говорят — за плохую организацию отхода дивизии. Зато нынешний командир раньше командовал артполком, и сейчас пытается собрать в кулак всю, оставшуюся в дивизии артиллерию. Соответственно и нас — артиллеристов из пехотных рот забирают. А как нам пояснил сам комдив, все пушки и миномёты в полку, теперь будут в распоряжении начальника артиллерии полка, в батальонах останутся только пулемёты.
— Это правильно, а то некоторые комбаты, из бывших ротных или взводных, не знают, что делать с миномётами и всех артиллеристов посылают для пополнения стрелковых рот. — Вставляю я свои пять копеек.
— Вот комдив и пообещал с ближайшим пополнением прислать нам командиров, а пока ищут матчасть и людей, будем тренироваться на том, что есть. За старшего назначен я, — продолжает Мишка, — во всяком случае, до прибытия какого-нибудь лейтенанта.
— А что у нас есть?
— На жопе шерсть, — смотря куда-то в пространство, зло ворчит младший сержант Задорин. — Весь транспорт забрали, всё лишнее стрелковое оружие тоже, на каждого человека осталось только по одному стволу, ну и нами же захваченная артиллерия, и та без боезапаса.
— Как я понял, хорошие новости закончились, и начались плохие, ладно — давайте с подробностями.
— Пока мы помогали пехоте отбиваться от фрицев, у нас забрали лошадей, сначала для перевозки раненых, ну а потом и боеприпасов, и видимо всё ещё что-то возят. Потом, когда весь боекомплект к трофейным миномётам у нас кончился, нас отвели в тыл. Сначала в лес за деревню, а потом пришёл начштаба полка и, указав место по карте, отдал приказ перебазироваться туда. Когда я спросил у него. На чём перевозить пушку? А то лошадей нам так и не вернули. Осмотрел всю нашу трофейную артиллерию и, добавив на выполнение приказа чуть больше времени, велел всё тащить на себе. Пришлось транспортировать всё к дороге, а потом подгонять машину, и уже на ней добираться до места.
— А вот там нас уже ждали, — продолжает за Мишкой Иннокентий. — И раскулачили ко всем хренам. Забрали машину, излишки оружия и патронов. Оставили только это железо, да личное оружие с вещами. И то, только потому, что мы находимся между передним краем и штабом дивизии.
— И что у нас со стрелковкой?
— Десяток карабинов, в основном наших и часть немецких. Ну, может кто ещё и пистолеты сныкал.
— Значит с автоматическим оружием у нас по нулям?
— Не совсем чтобы по нулям… — замялся Мишка.
— Как я понял, есть, но про это никто не знает.
— Да вон, Федя умудрился как-то свой эмгэ зашхерить, — кивает в сторону этого хомяка Мишаня, да и патронов немного.
— Сколько немного?
— Ящик. Правда, неполный.
— Ну и ладно.
Вообще-то то, что нас раскулачили оно и к лучшему, — думал я про себя. Конечно свою «светулЮ» жалко, да и змпэшки у нас отняли, но с другой стороны, патронами к трофеям нас никто обеспечивать не будет, а воевать нам тут примерно месяц. Да и зима скоро, так что карабин он и проще, да и понадёжнее будет. Зато теперь всё начальство знает, что у нас нет ни черта, и со своей «продразвёрсткой» к нам больше не полезет, да и очередную дыру в обороне затыкать, думаю, нами не будут. А вот останься у нас машина, да ещё парочка пулемётов плюс пушка, была бы готовая мото-маневренная группа, любой немецкий прорыв — наша головная боль. Информации я получил достаточно, и чтобы её переварить, не мешало бы подкрепиться, и переваривать вместе как пищу для ума, так и для тела.
— Ладно, хлопцы, не расстраивайтесь, будет и на нашей улице палатка с пивом. — Пытаюсь я разрядить обстановку. — Раз тебя Миша назначили командиром, то и командуй. А ежели я контуженный, то я буду контузиться. Чего там у тебя на обед, Федя? Что-то я проголодался. Кстати. А насчёт котлового довольствия как? Прикрепили нас к кому-нибудь?
— Да, на сегодня продукты выдали сухим пайком, а завтра будем в штаб полка с термосами ходить. Пойду, займусь с личным составом, отдохнули и будя. — Мишка встаёт и, позвав с собой Задору, уходит. Тем временем дядя Фёдор протягивает мне котелок с моей пайкой и я, вытащив из-за голенища сапога свою ложку, приступаю к приёму пищи. Супец конечно получился не ахти какой густой, но после двухсуточного «лечебного» голодания, мне такое блюдо в самый раз. Ем я без хлеба, сегодня нужно поберечь желудок, а то мало ли что, заворот кишок там, или другие неприятные последствия для организма. Зато кружку с чаем, и кусочек сахара принимаю с благодарностью. Скорее всего, Федя отдал мне и свою пайку, потому что напиток в кружке оказался не только горячим, но и сладким.
— Пей Коля, тебе нужнее, — ответил Фёдор на мой вопросительный взгляд.
— Спасибо Федя. А пока расскажи мне, — как так получилось с пулемётом?
— Да просто всё. Меня с напарником послали за грузовиком. Дошли мы, поглядел я в кузове и подумал, — Зачем все яйца класть в одну корзину? А вдруг бомбёжка? Самолёты там, артобстрел. — Вот и припрятал немного, патроны, гранаты, ещё кое-что по мелочи. Да и трофей таскать надоело, тяжёлый больно. Взял карабин и поехали. Когда добрались до места, и началось всё это безобразие, я и сообразил. — Нет, ребята, пулемёта я вам не дам. — И не стал говорить лишнего, да у меня никто ничего и не спрашивал. — После коронной фразы про пулемёт, я даже поперхнулся, а когда откашлялся, то пришлось ещё приходить в себя, пережидая приступ головной боли. — Таможенник блин, Федя Верещагин.
— Молодец Федя, благодарю за службу, ты настоящий хомяк. — Дядя Фёдор зарделся, а я продолжил уже осторожней пить чай и анализировать ситуацию. Пока всё складывалось нормально, после тяжёлых боёв у бойцов была возможность отдохнуть. Идея с созданием миномётной роты мне тоже нравилась, правда трофейные стволы для этого не годились, возникали проблемы с боезапасом. Зато из советских миномётов калибра 82-мм, можно стрелять как нашими, так и немецкими минами. Отсюда вывод. Где-то нужно добыть себе вооружение. Вопрос только в чьём тылу. В нашем? Или в немецком? Затрофеенная карта этого района боевых действий у меня была, но где находятся склады с вооружением, на ней естественно не отмечено. Надежда на вышестоящее начальство имелась, но пока пройдут заявки, пока их удовлетворят, нашу команду могут спихнуть в пехоту. А при нынешней организации атак, когда вместо артподготовки — громкое ура, ну а пуля дура, и вместо патронов — штыки, в пехоту очень уж не хотелось. Сам я мог работать только головой, но любое резкое движение ограничивало и такую работоспособность. Конечно, со временем это пройдёт, а вот сколько нам отпущено этого времени, никто предугадать не мог.
Да, из своего послезнания я знал, что основные боевые действия развернутся на правом фланге армии. За город Наро-Фоминск, и на стыке с пятой армией. У нас же до начала декабря будут в основном бои местного значения. Но, сколько ещё людей погибнет в этих боях? И как попробовать избежать напрасных жертв? Над этим стоило поломать свою больную голову. «Ломать голову» я отправился к себе в шалаш, но видимо слегка расслабился, так как проснулся только к ужину. После приёма пищи, сам напрашиваюсь дневалить, на посту я ещё стоять не в состоянии, а вот проверить и организовать смену часовых, думаю, смогу. Да и в лагере ещё один «бодрый ствол» лишним не будет. Народу немного, поэтому у нас всего один пост, ближе к лесной дороге, выставлять караульных по всему лесу вокруг лагеря, смысла никакого нет. Это надо весь личный состав в караул назначать, поэтому и часовой один, это не считая авОся, небОся, и других подобных типОв.
Ночь прошла спокойно, я только будил очередного караульного, и отправлял его на пост, дальше бойцы менялись сами. Я же подкидывал дровишек в костерок и, привалившись к дереву поодаль от огня, охранял лагерь, попутно размышляя о смысле бытия. С утра, после завтрака иду спать, а уже после обеда к нам начало поступать пополнение. Оформив, вновь прибывших, и накоротке переговорив с ними, отправляем бойцов, строить себе жильё. На всякий случай с запасом, поэтому большая часть личного состава до самого ужина сооружает шалаши. Красноармейцы тянулись группами и по одиночке до самого вечера, и к отбою в отряде уже насчитывалось 25 человек. С оружием, правда было совсем не гуд, и не просто всё плохо, а очень плохо. Из пятнадцати вновь прибывших, карабины были только у троих, у остальных кроме ремней, пустых подсумков и вещмешков не было ничего.
Добавив ещё один пост, караул на этот раз выставили по уставу, шесть караульных, плюс начальник с помощником. На первый пост у дороги, отправляли наших старичков, а вот на второй, с другой стороны лагеря, заступали вновь прибывшие, охраняя заодно и трофейную артиллерию. От ночного дежурства на этот раз я отмазался, всё-таки здоровье ещё подводило, а после обеда пришлось заниматься новичками (Мишка мотался в штаб, оформляя вновь прибывших и пытаясь выбить продукты). Насчёт последнего он не сильно преуспел, так что пайка на ужин была меньше в два раза. Расход на нас обещали увеличить на следующий день, но это если народу не добавится, так что опять придётся делить. Сам я откосил, а вот мой карабин пришлось отдать в караул, как говорится на благое дело. Всё равно стрелять из него я ещё не мог, мушка двоилась. Совсем без оружия я конечно не остался, пистолетик у меня имелся, если что отстреляюсь, а вот с безоружным контингентом нужно было что-то делать. С этими мыслями я и уснул.
На следующий день наш «партизанский отряд имени Дениса Давыдова» наконец-то возглавил настоящий… Нет, не полковник а лейтенант — Огурцов Алексей Ефремович, 1922-го года рождения, москвич. И теперь мы именовались миномётной ротой уже официально, и из нас стали формировать нормальную боевую часть. Хорошо это или плохо, я ещё не понял, потому что командир, узнав про мою контузию, отправил меня на обследование в полковую санитарную роту. Точнее мы вместе пошли в штаб полка, а уже оттуда я один потопал к эскулапам.
На врачебной комиссии я не косил, но и не геройствовал. Честно рассказал про своё состояние в течение недели и, выполнив все указания врача, стал дожидаться вердикта. После осмотра, замотанный старший врач выписал мне справку, в которой указал, что сержант Доможиров получил контузию в бою, является ограниченно годным к исполнению своих служебных обязанностей, и нуждается в лечении в дивизионном медсанбате. В общем, к вечеру я был уже в деревне Могутово, где и располагался наш медико-санитарный батальон.



Глава 20
В санбате

Я, конечно, пытался договориться с молодым командиром, и остаться лечиться в подразделении, но «раз врач сказал в морг, значит в морг». Так и Огурцов — послал меня в медсанбат. После разговора с лейтенантом, свой карабин пришлось оставить в расположении, ну а всё лишнее я раздал во временное пользование друзьям-однополчанам. Попрощавшись на всякий случай со своими, я вышел на «большую» лесную дорогу, ловить попутку. С собой у меня остался только вещмешок с личными вещами, ну и «Вальтер» в наплечной кобуре под шинелью. Пройти десять километров пешком я ещё не мог, поэтому до места добрался с попутной лошадью. Пожилой возница попался разговорчивый, причём из медсанбата, так что примерно к середине пути я уже знал. Где? Кто? Когда? И с кем? Вторую половину пути я спал, убаюканный размеренной речью Макарыча, которому походу было всё равно с кем говорить, лишь бы его не прерывали. А я и не прерывал, сначала поддакивал, а потом вообще задремал.
Я попал как раз на винно-банный день, так что после первичного осмотра и определения койко-места, мне удалось помыться и поменять бельишко, а то эти паразиты уже достали. Попариться от души не вышло, время было ограничено, да и от контузии я ещё толком не отошёл. Не знаю что за хрень, только в лесу я чувствовал себя гораздо лучше, а вот после бани еле добрался до топчана. Слабость, головная боль, тошнота — я чувствовал себя даже хуже чем после первой включки, уснуть как-то не получалось, как только я закрывал глаза, голова начинала кружиться ещё сильнее. Слава богу, через пару часов мне стало легче, и наконец-то я смог заснуть.
Как ни странно с утра я чувствовал себя вполне сносно. После завтрака был обход, и я познакомился с нашим лечащим врачом-терапевтом поближе. Ну как поближе, примерно на расстояние стетоскопа. На мои комплименты молодая женщина отреагировала дежурной улыбкой, и попросила соблюдать субординацию, так что на этот раз решаю просто лечиться, и не тратить время на амуры, по крайней мере, с лечащим врачом. Хотя свободного времени теперь было много. В санбате из переменного контингента находились легко раненные, больные, слегка контуженные и немножко беременные. Бойцов с серьёзными ранениями, после необходимой помощи отправляли дальше в тыл, хотя особого наплыва трёхсотых не было. На переднем крае дивизии наступило относительное затишье, немцы, захватив плацдармы на нашем берегу реки и перерезав рокадную дорогу, успокоились и пока не атаковали. У дивизии же, чтобы сбросить фрицев обратно в реку, не хватало сил, а также боеприпасов, продуктов, вооружения и транспорта. Рокадную дорогу с твёрдым покрытием немцы перерезали в двух местах, а по раскисшим лесным дорогам, можно было передвигаться только на гужевых повозках, причём грузить приходилось половину от обычной нагрузки, больше лошади не тянули. А если учесть, что при ретираде много конского состава вышло из строя, лошадей побило, повозки пролюбили, то успевали подвозить только патроны и продукты. И то до полковых пунктов снабжения. В батальоны и роты всё приходилось доставлять на своём горбу.
Наша так называемая палата находилась в одном из домов-пятистенков, и насобирали тут с бору по сосенке десять ранбольных. Несмотря на то, что народу в хате собралось довольно много, и большую часть кухни занимала русская печь, свободное место ещё оставалось. Кровати располагались в основном в горнице, ну а кому не хватило лежаков, устроились на полатях под потолком и на печке. Второй ярус занимали естественно те, кто мог на него забраться, ну а на печи грелись все по очереди, всё-таки русская печь снимала любую хворобу, подхваченную на передовой, от насморка до ревматизма. Погода стояла довольно мерзкая, землю слегка подморозило, а вот воздух был влажный, ну и осадки, то дождь со снегом, то снег с дождём, плюс сильный порывистый ветер, так что на улице было не уютно. Хорошо, что дров заготовили с избытком, то ли наши предшественники, то ли хозяева усадьбы, но в лес за топливом ходить нужды не было.
Восьмого ноября нашу избушку помимо врача и процедурной медсестры, посетил комиссар медсанбата и рассказал про парад, состоявшийся на Красной площади седьмого ноября. Конечно, про этот парад я знал всю свою сознательную жизнь, и для меня это была «история давно минувших дней». Но вот сейчас меня вштырило по настоящему, оказалось — вот она история, и я в ней принимаю непосредственное участие. Нет, я и раньше понимал, что нахожусь на Великой да ещё и Отечественной войне, но в постоянных боях и походах порассуждать про это как-то не получалось. Зато теперь, после очередного мозгового потрясения, да ещё на фоне исторического события, извечные вопросы — Что делать? И где достать водки? — в очередной раз ударили в мою больную голову. Второй вопрос разрешился сам собой, всё-таки спирт и медицина, деревня и самогон… Да и на новенького из пациентов я поступил не один, остальные бойцы уже знали — Где? Что? Почём? Особенно преуспел в этом разведчик, пришедший в нашу «инвалидную» команду немного раньше меня. Шустрый парень начал обзаводиться нужными связями сразу, как только попал в санбат, так что сегодняшний вечер обещал быть весёлым. На десять человек всего того, что мы достали, у нас набиралось грамм по 100–150 наркомовских на рыло. Конечно, маловато будет, но для организмов «измученных нарзаном», этого вполне хватит.
Отдельного помещения для столовой в деревне не было, за пищей ходили прямо на кухню старшие команд или командиры отделений, лежачим тяжелораненым еду приносили санитарки. В общем, закусь у нас была и, собравшись вечером за общим столом, выпили по соточке разведённого спирта и приступили к приёму пищи. Свою порцию я осилил с трудом, сначала вроде пошло, а потом чуть ли не застряло на полпути. Так что дальше я только ел и пил морковный чаёк. Кто-то последовал моему примеру, кто-то вообще не стал пить, но большинство продолжили. Хотя для продолжения оставался только самогон, и того вышло по полстакана на брата. Банкет закончился довольно быстро, поев, бойцы потянулись курить, завязались неспешные разговоры в своём кругу. Народ разделился по землячествам и интересам, ну а я, походив от кучки к кучке и послушав, кто про что «поёт», убрался на свою шконку. Со всеми я перезнакомился ещё вчера, так что пока не решив «за большевиков али за коммунистов», я отделился от коллектива.
Мысли путались и метались в черепной коробке как табун мустангов по прерии. Вопросы же, которые я задавал сам себе, так и оставались без ответа. Да, я знал, интересуясь историей, что немцев на реке Нара остановят, потом начнётся общее наступление и противника погонят вспять. А вот дальше, наша 33-я армия попадёт в окружение и погибнет, не вся конечно, но большая её часть. Генерал Ефремов останется с армией до конца, выполнит свой солдатский долг, и застрелится, не желая попадать в руки врага. Случится это весной 1942-го, а на данный момент ещё осень 41-го. Что мне делать? Не знаю. Предупредить Ефремова о его судьбе? Да кто же мне поверит. Тем более зная о своей смерти, человек может наделать много ошибок, причём неисправимых. Что я мог сделать на данный момент? Один, и без оружия. Да ничего, если честно, тем более в обороне, да ещё на больничной койке. Кое-какие планы я для себя наметил. Бог конечно над ними поржёт, а вот мне было не до смеха, тем более, чтобы их осуществить, нужно было выжить. А вот с выживанием могли возникнуть проблемы… Мысли начинали скакать по кругу, и чтобы отвлечься, я пошёл покурить.
Место для курения было организовано в сенях, не дует, да и не мочит. Курить в хате нам не разрешали, да и сами мы старались не смолить в помещении. Всё-таки десять мужиков на тридцати квадратных метрах, это многовато и пахер ещё тот. Кто-то болеет и сильно потеет, у некоторых раны гноятся, да и не каждый человек когда спит, может себя контролировать, не говоря уже про сапоги, портянки и прочее. Мы, конечно, периодически проветривали помещение, но запах казармы вперемешку с больницей никуда не девался. В импровизированной курилке находилось несколько человек, и о чём-то дискутировали при свете «летучей мыши». Среди них был и разведчик — Генка Черкасов, а своим появлением я невольно прервал диспут.
— Ну что Никола, не спится? — задал он мне вполне резонный вопрос.
— Уснёшь тут с вами, — беззлобно ворчу я, скручивая козью ножку. — Ходите, дверями хлопаете, орёте не своё не наше. О чём хоть спорите?
— Да вот размышляем — Когда немец в наступление попрёт? И где ударит?
— А что тут думать, как только хорошенько подморозит, так и попрёт, а ударит с плацдармов. Кстати ты не знаешь, что за фрицы у нас за Нарой? — обращаюсь я к разведчику.
— Военная тайна, конечно, но когда за языком ходили, ганс попался из 183-й пехотной.
— Вот видишь, пехоту уже подтянули, сейчас железки свои подлатают, боеприпасов накопят и полезут.
— А когда?
— Кто же их знает, может через неделю или две, но полезут обязательно.
— А как же Москва? — это уже молодой, из нового пополнения красноармеец, который успел серьёзно простудиться на марше и сразу попал в лазарет.
— А Лёнька выздоровеет, возьмёт винтовку и погонит фрицев до Берлина.
— Я же серьёзно, товарищ сержант, — обиделся молодой парень.
— И я серьёзно Леонид. Не бывать фрицу в Москве, не пустим. — Глядя в глаза бойцу, уже без всякого намёка на юмор отвечаю я. После моих слов народ потянулся в хату, со мной остался только разведчик.
— Ты это серьёзно, насчёт нового наступления или так, свистишь?
— А я похож на свистуна?
— Судя по медали и нашивке за ранение, нет.
— Вот и я о том же. Сам-то, с какого полка будешь?
— Дивизионная разведка. А ты?
— Я в девяносто первом полку воевал, противотанковая артиллерия. Давно с передка?
— На днях зацепило, потом сразу сюда. Еле уговорил врача, чтобы дальше в тыл не отправляли.
— А меня неделю назад, под Слизнево. Чем-то по голове прилетело, очнулся через сутки, ни хрена не помню.
— Бывает. А где пропадал так долго?
— У своих артиллеристов отлёживался, пока новый командир не пришёл, он то меня к эскулапам и определил.
— Значит, советуешь тут не залёживаться.
— Ну почему. Неделя, максимум две у нас есть, а дальше уже лотерея. Сам знаешь, лучше с винтовкой в окопе, чем с голой жопой на кровати.
— Да уж. Видел я один медсанбат, когда отступали. Причём не разбомбленный, а раздавленный танками. — Генка так сжал кулаки, что аж пальцы побелели.
— Я так понял, ты из кадровых. Давно воюешь?
— С июля. Начинал в 53-й. Отступал от Днепра, потом ранение. Лечился в Москве, ну и к вам попал с пополнением. Обидно, что зацепило в первом же поиске.
— Удачно хоть сходили?
— Языка взяли, а остальное неважно.
— Понятно. Ладно, хватит мёрзнуть, пойдём в хату, отбой скоро.
Примерно в таком ключе, разговаривая со своими товарищами по палате «номер шесть», я постепенно и собирал информацию о положении дел в дивизии. На это ушла примерно неделя, тем более контингент постоянно менялся, кого-то выписывали, кто-то приходил на новенького, да и санлетучки ездили по всему фронту дивизии, забирая раненых. Ну, а с Макарычем у нас установились дружеские отношения, так что все последние новости я узнавал от него. Конечно, эти новости от агентства ОБС, нужно было пропускать через фильтр, отделяя зёрна от плевел, но свободного времени у меня было достаточно, так что постепенно вся картинка сложилась.
Наш 1291-й стрелковый, как и прежде занимал оборону по восточному берегу Нары. Деревню Слизнево, за которую мы так упорно воевали, немцы захватили, скорее всего к ним подошло подкрепление, да и с артиллерийской поддержкой они разобрались. Так что наши на передке опять оказались в лесу. Не лучше складывалось положение и у соседнего 1287-го полка. Удерживая своим правым флангом деревушку Горчухино, в центре своей обороны полк имел плацдарм противника — деревню Атепцево. Все попытки сбросить немцев с плацдарма и вернуть деревню обратно ни к чему хорошему не привели, так что и тут были проблемы не меньше. Третий полк в дивизию так и не вернулся, и воевал где-то в стороне от нас, так что часть оставалась неполной. Пополнение из тыла подходило, правда, начались проблемы со стрелковкой. Не хватало в основном винтовок и автоматического оружия, зато на вооружение стали поступать противотанковые ружья, а ещё дивизии подкинули миномётов. В общем, узнав, что формирование нашей минроты практически завершилось, я засобирался к своим. Это я так подумал, что засобирался, у Татьяны Сергеевны на этот счёт было своё мнение.
— Дышите, не дышите. Закройте глаза, достаньте кончик носа указательным пальцем левой руки, теперь правой. Хорошо. Пройдите по прямой, глаза не открывать. — Ну и всё в том же ключе. На этот раз я старался изо всех сил, пытаясь изобразить из себя совершенно здорового пациента. А в конце обхода даже сам себе поставил диагноз.
— Вот видите, Татьяна Сергеевна, я совершенно здоров и готов приступить к труду и обороне.
— Может быть и приступите, только точно не сегодня и не завтра. Во всяком случае, через недельку посмотрим.
— Как через недельку? Я же совсем уже здоров.
— Насчёт вашего здоровья это решать мне. Случайно не подскажете, какая у вас по счёту эта контузия?
— Ну, вторая.
— А если без ну, и хорошенько посчитать.
— Тогда третья.
— Это уже ближе к истине. А рука что, совсем не беспокоит?
— Какая рука?
— Левая, та что с переломом.
— Дык зажило всё давно.
— Точно зажило?
— Точно, только на непогодь реагирует. — Сдаю я себя уже по полной (и откуда эта «сучка крашена» всё про меня знает, вроде ничего лишнего не говорил).
— Вот видите, ещё и рука. Так что через недельку посмотрим, а пока лечитесь.
— Ну, товарищ военврач, отпустите. Кто же вместо меня воевать будет?
— Успеете ещё навоеваться, товарищ сержант. Пока лечитесь. А что, разве вам у нас плохо?
— Хорошо, очень хорошо. С вами я бы тут на всю жизнь остался, но мне надо в часть. — Вспыхнувшая до корней волос женщина, так меня ожгла своим взглядом, что я чуть заикой не стал. А когда понял, что увлёкся и допустил бестактность, было уже слишком поздно.
— Идите к себе ранбольной, больше нам не о чем разговаривать. — Отойдя к окну, и повернувшись ко мне спиной, усталым голосом сказала Таня. — Лечишь их, лечишь и вот она — благодарность…
Дальнейшего я уже не слышал, так как вышел из дома, на ходу надевая шинель и ругая себя последними словами. — Вот же болван, и нахрена мне сдалась эта выписка раньше срока. Войну и без меня выиграют, сидел бы себе на попе ровно и не жужжал. Нет, взял и обидел женщину, да ещё ни за что. — Хорошо хоть нашего разговора никто не слышал. Под свой кабинет Татьяна выбрала самую маленькую и невзрачную хату, там же она и жила. Медсестра ушла ещё до начала нашего диалога, так что надеюсь, лишних ушей поблизости не было.
Желая остудить свою горячую «финскую» голову, сразу в своё «логово» я не пошёл, а повернув влево под прямым углом, вышел на центральную улицу и потопал направо. Дойдя до края, увидел на выезде из деревни часового, вооружённого штыком от немецкой винтовки и всё. Ни гранат, ни какого-либо ещё оружия у постового не наблюдалось. Парнишка делал какие-то непонятные танцевальные па ногами и руками, изображая из себя танцора, которому что-то мешает. Подойдя ближе и увидев соплю, свисающую с носа болезного, я догадался, что таким образом он пытался согреться.
— Здорова, парнище!
— Ступай себе мимо.
— Ты чё бля, Некрасов?
— А? Что? Да нет, красноармеец Лопухов. — Мне даже показалось, что он хотел добавить «к вашим услугам». — Вот это ни хрена себе, сказал я себе, — подумал я про себя. — Каламбур, однако.
— А где твоя винтовка, товарищ Лопухов? Пролюбил? Тогда что тут делаешь? Ищешь?
— Нету винтовки, не выдавали. А здесь у нас пост. Охраняю въезд в деревню.
— От кого?
— От противника естественно.
— Куда ведёт эта дорога?
— Известно куда, в Савеловку.
— Если немецкие мотоциклисты появятся со стороны Савеловки, что будешь делать? Убежишь.
— Нет. Буду сражаться до последней капли крови.
— И что ты им сделаешь своей ковырялкой? Колесо проткнёшь. — Боец задумался. Продолжаю его грузить.
— Эта дорога, одно из самых вероятных направлений движения противника, а ты стоишь тут как голый на Красной площади. Кстати давно стоишь?
— С утра. — С утра, а время уже к обеду, какой-то странный пост, да и начкар ещё тот чудак на букву эм.
— И что за мудак у вас начальником караула?
— Сержант Петренко. Только он не мудак, она.
— Она — мудак? Ты русский вообще?
— Я русский. Она Петренко — женщина, точнее девушка.
— Так бы сразу и говорил, что баба, а то она мудак, да ещё девушка на букву мэ, совсем ты меня запутал. И чего, оружия в карауле совсем нет?
— Есть три винтовки и штыки к ним, но у нас два склада и ещё три въезда, вот самый ближний к лесу и охраняет часовой с винтовкой.
— Это тот, который на севере?
— Он самый. — А север там где мох и штаб армии, самое опасное направление в этой песочнице. — Негромко ворчу я себе под нос.
— А кто сержанта Петренко в караул поставил?
— Старшина Сухоручко.
— И чего этот Суходрочко, совсем больной?
— Не знаю, говорят, он таким образом её добивается. Девчонка из нарядов не вылезает.
— Значит задрочил в нарядах, а она всё равно не даёт. Ну и порядочки у вас. Ты сам-то, боец, давно служишь?
— Месяц уже.
— Пять минут как с поезда. Всё ясно с тобой. Звать-то тебя как?
— Алик.
— Доброволец.
— Да.
— Ладно, служи Алик-доброволец. Только не маячь на дороге, а встань за угол вон того сарая, прикинься ветошью и не отсвечивай. А увидишь кого, тогда выскакивай и громко кричи, — может хоть напугаешь.
Часовой нарушил все буквы устава, да ещё и выдал «страшную» военную тайну. Нет, я догадывался, что внутренняя служба в тылу организована не ахти, но не думал что — Так всё плохо!!! Особенно когда обошёл по периметру всю деревню и проверил посты. Алик конечно чудак ещё тот, но и остальные караульщики были не лучше. До этого я видел часовых возле складов, так они стояли с винтовками и близко никого не подпускали, а вот что творится на въездах в деревню, я не знал. Ввалившись в свою хату, нахожу разведчика и с ходу гружу его нашими проблемами.
— Слышь Гена, ты в курсе как у нас с охраной?
— А что у нас с охраной, дневальный всю ночь бдит.
— У нас бдит, а деревню бабы с ножиками охраняют. И командует ими сержант Петренко.
— Пороть надо этого сержанта.
— Вот один старшина и пытается отпороть Петренко, отсюда и все проблемы. После обеда надо с Макарычем пообщаться и подумать, как нам жить дальше.
По-быстрому разобравшись со своей порцией и помыв котелок, цепляю с собой Черкасова, и уже вместе идём искать Макарыча.
— Никола, хоть покурить дай. — Возмущается разведчик.
— Успеешь ещё, накуришься. Идём уже, пока я волшебное слово не сказал.
— Какое слово?
— Быстро! Одна нога здесь другой не вижу, ёрш твою…
— Так бы сразу и сказал, — после моего малого боцманского загиба, въезжает в ситуацию Генка, надевая шинель.
— А я как говорил?
— Да всё про каких то баб, я так и не понял что к чему.
— Сейчас-то понял?
— Ага.
Макарыча мы нашли в расположении хозвзвода, и с помощью наводящих вопросов, выудили из него всю необходимую информацию. Оказалось, что и оружие, а так же люди в медсанбате были, только функции караула взвалили на комендантское отделение, хотя там по штату всего семь человек. Вот его и усилили, добавив ещё трёх санитарок. Пока боевые действия шли интенсивно, шёл большой поток раненых, все были заняты по своей основной специальности, и это как-то оправдывалось. Тем более в караул заступали и легкораненые с карабинами, да и часть бойцов поступала со своими винтовками. Как шофёры, так и водители кобыл, выполняли свои непосредственные обязанности. А когда всё устаканилось, и на фронте наступило относительное затишье, для комендачей всё осталось по старому, зато остальной народ страдал от безделья.
Весь медсанбат в деревне не поместился, часть служб находилась в лесу, в основном это конечно автомобили и транспортные повозки, вот там водилы охраняли себя и свой транспорт с оружием. Зато комендантское отделение подчинялось старшине батальона, и несло службу по охране и обороне. О чём и чем думал этот Суходрочко, оставив в отделении только три винтовки, нормальному человеку не понять, только наставить его на путь истинный, нужно было в первую очередь. Тем более оружие ещё было, и валялось на вещевом складе. В процессе разговора с Макарычем, черновой план у меня созрел, оставалось только провести рекогносцировку и уточнить некоторые детали.



Глава 21
Ночные забавы

Посовещавшись с Генкой, операцию решаем провести после отбоя, во-первых, темно, а во-вторых, народу по улице меньше шастает. Проведя рекогносцировку на местности и договорившись обо всём, расходимся. Я обеспечиваю материальную часть, а Гена наше алиби. Это на всякий случай, всё-таки наши действия попадали под несколько статей УПК. Пошарив в амбаре на нашем подворье, я нашёл холщёвый мешок. Проверив его на наличие дырок, и хорошенько выхлопав, в амбаре же и оставил. В печурке нашёл шило и положил в карман шинели. Ну и несколько обрезков парашютных строп достал из своего вещмешка.
После ужина мы с Геной сидели как на иголках, несколько раз выходили покурить и вообще не знали, куда себя деть. За два часа до отбоя меня осенило, и я начал приводить в порядок свою форму. Чистить гимнастёрку и галифе, полировать бляху ремня и медаль. Дольше всего пришлось возиться с шинелью, так что сапоги уже надраивал наскоро. Разведчик ко мне естественно присоединился. Мужики в хате ходили вокруг нас кругами, подначивали и делали прозрачные намёки. Мы же отнекивались, и с хитрыми рожами продолжали работать на публику.
— В общем, мужики, вы нас не теряйте, если что к утру будем. — Сказал я, выходя из дома.
— А это ты с формой хорошо придумал, я даже успокоился и мандраж прошёл. — Говорил мне Геннадий, пока я забирал мешок и прятал его за пазуху.
— Лишь бы всё не зря было, а то столько усилий и всё в топку.
— Это точно. — Выйдя на центральную улицу, вместе идём в направлении деревни Савеловка, а на выходе из посёлка я чуть не обделался.
— Стой! Кто идёт? — раздался в темноте громкий окрик.
— Начальник караула со сменой. — На автомате отвечаю я. Скорее от неожиданности, чем от испуга.
— Так вроде я недавно сменился… И начальником у нас Оксана. — Рассуждает кто-то знакомым голосом.
— Алик — доброволец? Это, ты, что ли? Иди сюда, чего ты там прячешься.
— Мне товарищ сержант посоветовал… А, это вы, товарищ сержант. — От стены сарая отделилась тень и пошла в нашу сторону.
— Ген, познакомься. Это Алик Некрасов — гроза немецких мотоциклистов.
— Очень приятно, — протягивает разведчик свою ладонь для рукопожатия.
— Лопухов я, и никакая ни гроза… А вы куда? Товарищи командиры.
— В Савеловку, только это военная тайна, — подмигиваю я бойцу.
— Так вроде нельзя же, ночью.
— Нам, можно. Ладно, до встречи. — Пресекая возможные возражения Алика, быстрым шагом удаляемся в указанном направлении. Скрывшись из видимости часового, поворачиваем налево и, сделав круг, огородами возвращаемся в деревню для организации засады. Я занимаю место в развалинах «часовни» на одном из пепелищ. Всё-таки деревню когда-то бомбили, и такие разрушенные сооружения попадались. Видимо потому население и покинуло свои дома, уйдя с насиженных мест, что до переднего края было рукой подать, не больше десяти километров. Вот в таком полуразрушенном сарае я и ждал Гену с Чебурашкой. Если у нас всё получалось, то мы продолжали работать по плану, а если разведчик лажал, то моя задача заключалась в том, чтобы отвлечь внимание на себя, и увести возможную погоню по ложному следу. Ложный след был протоптан ещё днём, так что оставалось только ждать. Погода нам благоприятствовала, землю подморозило, с неба иногда сыпалась крупа, а если и выпадал небольшой снег, то его выдувало ветром буквально за день. Ну и темнота наступила часа три назад, не совсем темнота, месяц иногда пробивался сквозь тучи, но нам это тоже на руку.
Сначала было тихо, потом раздалось сопение, и я выскочил из укрытия готовясь принять клиента. Разведчик не подвёл, пациент был скорее жив, так что кляп в рот, мешок на голову, и быстро вяжу руки за спиной. Потом подхватываем добра молодца под белы рученьки, и тащим на растерзание к злому ворогу. Сначала огородами, потом по луговине. Между собой не разговариваем, при нужде общаемся только знаками. Примерно через полкилометра пациент замычал и начал приходить в себя. Останавливаемся. Несколько негромких команд на немецком, а также тычков под рёбра, заставляют болезного въехать в ситуацию, и понять всю глубину своего падения. После команды — «шнель», пленный идёт вперёд, направление ему задаёт Генка, держа под руку. Я же придаю ускорение, кольнув пациента шилом в жопу. Подхватываю под другую руку, и мы несёмся как та тройка лошадей с картины Соловьёва. Правда, к концу забега автором «тройки» уже был Перов, но до «точки невозврата» мы добрались.
Это место мы присмотрели заранее, в лесу, примерно в километре юго-западнее деревни. На севере от посёлка лес находился ближе, однако там располагалась транспортная рота. С клиентом теперь разговариваю на смеси немецкого и русского, пытаясь изобразить «рязанский» акцент. Тьфу ты, не рязанский, а иностранный. После допроса третьей степени пациент выдал военную тайну, и рассказал всё, что знал. Сильно мы его не били, так, немного опустили почки, и приподняли печень. Клиент поплыл, а потом потёк очень быстро. И если поплыл в переносном, то потёк в прямом. И хотя тушка была довольно увесистая, мы даже не запыхались. Чтобы не убивать старшину, пришлось его завербовать. Со славянским шкафом я заморачиваться не стал, а сказал, что подойдёт человек, и передаст привет от крокодила. Привязываем свежезавербованного к дереву, забираем наган, и уходим опять же на юго-запад. Вяжем так, чтобы при желании клиент мог освободиться. Дойдя до небольшого болота, круто меняем направление, и лесом идём на север, револьвер выбрасывать не стали, а припрятали в дупле приметной разлапистой сосны на опушке. Для этого, правда, пришлось залезать на дерево, но невысоко.
Когда вышли на дорогу и сориентировались, то оказалось, что до нужного места нам рукой подать, так что к лесной избушке мы подошли минут через десять. Гена стучит условным стуком в окно, и через некоторое время мы вваливаемся в хату. На всю операцию у нас ушло часа два, так что сейчас около полуночи.
— Чего так поздно? — возмущается женщина, открывшая нам дверь. — Мы уже спать легли.
— Ну, извини. Служба. — Черкасов чмокает её в щёку. Иди, готовься. Повернувшейся к нам спиной подруге, придаётся ускорение смачным шлепком по пышному заду. Возмущённый взвизг и удаляющиеся шаги босыми ногами по полу.
— Чего встал, раздевайся, сейчас всё будет. — Гена снимает шинель, вешает её на гвоздь и проходит к кухонному столу. Следую его примеру, но сначала вдоволь напиваюсь из кадушки, осушив сразу полковшика. Из горницы слышатся недовольные голоса. Если точнее, то недовольный только один, второй уговаривающий. Приглушённый свет керосиновой лампы на столе, отбрасывает причудливые тени вокруг. Небольшие окна зашторены плотной тканью. Что что, а светомаскировку тут соблюдают. Гена по-хозяйски ставит на стол стаканы, достаёт солдатскую флягу и наливает по соточке в два из них.
— Будем! — Кивает он мне, залпом выпивает и, крякнув, наливает себе ещё. Я не тороплюсь, сначала по запаху пытаюсь определить. Что это такое? Спирт или самогон? Потом выдыхаю воздух, залпую, а вот вдыхаю уже через рукав, стараясь перебить запах сивухи. Как ни странно, огненная вода прокатилась по пищеводу без всяких проблем, и даже не запросилась обратно, если бы не запах, был бы самый смак.
— Повторить?
— Можно.
— Эй, мальчики! Чего это вы в крысят играете? Пьёте, да ещё без закуски.
— Дык мы это…- Гена сейчас напоминал толстого кота, которого застукали за воровством сметаны.
— Наливай тогда всем, — умилившись от такой хитрой рожи, разрешила пышечка. Пока Генка разливал, на столе появилась немудрящая закуска. Картошка в мундире, солёные огурцы и квашеная капуста.
— Анфиска, чего ты там копаешься? Пойдём за стол. — Вторая женщина, по сравнению с первой выглядела изящней, и если симпатичная Варя имела Рубенсовские формы, то фигурка у Анфисы была просто — Вах!!! Правда, вот лицо подвело. Нет, уродиной она не была, но и красоты бог не дал. Ну да мы сюда не за красотой. А вот голосок мне понравился, так что пожуём, увидим, как говорил один знакомый людоедик.
Под закуску, да ещё с пригожей прихожанкой, вторая соточка проскочила незаметно. Мы выпили за знакомство, потом за любовь. И на этом всё кончилось. Самогонка кончилась, а всё самое интересное только начиналось. С нарядами дамы не заморачивались, а вышли к нам в одних сорочках, накинув на плечи платки. С Анфисой мы сидели рядом, и тёплое бедро женщины касалось моей ноги. Я даже не заметил, как из-за стола испарились Варюха с Генкой, и немного пришёл в себя, только оторвав взгляд от бездонных чёрных глаз. Вот это ведьма, пришла мне в голову первая мысль, зато вторая пришла уже в другую. Анфиса встала и, поманив меня пальчиком, походкой пантеры пошла в горницу. Я проследовал за ней как кролик за удавом, закрыл дверь, и пока она расправляла постель, принимая интересные позы, перекрыл норматив «подъём — отбой» раза в три. Причём всю форму аккуратно сложил на табурете.
— Какой ты быстрый, — распрямившись, сказала ведьмочка. — А чего же не до конца. Давай кто быстрее. — И начала медленно стягивать с себя сорочку. — И где она научилась этому стриптизу? — Промелькнула в моём мозгу последняя разумная мысль. Потом были только инстинкты, причём звериные. Толком я ничего не помню, единственное, что всплыло в памяти, это когда заканчивали в первый раз, то кто-то рычал, причём дуэтом. А ведь был ещё второй, а потом и третий. В красном углу горела лампада, так что я мог не только тактильно ощущать упругость и мягкость женского тела, но и видеть неповторимые изгибы, тем более в полумраке, когда мозг сам всё додумывает. Обычным сексом дело не ограничилось, после первого раза дама меня очень быстро восстановила, и не только меня, причём оральными ласками. Ну и остальные отверстия подставлять не стеснялась, когда работало одно, отдыхало другое, причём она ловила кайф от любого секса, как от анального, так и от обычного, ну а в попку ей нравилось даже больше. У нас было практически всё… Нет, любовью тут и не пахло, был просто секс, причём на инстинктах. Не знаю, что послужило тому причиной, долгое воздержание, контузия или ощущение опасности, а может всё вместе, только такое случилось со мной в первый раз. Всё бы ничего, но вот ощущение опасности, не давало мне расслабиться в полной мере, создавалось такое впечатление, что я «переспал» с самкой богомола, и после соития меня ожидала смерть…
До утра мы так и не уснули, а угомонились только за час до рассвета.
— Ты что, и вправду ведьма? — Ляпнул я первое, что пришло мне в голову, когда отдышавшись, мы просто лежали на кровати.
— Я то ведьма. А ты откуда свалился на мою погибель? — Перевернувшись на живот, и положив мне голову на грудь, спросила она. Вроде молодой, а такой умелый и неутомимый.
— Учителя были хорошие, точнее учительши.
— Да нет, тут что-то другое. Мне даже показалось, что со мной два мужика сразу. Только один в годах, а второй молодой как ты. Или не показалось? — Никогда Штирлиц не был так близок к провалу, — подумал я.
— Я и есть молодой. Только тебя видать раньше старые кони пахали, причём не глубоко.
— Ты это на что намекаешь?
— Я это к тому, «что старый конь борозды не испортит, но и глубоко не вспашет».
— Да уж, вспахал, так вспахал, да ещё обе дырки. Неделю нормально ходить не смогу. Вот сам посмотри, что ты натворил.
— Это ты сама виновата, чтобы спастись от твоих коготков, приходилось тебя переворачивать. А после тех штормов, что ты устраивала, любая бухта — дом родной. Ну, а если я сейчас посмотрю, то ты точно сегодня не встанешь.
— Тогда не смотри.
— Ладно, не буду, а то кое-что опять встанет, и кое-кому не поздоровится.
— Напугал он бабу буем, вы только посмотрите на него, какой страшный.
— Анфиска, не дерзи.
— А то что? Ой… Ты совсем больной? По голой попе своей ручищей бить. Больно ведь.
— А я говорил, не дерзи.
— Как скажешь, я на всё согласная. А мы ещё увидимся?
— Кто из нас ведьма? Сама же говоришь, что неделю ничего не сможешь.
— Я то смогу, лишь бы ты сам смог… прийти.
— Вот когда сможешь, тогда и зови. Хорошо с тобой, но нужно идти.
— Не пущу! — Анфиса наваливается на меня сначала грудью, а потом и всем телом. Приходится шлёпнуть её ещё раз, причём сильно, а то этот постельный кунг-фу ни к чему хорошему не приведёт. Пока кто-то обиженно растирает пострадавшее место и дуется, отвернувшись к стене, успеваю одеться и, выйдя на кухню умыться из рукомойника.
Гена сидел за столом с довольной рожей и пил фито-чай. — Тебе налить? — кивнув на стоящий на столе заварник, спросил он.
— Сделай одолжение. А где Варюха?
— На работу ушла, да и нам пора, а то засиделись.
— Сейчас идём, только сушняк перебью. А что, цейлонского не было? — сделав пару глотков целебного отвара, подкалываю я Геннадия.
— В нашем сельпо только лесной, цейлонского не завозили. — Не остаётся в долгу он. Чаёк и правда духовитый, улавливаю вкус мяты, солодки, ещё чего-то знакомого. Жажда сразу отступает, вкусовые рецепторы во рту оживают, а на душе становится теплее.
— Цейлонский ему подавай, ишь барин какой выискался, может ещё и какавы, али кофею. — Возмущённая Анфиса громко гремит умывальником.
— Ну, вы тут пока полюбезничайте, а я на улице подожду, с одного и покурю. До свиданья, Анфис. — Пока Генка надевает шинель и подпоясывается ремнём, молча пью чай, глядя в одну точку.
— А ты чего расселся, вали отсюда к своей Варюхе, ходют тут всякие. — Начинает скандалить женщина, когда за разведчиком закрывается входная дверь.
— А у вас молоко убежало. — Голосом Карлсона говорю я.
— Какое молоко? — пытается сообразить Анфиска.
— Грудное. Вон вся ночнушка в потёках. Не стыдно тебе? — Скандалистка на автомате оглядывает себя, пытаясь привести одежду в порядок.
— Ну, ты и гад, обманул бедную девушку. — Увидев мою улыбающуюся физиономию, и не найдя изъянов на своей одежде, констатирует факт она.
— Я такой же гад, как ты бедная девушка. Только не делай злое лицо, очень тебе не идёт. Улыбайся почаще и люди к тебе потянутся.
— Как скажешь, — вздыхает она. — Ты ещё придёшь?
— Честно? Не знаю. Не от меня зависит. — Надевая шинель, отвечаю я. — Но как только, так сразу.
— Приходи, я жду.
— До встречи.
— Пока.
Так и не дождавшись прощального поцелуя, но «обласканный» взглядом сверкнувших исподлобья глаз, выхожу на улицу. Вроде расстались на дружеской ноге, но меня не покидало ощущение смутной тревоги и чего-то ещё. Как будто во всём был какой-то обман, что-то неправильное было во всей этой ситуации, игра, фальшь, не знаю… Гена пытался меня о чём-то расспросить, но я только махнул рукой, всё ускоряя шаг. Ну, а когда вышли на дорогу, то вообще побежали. Три километра до деревни мы пробежали минут за десять. Начинало потихоньку светать, поэтому пришлось свернуть в лес и обойти пост на въезде с северной стороны. В том месте опушка подходила к самой дороге, так что в деревню мы вошли, не замеченными. Правда, пришлось форсировать ручей, но до дому было недалеко, а водная преграда неглубокой. Отпустило меня только в лесу, когда перейдя на шаг, мы смогли перевести дыхание и перекинуться парой фраз.
— И что это было? — начал разговор Гена.
— Не знаю, показалось что-то.
— Чуйка? Бывает.
— Типа того. Только сейчас отпустило.
— Ну да. Особенно после такой ночи. Ты что, бабу сожрать хотел? Рычали там как звери, «в ладоши хлопали».
— Может и хотел, не помню. А ты девчат давно знаешь? Откуда они?
— Недавно познакомились. Варюха сказала беженки. Только она с этого района, а Анфиса издалека. Я особо-то не интересовался.
— А ты бы не мог подробней расспросить. Кто такие? Откуда?
— Что, запал?
— Есть немного.
— Ладно, поспрошаю. Ну, ты и жучара.
— Какой есть. — Так за разговорами мы добрались до хаты, и без палева просочились внутрь. За время нашего отсутствия, ничего экстраординарного не случилось, всё было спокойно. Мы позавтракали, и после обхода завалились спать. Мне повезло, Татьяна на меня особого внимания не обратила, проверила пульс, спросила о самочувствии и занялась другими болезными. Хорошо, что прослушивать не стала, а то картина, нарисованная на моей спине, давала богатую пищу для размышлений. Сам я эту картину не видел, но ощущал, расцарапанную спину саднило, поэтому не помешало бы достать перекись водорода, чтобы обработать «боевые раны». Постельный режим мне никто не отменял, так что с этой мыслью я и уснул.
После обеда Гена убежал к Варюхе на кухню, а я пошёл прогуляться по деревне. На первый взгляд всё было как обычно, но небольшие изменения я заметил. Все часовые стояли с винтовками, а по деревне и вокруг неё ходил вооружённый патруль из двух красноармейцев. После прогулки встретился с разведчиком, и получил «немного» информации для размышления.
— Смотри, что я узнал, — сказал мне Генка, когда мы остановились покурить во дворе нашего дома. — Варя жила в деревне Нефёдова, как и все работала в колхозе, имела свой дом, небольшое хозяйство. Когда началась война, мужа призвали в армию, а в августе пришла похоронка. Где-то в середине октября к ней на постой попросилась женщина, сказала, что беженка из Смоленска. Это и была Анфиса. Буквально через два дня деревню разбомбили немецкие самолёты. Дом сгорел, а женщины чудом остались живы. Собрали остатки вещей и продуктов, и с отступающими войсками пошли на восток. Остановились в Покровке, снова налёт. Правда бомбили пушкарей, разместившихся неподалёку, но и деревне досталось. Анфиса сказала, что нужно идти в Наро-Фоминск, у неё там какие-то родственники. Переправились через Нару, и пошли в город, но не дошли, в городе к тому времени уже шли бои. Делать нечего, побрели на восток. Попросились пожить у какой-то старушки в Савеловке, а через несколько дней Анфиса нашла пустой дом в лесу неподалёку, с тех пор там и живут. Варя устроилась вольнонаёмной в медсанбат, документы у неё сохранились, да ещё местная, так что взяли без проблем. А твоя колдунья собирает корешки, травы, делает настойки и отвары, потом меняет в деревнях на продукты. Так и живут.
— И что, Варюха так и мотается туда-сюда за три километра? Темно ведь.
— Нет, конечно, в основном здесь ночует, но иногда ходит.
— Особенно если с провожатым, — подкалываю я.
— Ну, мы же не каждый день, так что лови момент, кто-то дома совсем одна. — Не остаётся в долгу разведчик.
— Может и поймаю. А в Вариной деревне наших солдат не было, когда бомбили?
— Варюха обмолвилась, что и солдат было полно, и пушки поблизости грохотали. А что?
— Да так, подумалось. Ты перекиси не достанешь? Вроде у тебя с медсестричкой вась-вась. Только не говори для кого.
— А тебе когда надо?
— Да чем скорее, тем лучше.
— Ладно, чего для друга не сделаешь, схожу. — Подмигивает Генка и уходит.



Глава 22
Паранойя

После рассказа Черкасова, вопросов появилось больше чем ответов. И главное, опять я куда-то влип, не в партию, так в дерьмо. Ладно, начнём рассуждать от печки. Середина октября — разгар немецкого наступления. Появляется Анфиска — бомбёжка. Про Нефёдовку или Нефёдово и как там наших артиллеристов разбомбили, я что-то слышал. Далее. Анфиска — Покровка — бомбёжка. Совпадение? Может быть. В Наро-Фоминск не успели, осели в тылу. Прифронтовая полоса — отдельный домик в лесу. Неплохой такой домик, комнаты две будет, и это не считая кухни. Баня, амбар, сараи — всё рубленое из брёвен. Какой нормальный хозяин всё это бросит? Хорошо, допустим, хозяин ушёл на фронт. Где же тогда семья? А семья большая, судя по апартаментам. Посмотрел по трофейной карте, есть такая буква в этом слове. Обозначен как дом лесника. И зачем такие хоромы одной, ну пусть двум бабам. Использовать как публичный дом лесника? Ну, это же смешно. А что не смешно? База… База для диверсантов — вот это уже ближе к истине. А кто тогда Анфиска? Неужели «шпиёнка с крепким телом»? Кстати о теле. Поджарое, крепкое, мускулистое, без растяжек, так что не рожала, и лишнего жира нет. А вот на голодающую беженку она не сильно похожа. И потом, Смоленское сражение началось в июле, а закончилось в сентябре. Допустим, сразу не побежала, но в августе уже давно пора встать на лыжи. До Наро-Фоминска триста кэмэ, скорость сто километров в месяц. Три версты в день. Это как так бежать? Всякое может быть, может отступала вместе с тылами армии, зарабатывая крепким телом на кусок хлеба. Но зачем так сложно? Какую-то деталь я упускал из виду, какая-то мысль крутилась в голове, не давая ухватить себя за хвост. Взгляд. Точно, прощальный мимолётный взгляд, будто сквозь прорезь прицела. Финиш. Все «картинки с выставки» сплелись в один пазл. Вот тебе и Мусоргский.
А может всё это паранойя? Бред контуженного сознания после бессонной ночи. Зайдём с другой стороны. В лесу находится база террористов, тьфу ты — диверсантов. До штаба армии им далеко, зато штаб дивизии в двух километрах. Напасть на штаб можно во время артподготовки, или скорректировать огонь, а потом провести зачистку. Дивизии без управления писец, оборона прорвана, путь свободен. А там уже немецкий шаблон, удар по флангам армии, окружение и прямая дорога на Москву открыта. Единственное препятствие это лес, но не такой уж он и густой, да и дороги имеются. В принципе логично. Тем более на базу можно просочиться за день или два до наступления, отдохнуть в тепле, провести доразведку объекта и ударить. Засылать диверсантов раньше, смысла нет, можно спалиться. А присматривать за хозяйством кому-то надо. Вот тут и действует психология. Угрюмый мужик в доме вызовет подозрение, а две беззащитные, безотказные женщины, совсем другую реакцию. Конечно, есть риск, нарваться на навязчивых ухажёров в неподходящее время, но лес большой, болот много, и незваных свидетелей можно ликвидировать без проблем. Варю могли, и скорее использовали в тёмную, но в любом случае она лишняя, и её участь решена. Бритвой по горлу и в колодец. Как говорил один добрый человек.
А что тогда делать мне? Идти в особый отдел? И что я им скажу? Переспал с бабой и узнал, что она оказалась шпионкой. Да не смешите мои тапочки. Нужны какие-то реальные доказательства, а их у меня нет. Остаётся одно, проверить мои теории на практике. Значит опять идти к весёлому дому лесника? Придётся. А пока не мешало бы переговорить с Варварой. От раздумий меня оторвал разведчик, оказалось, он выполнил мою просьбу.
— Вот, принёс — показал он пузырёк с какой-то жидкостью.
— А? Что? — Не сразу сообразил я. — Раз принёс, тогда пошли в дом.
Сняв верхнюю одежду на входе, иду к своей кровати, достаю приготовленную вату, стягиваю через голову гимнастёрку, а вот нательную рубаху пришлось, сначала оторвать от кожи на спине, и только потом снимать. — Твою мать! И биться сердце перестало, — только и смог выговорить Генка, увидев мою спину. Любопытные даже потянулись подглядеть, что у меня там?
— Ты не матерись, а хорошенько смочи ватку, и промокни царапины, а то после когтей этой тигры инфекция могла под кожу попасть. А я потом тебе анекдот расскажу.
— Вобля, она пенится.
— Пенится, это хорошо, значит реакция идёт.
— Ну, всё, рассказывай анекдот.
— Слушай.
'В одну районную больницу приезжает комиссия из области. Всё проверяют, ходят по палатам, расспрашивают больных. Заходят в третью палату, там несколько больных, мужики. Спрашивают у одного.
— Чем болеете?
— Геморрой.
— Как лечат?
— Ватку макают в зелёнку и мажут.
— Жалобы есть.
— Нет. — Они ко второму.
— Чем болеете?
— Гонорея.
— Как лечат?
— Ватку макают в зелёнку и мажут.
— Жалобы?
— Нет, всё хорошо. — Они к третьему.
— Что болит?
— Горло, — отвечает больной хриплым голосом.
— Как лечат?
— Макают ватку в зелёнку и мажут.
— Жалобы есть?
— Есть.
—???
— Скажите там пожалуйста, чтобы ватку меняли, или хотя бы первому мазали.'
Вся наша палата «номер шесть» выпала в осадок, а кое-кто даже упал со шконоря, и продолжал ржать уже на полу. — Пусть лучше над анекдотом ржут, чем надо мной, — подумал я, и хотя моя спина подтверждала наше алиби, объектом для шуток становиться не хотелось. Когда всеобщее веселье почти закончилось, масла в огонь подлил Лёнька, спросив. — А что такое гонорея?
— Переболеешь, узнаешь, а лучше у нашей докторши спроси. Что делать? Чтобы не заразиться. — Не моргнув глазом пояснил Генка, и спрятался за меня, затыкая рот, чтобы не заржать. Кто лежал под кроватями и под столом, так там и остались, и ещё минут пять стёкла в доме дрожали, а «полезные» советы сыпались из всех углов. Здоровый смех это хорошо, но может оказаться не к добру. Ну вот, накаркал.
К нам в «хижину» вместе с дневальным, принёсшим ужин, пришёл старшина Сухоручко. Мы с Генкой только переглянулись, и продолжили заниматься своими делами. Я достал из своего вещмешка чистую нательную рубаху и переоделся. Царапины уже подсохли, так что чувствовал я себя вполне комфортно. Ещё бы изнутри чем-нибудь смазать, было бы совсем хорошо. Но видимо бог услышал мои молитвы, так как старшина пришёл не пустой.
— Здорово хлопцы, — поприветствовал он нас. — Вы сидайте за стол, кушайте, а я пока всё обскажу. Ну, и вот вам для аппетита. — Старшина достал из кармана флягу и положил на стол. Народ оживился, и с кружками потянулся к столу. Разлили всем по полтинничку, жахнули, закусили. Ну, а пока мы ели, старшина рассказал свою грустную историю, и попросил нас помочь. Правда, мы с Геной слышали её в другой интерпретации, но в просьбе отказывать не стали, тем более нас это тоже касалось.
— Вот так вот хлопцы, патронов трошки есть, а винтовки лежат на складе неисправные, да ещё и разных систем. Вы может посмотрите, что к чему, вдруг удастся отремонтировать, а то я в этом ничего не понимаю, а те желторотики да санитарки, что в моём подчинении и подавно.
— Ну, дак и из наших тоже не все кадровую отслужили и в боях участвовали, да и со здоровьем не ахти. — Взял на себя переговоры Черкасов.
— Да мне всих и не надо, человека два-три хватит, а если чего помочь, так я и своих подошлю.
— Лады, тогда завтра после обхода подойдём к складу, посмотрим и решим что делать. — Допив флягу со спиртом, со старшиной мы расстались почти что друзьями. Почти потому, что этот тип оказался сукой вербованной. А то, что вербовал его я, так об этом никто не знает, даже сам старшина. Не настучи мы ему по почкам, так бы всё и осталось.
Утром наша команда подошла к вещевому складу, где нас уже ждал старшина с помощниками. Со мной были Генка, Валерка-технарь и Лёнька-москвич. Лёньку я взял за компанию, а ещё потому, что он показал значок «Ворошиловский стрелок» и сказал, что винтовку Мосина знает хорошо. В закрома старшины заходим вдвоём с технарём. На складе, он же амбар, порядок, все вещи на своих местах, только вот с оружием непонятка. Вроде всё нормально, выделен отдельный сусек, винтовки в пирамиде, патроны в цинке, правда, россыпью. Есть даже гранаты в отдельном большом ящике, но тут совсем бардак, навалено кучей, со взрывателями и без, РГДешки и «лимонки», а также осколочные рубашки. В какой-то коробке валялось три куска грязи, отдалённо напоминающих пистолеты. И вишенкой на торте был пулемёт Льюиса, спрятанный под куском брезента.
Разобравшись с количеством, выясняем качество. В первую очередь на свет божий — то бишь на улицу, выносим трёхлинейки, потом «польские» кары, и в последнюю очередь «лебели». Делаем это вдвоём с Валеркой, предупредив остальных, чтобы ничего не трогали. Проверяем наличие патрона в патроннике, разряжаем, и только после этого передаём группе поддержки для дальнейшей «каннибализации». Потом технарь выносит ящик с патронами, ну а я «помощника товарища Сухова по уничтожению банды Абдуллы». Нужно было проверить калибр, да и вообще — спички детям не игрушки. С гранатами пока решили не заморачиваться, ну лежат себе, и лежат — целей будем, и мы и гранаты. Сухоручко нашёл хорошее место для разборки оружия — несколько прилавков с навесами, видимо бывшие торговые ряды, и процесс пошёл. Проще всего получилось с патронами, за их сортировку посадили двух «Золушек» из группы старшины, объяснив им как правильно отделить «чечевицу от гороха». С винтовками пришлось потрудиться. В первую очередь в работу пустили те, которые удалось без проблем разобрать для чистки. Во вторую те, которые с проблемами. Ну, и самыми тяжёлыми случаями занялись вдвоём с технарём. Случай был действительно не из лёгких, какие-то мудаки умудрились запихать 8-мм патрон от «Лебеля» в патронник мосинки, калибра 7,62-мм. Теперь понятно, почему в Красной армии недолюбливали Светок. Я имею в виду винтовки Токарева, если даже такую неубиваемую вещь как трёхлинейка, умудрились испортить. Все необходимые материалы и даже инструмент старшина нам предоставил, так что работа закипела. Особенно после напутственной речи комиссара медсанбата — товарища Гофмана, который увидев скопление народа и узнав в чём дело, поспешил возглавить данное мероприятие. Вроде мужик неплохой, но его бы энергию, да в нужное русло. А, где наша не пропадала?
— Товарищ комиссар, а вы в гражданскую воевали? — задаю я провокационный вопрос.
— Да, воевал. А почему вас это интересует? Товарищ сержант.
— Может вы поможете, разобраться вон с той машинкой, — показываю я ему на пулемёт Льюиса, — а то я подобный только в музее видел.
— А что, — загорелся комиссар, — помогу, чем смогу. — В напарники к комиссару вызвался Макарыч, который увидев, что мы творим, присоединился к нашей компании.
Разобравшись с жертвами рукожопов, проверяем исправность остального оружия. В результате пять винтовок системы Мосина и столько же системы Маузера были готовы к немедленному употреблению. Остальные десять нуждались в ремонте. Где был сломан ударник, где подсела или была пролюблена пружина, а некоторые вообще можно использовать только в качестве холодного оружия. Составив список необходимого, отдаём его старшине и продолжаем ремонтные работы. Минут через десять московский хохол приволок небольшой ящичек с запчастями и поставил на стол.
— Вот хлопцы, сами глядите, я в этом не разумею.
Поглядели. Заценили. Валерка оказался мастером-оружейником (а молчал, гад), так что отремонтировали все оставшиеся трёхлинейки. С импортными поступили проще, починили три штуки, раздербанив остальные. В результате всех наших «титанических» усилий, арсенал пополнился шестнадцатью рабочими стволами. И это не считая пулемёта, который благодаря Макарычу остался в исправном состоянии, несмотря на все усилия комиссара. Не подвели и Золушки, рассортировав и почистив все патроны. А младший сержант Петренко отобрала ещё и пару десятков бронебойно-зажигательных.
— А для чего вы девчата, одни и те же патроны, сложили в разные коробки? — спросил я у них, проверив качество работы.
— Та они же разные, вон у тех носик черный, и их мало. А эти все не крашенные, — ответила Оксана.
— Молодец! Товарищ младший сержант. Глазастая. — Похвалил я девушку, вогнав в краску.
— Вот теперь повоюем, — потирая руки, говорил старшина. — А то виданное ли дело, одна винтовка на троих, да ещё с одной обоймой. — Слышь, сержант, я вижу ты мужик толковый, отойдём-ка на пару слов. — Прихватив меня за рукав шинели, позвал Сухоручко.
— Раз надо, пойдёмте. Товарищ старшина.
— Тут такое дело, раз у нас сейчас даже пулемёт есть, то не мешало бы оборону организовать. Как ты думаешь? Товарищ сержант.
— Организовывайте, за чем дело-то стало.
— А как?
— Да как обычно. Где у вас начальник штаба? Это же его прямая обязанность. Составить боевой расчёт и организовать охрану объекта.
— Так нету его, неделю назад в тыл отправили. Комиссар Гофман — временно исполняет обязанности. Сам видишь, какой из него военспец. Рот закрыл — рабочий день окончен. А я больше по хозяйственной части, до войны даже не служил нигде.
— А пилу тогда за что дали?
— Какую пилу?
— Ну, звание старшинское.
— Ах, это. Ну, дык, я при должности на нашей фабрике был, опять же образование… — Связи, знакомства, — щёлкнув себя по горлу, продолжаю я за старшину.
— Вот я и говорю. Толковый ты мужик, товарищ сержант, сам всё понял. — Съезжает со скользкой темы старшина. — Ну, так как? Поможешь? Людей я дам, окопы там рыть или таскать чего.
— Подумать надо, со своими посоветоваться, опять же обед скоро…
— Вот у меня и отобедаем, обсудим так сказать.
— Ладно. Только я не один приду.
— А с кем?
— Ещё пара человек со мной будет, порешаем, а после обеда и начнём.
— Хорошо. Только котелки с собой прихватите, а то у меня с посудой неважно. Да и с закуской тоже. — Вот же хитрая рожа, и тут сэкономил, не хочет от себя лишний кусок отрывать. Хотя с другой стороны, жрать потом холодную кашу в одну чавку, или делить свою пайку на всю толпу тоже не комильфо.
— Тогда по рукам, сейчас с ружьями закончим и на обед.
Всё годное оружие и патроны перенесли в караульное помещение, и только четыре «калеки» отправились на склад. На званый обед со мной пошли Генка и Макарыч, Валерка-технарь отказался, а больше я никого и не звал. Своё жилище старшина оборудовал под каптёрку, так что свободного места оставалось совсем мало. Разместились мы за обеденным, он же письменный столом, хозяин налил по соточке для аппетита, так что выпив, закусив и быстро доев свои порции, убрали со стола посуду, и приступили к планированию. Начали как у Чапая, достали мешок с картошкой, ещё один с яблоками, спички, папиросы и чугунок, а также трубку. Пока Генка искал самую большую и кривую картофелину, я задал вопрос.
— Где должен быть командир?
В принципе задача была не сложная. Силами одного отделения недопехоты организовать оборону населённого пункта площадью полкилометра, естественно квадратных. Поэтому на листке бумаги рисую схематичный план деревни, вокруг него сплошные линии траншей и подписываю с каждой стороны то количество войск, которое нужно для обороны каждой позиции. Получилось ерунда, всего каких-то две роты со штатным вооружением. Причём медицинская, а также госпитальная роты для этого не годились, нужны были стрелковые. Старшину чуть не стукнул родимчик, так что пришлось его откачивать, попутно объясняя, что главное при нападении противника силами больше взвода, это вовремя смыться. Задача же караула — задержать врага на некоторое время, пока идёт эвакуация. Но патронов всего на полчаса боя.
— Да понял я уже, что патроны нужны, к трёхлинейкам я достану, а вот к остальным винтовкам вряд ли. Да, не было печали, купила баба порося. — Вздыхает Сухоручко.
— Это ещё не всё, — продолжаю я. — Где нужно будет копать, мы покажем, несколько позиций для пулемёта оборудуем, но на этом и всё. Так что патроны, гранаты, бутылки с горючей смесью нужны как воздух, не вчера конечно, но желательно на днях. Тем более отремонтированные винтовки нужно пристрелять. Кстати диск к пулемёту только один?
— Ещё один где-то есть.
— Уже лучше. Винтовок теперь на всё отделение хватает?
— Теперь на всех, даже остаётся.
— Сколько?
— Десяток.
— Очень хорошо. У вас на излечении находится около десятка легкораненых и больных. Службу нести они пока не могут, но в боевой расчёт я бы их включил. Когда припрёт, обстрелянные люди с оружием лишними не будут. Макарыч, ты как, с пулемётом справишься?
— Воевал я с таким, ещё в гражданскую. — Интересно, на чьей стороне? И в каком звании, хотя не важно. — Подумал я про себя.
— Пулемётчик у вас свой. Надеюсь, с переводом проблем не будет?
— Решим.
— Тогда пошли копать, отсюда и до обеда, теперь уже до ужина.
Обед, конечно, затянулся, но и народ отдохнул, так что трудовой энтузазизм валил из всех щелей. Начали с западной окраины, как наиболее опасного направления.
— Макарыч, ты как, позиции для пулемёта сможешь выбрать? — Кинув на меня снисходительный взгляд, пулемётчик вышел на дорогу, что-то прикинул, вытянув вперёд левую руку, с отогнутым большим пальцем. Посчитал что-то в уме и указал позиции.
— Значит основная на бугорке, а запасная левее на триста шагов. Неплохо туда бы второй пулемёт, и желательно станковый, но пока и так сойдёт.
— Задачу знаешь. Окоп на отделение с пулемётом. Командуй. — Так и крутилось на языке «господин поручик», но ну его нафиг, народу много, не поймут-с. — Гена, ты тут присмотри, помоги если что. Пойдёмте товарищ старшина, тут народ опытный, справятся сами. Кстати, что за пистолеты у вас на складе в коробке?
— Подобрали на поле боя и доставили вместе с ранеными.
— А чего тогда в таком состоянии?
— Пробовали чистить, но пистолет сам выстрелил, боец поранился, теперь больше не трогаем.
— Патроны-то к ним есть?
— Только к нагану.
— Я возьму посмотреть? Может, починим.
— Да забирай. — Взяв коробку со склада, идём к нам, агитировать молодёжь на трудовой подвиг.
Оставив оружие в сенях, заходим в дом. Где товарищ комиссар уже проводит какую-то агитацию. Так что мои слова про «песчаный карьер» попали в уже унавоженную почву. Видимо Гофман так допёк всех своими агитками, что бойцы рады были свалить хоть к чёрту на рога, лишь бы их не доставали. Всех добровольцев увёл старшина, в хате остались только я, Валерка и дневальный.
Все пистолеты мы разрядили на улице, там же их и отмыли. До ума доводили уже в хате. Всё оружие, два нагана и один ТТ, были в рабочем состоянии, но это только после того, как мы их хорошенько почистили и смазали, так что хитрый хохол опять «попадал на бабки». По крайней мере, на один из стволов это точно. Тэтэшник с одной обоймой, несмотря на свою убойную силу, мне никуда не упирался, а вот наган пригодится. Были некоторые мысли на этот счёт, может это и паранойя, но проверить бы не мешало. Выбрав один из стволов, убираю его в карман шинели, два оставшихся ложу в коробку и несу в каптёрку старшине. Лишних вопросов он задавать не стал, а выложив на стол две коробки с патронами, молча убрал оружие в свои закрома.
— Да, завтра утром я с сапёром приду, надо будет с гранатами разобраться.
— Лады, я в расположении буду, найдёшь если что.
Народ вернулся только к ужину, уставший, но возбуждённый. — И где ты этого фельдфебеля нашёл на нашу голову, — матерился Генка. — Я уж и не помню, когда крайний раз так впахивал. Но дело знает, даже наш сапёр впечатлился, а молодёжь просто охренела. Их ведь только одиночные ячейки учили копать, а тут укрепрайон, не иначе.
— Всё хоть выкопали?
— Какой там, хоть земля и не сильно промёрзла, только с одной позицией и справились. Этот зверюга сказал, что завтра продолжим. И на кой мне это… Скорей бы уже на фронт. Служил бы себе спокойно в разведке, «языков» брал… — Ворчал Генка, но уже с каждым словом понижая градус кипения.
После ужина разведчик засобирался на свиданку с работницей кухни, ну а я напросился с ним за компанию. Нужно было задать парочку уточняющих вопросов.
— Ген, ты не волнуйся, я только спрошу, сам знаешь про кого и отвалю.
— Да я и не волнуюсь, всё равно не сегодня-завтра на фронт.
— Варюха! Выйди на пять минут, дело есть. — Прокричал разведчик, заглянув в двери.
— Ну, если только на пять, — вышла из дома женщина, вытирая руки передником. — Здрасти, давно не виделись. — Кивает она головой, увидев меня.
— Варь, тут Гена обмолвился, что ты раньше в Нефёдовке жила, — не разводя лишних политесов, начал я разговор.
— Ну, жила, только не в Нефёдовке, а в Нефёдова.
— А твоя деревня ближе к нам, или за трактом?
— За трактом. А что?
— Ты не помнишь, где-то в середине октября у вас солдаты стояли, вот с такими эмблемами. — Показываю я на свои петлицы.
— Артиллеристы что ли?
— Ага.
— Вроде стояли, а вот в середине октября? Точно! Тогда как раз Анфиска ко мне напросилась.
— И что? Так одна и пришла, без вещей?
— Почему одна, провожал её какой-то военный, вещмешок помог донести, тяжёлый.
— А дальше то что, с этими артиллеристами?
— Разбомбили их, вместе с пушками. И деревню нашу, дом мой. — Варя промокнула глаза, кончиком платка.
— Что, всех?!?!
— Нет, но людей тогда много погибло, хоронили долго.
— А дальше? Что потом с пушкарями стало?
— Потом? Анфиска сказала, что немцы прорвались, и мы пошли в Покровку. Ага, мешок ещё этот её дурацкий. Говорила, брось, — нет тащит. Вот, а солдатики те с пушками опять приехали, только остановились уже в лесу. Потом их снова бомбили. Деревне досталось. Вот мы и ушли.
— Ясно всё. Теперь понятно, куда мой артполк делся. Меня-то аккурат накануне ранило, а мужиков значит… Ладно, спасибо Варя. Не буду вам мешать.
Придя к себе, я договорился с сапёром насчёт завтрашней работы и завалился на кровать. Уплюхавшиеся с непривычки бойцы, большей частью уже спали, и даже Генка пришёл ещё до отбоя.



Глава 23
Тяжело в деревне без нагана

Утро в нашем «колхозе» началось с кряхтения и оханья. Отвыкшие после недельного, а у кого и больше, ничегонеделания мышцы болели, некоторые индивидуумы набили мозоли на руках, кто-то перхал, но в целом всё было нормально. Позавтракав, и дождавшись обхода, отпрашиваемся вместе с сапёром по делам, и начинаем одеваться. Не успели мы выйти, как раздался возмущённый голос обычно спокойной Татьяны Сергеевны.
— Да что это такое, в конце то концов! Вы кто тут собрались? Кисейные барышни, или бойцы Красной армии⁈ Поработали пару часов на свежем воздухе, и сразу жаловаться! Да большую половину из вас, хоть сегодня выписывай. Пропадаете где-то по ночам, а потом скулите. Да ну вас… — Схватив свою шинель, докторша выскочила из дома, чуть не сшибив меня с ног.
С выходом пришлось задержаться, и узнать в чём собственно дело.
— И что это было? — Спросил я у Генки, который мне первым подвернулся под руку.
— Я сам не понял. Этот мудак штабной, начал плакаться, что он тут на излечении, и не обязан в земле ковыряться. У, крыса язвенная! — Замахнулся на сидящего дрища Генка, но так и не ударил. — Не ссы чмо, не трону. — И тут же отвесил леща убогому. — Я сегодня с тобой лично в пару встану, будем из тебя Стаханова делать.
— Ладно, сами разберётесь, пошли мы. — Когда я уже вышел на улицу, ко мне в голову постучалась одна мысль, да так там и осталась. Всю дорогу я напевал про себя детскую страшилку. — И какой-то паучок-стукачёк, нашу муху в уголок поволок.
— Ты тоже думаешь, что у нас какой-то дятел завёлся? — задал вопрос сапёр.
— Не понял, какой дятел? А! — дошло до меня. — Не знаю, могли чьи-то подружки проговориться, из наших ведь половина по ночам гуляет.
— Ну, не без этого, — поправив усы, согласился со мной Степан. — Все мы не без греха.
— Вот и я о том же, так что замнём для ясности.
— Как скажешь.
С гранатами действовали по старой схеме, только теперь сапёр отогнал всех на подальше, и уже в одиночку занимался сортировкой. В результате всё обошлось благополучно, только старшина почувствовал себя неуютно, когда Степан посмотрел на него, и выразительно покрутил пальцем у виска.
— Я там пять штук отбраковал, так что их нужно взорвать.
— Раз нужно, взрывай. А я пойду, поработаю.
Если вчера я отмазался, то сегодня пришлось помахать лопатой, отсюда и до обеда, и с обеда до ужина. И хоть пахал я как папа Карло, но устал как бобик, сил не было даже погавкать. Поэтому о ночной вылазке не могло быть и речи. Не меньше чем я, учухались и мои однополчане. Утренняя отповедь врачихи, так повлияла на настрой наших, что работали все, целый день. В располаге не оставили даже дневального, хотя желающие и были. Как-то так получилось, что окопными работами занимался весь личный состав медсанбата. Поэтому позиции с южной и западной сторон деревни, оборудовали полностью. В общем, теперь можно было отбиться хоть от батальона противника, но это при наличии тяжёлого вооружения, людей и боеприпасов. В общей сложности выкопали полкилометра траншей, и столько же ходов сообщений. Запланировав на завтра пристрелку оружия, я уснул как убитый.
Очередной день начался просто «замечательно», всё тело ломило, руки и ноги болели. Пришлось пересилить себя, и выйти на свежий воздух, чтобы сделать утреннею зарядку. А чтобы не было скучно, «вежливо» попросил своих сопалатников, составить мне компанию. Все с радостью согласились, особенно после нескольких пинков и подзатыльников, которыми Генка вразумил неразумных. Правда, сам он тоже получил оплеуху от Степан Иваныча, но до него дошло раньше других, и далее началась цепная реакция. Вскоре по деревне бежал строй полуголых мужиков, распугивая прохожих и скандируя — «Спартак чемпион». После пробежки, выполнили комплекс упражнений, и довольные поспешили на завтрак.
Обход прошёл нормально, Татьяна Сергеевна даже похвалила нас за разумную инициативу, и пообещала вскоре всех выписать. Дивизии требовалось пополнение, так что подчищали тылы, а заодно и готовили место для наплыва трёхсотых. Меня и Черкасова выписывали уже завтра, чего я собственно и добивался. Всё что смог я сделал, а дальше как судьба повернётся. Оставалось, правда, одно незавершённое дело, вот его я и поспешил закончить. Прихватив «Ворошиловских стрелков», идём получать оружие для пристрелки и проверки работоспособности.
Стреляли прямо в чистом поле, заняв свежевырытые окопы. Дальше рос лес, но от полукилометра и больше чистого пространства перед нами было. Мишени выставили на сто метров, и началась работа. Три выстрела, к мишеням, выверка прицела, проверка результата, следующая винтовка. И так по кругу. Обычно каждый боец пристреливает своё оружие самостоятельно, но кто их знает этих стрелков-затейников, какие из них попадалы. Свои винтовки таскают и ладно, а то мы совсем бы упарились. На каждого пришлось по пять стволов, вроде бы ерунда, но если умножить на количество выстрелов, неслабую отдачу и состояние оружия, то эти «весёлые старты» запомнятся надолго. После пристрелки, своё умение продемонстрировали бойцы комендантского отделения. В результате на отлично не попал никто, на хорошо один, остальные получили оценку неуд. При повторной стрельбе получилось то же самое. На хорошо отстрелялась только Петренко, видать тоже Ворошиловская стрельчиха.
— Ладно, хоть в мишени попали, теперь видно над чем работать. — Проверив результат, сказал Макарыч.
— Да эти винтовки плохо пристреляны, возмутился какой-то ботаник, я в тире хорошо стрелял. — Макарыч спорить не стал, взял у ботана винтовку и выстрелил в мишень. Тоже самое он продемонстрировал и со всем остальным оружием.
— Ну чего встали, бегите, смотрите. — Послал командир отделения своих подчинённых к мишеням, устанавливая на бруствере пулемёт и готовя его к стрельбе. Я уж грешным делом подумал — «писец котёнку…», но с поля с задумчивым видом вернулись все. Макарыч, правда, ещё не вступил в должность официально, но кто теперь командовал комендачами, было понятно. Немного постреляв из изделия имени товарища Льюиса, пулемётчик остался доволен, так что, собрав мишени, возвращаемся в расположение. Самым «метким» предстояло ещё чистить оружие за себя и за того парня, ну а мы готовились к обеду и к помойке. Банька в нашем дворе топилась уже с утра, поэтому я был в предвкушении. С пивком после бани, правда, приходилось обломаться, но два кайфа в одни руки, это уже перебор.
Сразу после обеда, первая партия отправилась опробовать пар, а я лежал на топчане и думал о вечном. Настроение мне испортил Генка, который вернулся с кухни.
— Варюха пропала. — Только и сказал он, завалившись на свою кровать.
— Давно? — ещё прибывая в своих эмпиреях, спросил я.
— Утром не вышла на работу.
— Может, заболела?
— Может и заболела, только всё равно бы пришла. Сам знаешь, сейчас с этим строго.
— Никого не посылали, чтобы узнать?
— А кто она такая, чтобы за ней посылать? Простая посудомойка, помогает на кухне.
— Может, придёт ещё, мало ли, с утра прихватило, потом отпустило. А тут всё-таки врачи.
— Может и придёт, — насупился Генка, отвернувшись к стене.
— Ты это, не пори горячку, сейчас помоемся, а потом что-нибудь придумаем. Нам всё равно до темноты ждать, а за самоход нас по головке не погладят.
— Раньше тебя это не пугало.
— Раньше и земля была плоская, а трава зеленее. — Ляпнул я первое, что пришло мне на ум, начиная обмозговывать ситуацию. Да, не хотелось мне влезать в эту мутную ситуацию, а тем более впутывать кого-то ещё, но придётся.
— Товарищи, мы следующие! — Прокричал Генка. — Никто не возражает? Спасибо за понимание.
— Ты, чего разлёгся, пошли уже.
— Так первые же ещё не вышли.
— Пофиг, потом домоются. — Когда нужно было действовать, Черкасов не раздумывал, и пёр напролом как носорог. А то, что у носорога плохое зрение, так это не его проблемы.
— Эй, вы куда, и так тесно — раздались возмущённые голоса в клубах пара, когда мы вломились в баньку.
— Мужики, вы пока отдохните, мы быстро.
— А, это ты Черкасов. Куда торопишься? Как голый на свиданку.
— Вот туда и тороплюсь.
— Ладно, мы пока в предбанке отдохнём, но с тебя причитается. — Ополоснувшись, распаренные мужики вышли в предбанник, а мы заняли их место. Попарились, ополоснулись, растёрлись полотенцами и пошли в хату. Чистое бельё одевали уже в доме. Как перед боем, промелькнула в голове тревожная мысль.
— Ну что, идём?
— Подожди, дай отдышаться, подумать.
— Нехрен думать, прыгать надо.
— Вот ты и прыгай, а я пока приготовлюсь.
— Разведка, ну что там насчёт проставы, — раздался голос одного из парильщиков, пришедших после нас. — А то так выпить хочется, что даже переночевать негде.
— Вон, на подоконнике возьми, — сразу оживился Генка, увидев новую жертву.
— Откуда тут это?
— Да процедурка забыла, когда уколы ставила.
— И чё, думаешь спирт?
— Я не знаю, чем тебе жопу мажут? Не хочешь, не пей, мне больше достанется. — Генка потянулся за склянкой.
— Э, тормози. Обещал ведь.
— Да я то что, пей первый.
— Вроде не пахнет…
— Ты не нюхай. Пей!
— Ёп… Ть-пфу… Гад… Ть-пфу… Да чтобы я, ещё…
В общем, сцена из фильма «Джентльмены удачи» где Косой пивнул шампуня, повторилась. Только на этот раз участников, как и пены было больше. В той склянке находилась перекись водорода, которой Генка мне обрабатывал спину, после наших похождений. Пока бедный Йурик, брызгая пеной, гонялся за Генкой по всему дому, а народ давился со смеха, я спокойно надел форму, достал из вещмешка и нацепил наплечную кобуру с «вальтером».
— Это вы что, так на свиданку собираетесь? — спросил напарник Юрика, увидев мои приготовления.
— Ну, всякие случаи бывают. — Подмигиваю я ему. — А вообще-то война идёт, а кругом лес. Да и диверсантов с дезертирами никто не отменял, партизаны опять же.
— Так партизаны же за нас воюют.
— Это, смотря какие. Заблудится такой партизанин в лесу, жрать захочет. Набредёт на тебя безоружного и съест. А я отстреляюсь и убегу.
— Да ну тебя. — Поняв, что я стебусь, обиделся Сизиков. — Что ты, что Черкасов два сапога пара. Одни неприятности от вас.
— Эй, ты куда это собрался? — Генка встал передо мной, как лист перед травой.
— Жди здесь. Я скоро.
— Я с тобой.
— Жди! Я сказал.
— Подожди, подожди, а ещё друг называется. Как чего надо так Гена, помоги, а как мне надо… — Не переставая ворчать, разведчик натягивал галифе, стоя на одной ноге, пока не упал.
— Это тебя бог наказал, — сказал Юрец. — За то, что ты над людьми издеваешься.
В дальнейшую перебранку я уже не вникал, так как пошёл искать Макарыча. Его я нашёл в «комендатуре», под которую был приспособлен один из домов. Комендатурой дом обозвали потому, что там располагалось комендантское отделение. В самой дальней комнатке находилась светёлка для девушек, мужики жили в самой большой, ну и кухня предназначалась для всего остального. К усиленному варианту несения службы приступали только с десяти часов вечера и до шести утра. Всё остальное время народ предавался «пьянству и разврату». Сам, «пан комендант» сидел за столом и пил чай.
— Здравствуйте Алексей Макарович, нам бы поговорить тет-а-тет. А то тут дело одно образовалось, не терпящее отлагательств.
— Эх, молодёжь. — Со вздохом сказал Макарыч. — Всё вы куда-то спешите, суетитесь, не даёте нам старикам покоя. Нет, чтобы спокойно посидеть, чайку попить…
— Чай не водка, много не выпьешь. Вот дело сделаем, тогда и посидим.
— Ну, пойдём, потолкуем. — От только что расслабленной позы старого солдата, не осталось и следа, он весь как-то подобрался, в глазах появился интерес. — Говори, только конкретно, не толки воду в ступе. — Скомандовал Макарыч, когда мы устроились на завалинке возле дома.
— Слыхал, сегодня на кухню работница не вышла?
— Слышал. Что дальше?
— Да вот, хотелось бы навестить её, узнать, в чём дело.
— Один пойдёшь?
— Нет, с Черкасовым.
— А, разведчик. Ну, так иди с Ксюхой и разговаривай, она же у нас командир, — а я то тут причём? Да и начкаром у нас сегодня старшина Сухоручко, а я так, дежурный пулемётчик.
— Не прибедняйся Макарыч, все же знают, кто здесь рулит, без тебя тут и мышь не пролетит, будь она хоть трижды летучая.
— А ты не юли, мил человек, а обскажи всё по порядку, — куда ты пошёл? И для чего тебе это нужно? — Ледяной взгляд деда, казалось, буравил меня насквозь. Хотя какой он к чёрту дед, полтинник не больше, хоть и старается выглядеть старше. Вот же контра недобитая, теперь придётся всё рассказать, и о своих подозрениях тоже.
С Макарычем мы договорились, что вестей от нас он будет ждать до семи часов вечера, а потом начнёт действовать. Где искать «подозрительный дом с привидениями», я ему объяснил, да он и сам знал про это место. Генку я нашёл сидящим в курилке, и смолящим одну самокрутку, за другой. Пресекая возможные упрёки, достаю из кармана наган и пачку патронов, и отдаю разведчику.
— Что, так всё плохо? — спросил он, заряжая оружие.
— Не знаю. Но, лучше быть наготове.
— Я готов. — Положив, снаряжённый револьвер в карман, сказал разведчик.
— Тогда пошли.
До опушки леса слева от дороги, Макарыч нас проводил и, выдав на прощанье по лимонке, ушёл в деревню. Вышли мы засветло. Во-первых, нужно было разведать подходы к дому, а во-вторых, нервы-то не железные, чтобы сжигать их напрасным ожиданием.
— И что, ты думаешь Варюха в курсе всех дел? — спросил Генка, когда я рассказал ему о своих подозрениях.
— Может и в курсе, а может, и дел никаких нет.
— А зачем мы тогда идём?
— Проверить, а за одно и узнать. Сам же хотел.
— А Макарыч тоже в курсе?
— Макарыч для подстраховки. Всё, пришли. — Достав из соснового дупла, отнятый у старшины наган, проверяю наличие боезапаса, и отдаю напарнику вторую коробку с десятком патронов. Оружие убираю в правый карман шинели, граната в левом.
— Всё, теперь ни звука, мы в тылу врага. Потом вместе посмеёмся. Сначала нюхаем вокруг дома, ждём, когда стемнеет, я иду в хату, ты на подстраховке под окнами. Если всё нормально, я выйду покурить, а если нет, через пять минут действуй по обстановке. — Разведчик кивает, и сразу как-то весь подбирается. От былого раззвиздяя и бабника не остаётся и следа. Передо мной хищный зверь. Теперь Генка идёт впереди, я за ним. Оружие наготове, дистанция между нами пять шагов. В лесу ещё светло, но скоро наступят вечерние сумерки. Сделав пару кругов вокруг усадьбы, сначала по большому, потом по малому радиусу, занимаем позицию возле дорожки к дому и ждём. Темнота сгустилась через полчаса, так что прячу наган в карман, выхожу на дорогу, отряхиваюсь и направляюсь «на свиданку». Верхний крючок шинели, отстёгиваю уже на ходу, проверяю, легко ли выходит пистолет, и снимаю его с предохранителя.
Входная дверь в сени закрыта на засов изнутри. Стучу. Сначала не громко, потом сильнее. Тишина. Не понял? Если в доме никого нет, тогда кто же дверь запер? Спят что ли?
— Сова, открывай, медведь пришёл. — Кричу я, барабаня по двери ступнёй ноги. Через несколько минут повторяю. Только после моего повторного «звонка», слышу, как открывается дверь в доме, в небольшом оконце сеней мелькает свет, и голос Анфиски из-за дверей задаёт неожиданный вопрос.
— Кто там? — Захотелось ответить фразой про Печкина, но сказал просто. — Это я, Коля.
— Какой ещё Коля? — начинает тупить Анфиса.
— Ты что, не помнишь? На днях с тобой миловались.
— А, это ты… — Не знаю, чего больше было в этом возгласе, узнавания, разочарования или притворства, только дверь открылась, и в проёме показался женский силуэт со свечой в руке. Сразу пытаюсь облапить даму за все подробности, но удаётся только частично. Анфиска ловко выскальзывает из моих объятий, и убегает в хату, бросив мне на ходу, — пошли в дом, холодно. Пока я чертыхаясь пробираюсь по не таким уж и маленьким сенкам, пытаясь не зацепиться за что-нибудь, захлопывается дверь в дом, и я оказываюсь в полной темноте. Но цель уже в двух шагах, нащупываю дверной проём, нахожу ручку, дёргаю на себя и, переступив через высокий порог, одновременно наклонив голову, вхожу.



Глава 24
Контрики поневоле

Что меня спасло, я так и не понял. То ли предчувствие чего-то такого, то ли то, что я низко наклонил голову, но сильный удар сверху, вместо затылка, попал по шее. Этого мне хватило, чтобы упасть на «соломку», но сознания я не потерял, и упал на подставленные руки, а не на лобик. Пребывая в нокдауне, правой рукой здороваюсь с товарищем Вальтером, и замираю в расслабленной позе. Напрягая слух, пытаюсь определить, сколько противников и где они. Чьи-то руки меня охлопывают по бокам, освобождают карманы от оружия и переворачивают на спину. Стреляю сначала через шинель, а открыв глаза по смутным силуэтам, и мелькающим теням. Мне абсолютно пофиг, кто сейчас в доме, диверсанты, менты или бабы. Я хочу выжить, и это главное. Расстреляв всю обойму, откатываюсь в сторону, и тут же в то место где я был, летят пули, с противными шлепками влипая во что-то мягкое, или со свистом втыкаясь в стены. Лёжа на боку, меняю обойму, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте. Мой противник тоже затих, не понимая, живой я или мёртвый.
Как гром среди ясного неба, звук разбиваемого стекла, Генкин выкрик — Граната!!! — И стук металлического круглеша по доскам пола. Топот ног в соседней комнате. Вжимаясь в печку, жду взрыва, отсчитывая последние секунды своей жизни. Один, два, три… Взрыва нет… Вскакиваю и бегу в горницу. Опять звон стекла… Силуэт знакомой фигуры на подоконнике… Указательный палец сам жмёт на спусковой крючок, стреляя вдогон… Финиш.
Сижу на полу в темноте, привалившись спиной к стене. Адреналин постепенно уходит, и меня начинает потрясывать. В доме пахнет сгоревшим порохом, кровью, и ещё чем-то противным. Сквозь выбитые стёкла пороховой дым постепенно выветривается, а вонь остаётся. Надо встать и выйти, но мне пофиг. Опять смерть махнула своей литовкой, но коснулась только волос, я увернулся. Каким-то чудом, но выжил, оставив безносую с носом. Но лимит везенья может когда-то и закончиться…
— Никола, ты мою гранату нашёл? — спрашивает сквозь разбитое стекло Генкин голос. Хочется ответить что-то матерное, но из горла раздаётся только карканье. — Ты живой там вообще?
— Вроде, — только и удается выговорить.
— Я сейчас зайду, ты только не стреляй. — В сенях раздаётся звон опрокинутого ведра, мат, потом довольный возглас. — О, нашёл. — И в дверном проёме появляется Черкасов с зажжённой спичкой в руке. Темнота рассеивается, и зловещие тени разбегаются по углам. Не задерживаясь возле трупов, он идёт в мою сторону, и немного притормозив, подходит ко мне.
— Цел? Не ранен? Ты весь в крови, и дыра в шинели напротив сердца.
— Не моя кровь, а через дырку я стрелял.
— Ну, тогда ладно.
— Посмотри, кого хоть завалили?
— Судя по форме наши, но воняют как фрицы.
— Сколько?
— Трое здесь, один на улице, точнее одна.
— Анфиска?
— Она, под окном лежит. Пойдём отсюда?
— Погоди, разобраться надо.
— Давай разберёмся. Я только лампу зажгу, да окно заткну. Дует. — Запалив «летучую мышь» над столом, Генка пошёл затыкать окно, а я осматривать трупы.
Два жмура валялись возле входа, а один сидел на полу напротив, причём рядом со мной. Так вот от кого воняло, а я даже не замечал. — Вот, вот, я вас чуть даже не перепутал, сидите тут как братья-близнецы, все в крови и с дырками.
— Как ты мог нас перепутать, я в шинели, а он в кителе на голое пузо, я сержант, а он лейтенант НКВД.
— Но ведь в дырках, и вон шпала, так что капитан.
— Капитан, это на армейские деньги, в их ведомстве он лейтенант. Был. — Расстёгиваю нагрудный карман, и достаю документы, мало того, что они все в крови, так ещё я в этом ничего не понимаю. Хотя одну деталь проверить всё же могу. Есть бог на свете! Отлегло. А то были сомнения, что своих завалил.
Скрепка в удостоверении блестела, и партбилет отсутствовал. Факты конечно косвенные, но чем больше их наберётся, тем лучше. Как там у Владимира Семёновича — «… и кто кого переживёт, тот и докажет кто был прав, когда припрут». Так что с доказухой у нас вроде нормально. С «офицериком» разобрались. Что у нас с рядовыми? Один в гимнастёрке, второй в шинели. Кто-то из них меня приложил. Скорее всего этот, и возможно ребром ладони. Здоровый гад! Был. Что с документами? Красноармейская книжка, дивизия наша, скрепки ржавые. В принципе ничего не значит, фотографий нет, собрали с погибших, раздали диверсам, лишь бы год рождения примерно сходился, да имя отчество не забыли. А что у нас с фамилиями? Вот, пожалуйста — Сидоров Евгений Петрович. Довольно редкое сочетание, для татарина. А этот? А у этого нет ничего, кроме анализов. Тоже вариант — шли со старшим командиром, у него документы в порядке. Что ещё нужно?
От участников, переходим к месту преступления. Начнём со спальни, там чище. Кровать расправлена, бельё скомкано, и подштанники чьи-то валяются. Что тут было? Да-а. Ситуация. Кстати, Анфиска тоже в халатике на голое тело. Это что? Значит, я кому-то кайф обломал своим приходом. Ну, кому обломал это понятно. Не рядовые же тут развлекались. Что в кухне? На столе выпивка, закуска. Каждому своё. Хотя могли и своей очереди дожидаться. Или по второму кругу пошли. А вообще-то эта нимфоманка могла и всех троих разом удовлетворить, от неё бы не убыло. Но вроде в этом времени так не принято, хотя кто их знает, этих шпионов… Тогда почему один в шинели? В доме же тепло. Нестыковочка. Начнём по порядку. Начальник в спальне. Ординарец за дверью. Часовой на улице. Логично. Тогда почему мы никого не заметили? Зашёл в хату погреться, и составил компанию своему корешу? Дисциплинка. Хотя что-то я упускаю… Наколка? Точно — наколка! На фалангах пальцев здорового, надпись «СЛОН». Пока «нащяльника» развлекался, его охрана тоже не упустила своего шанса. Забили на службу, и в результате пришлось импровизировать. Стоял бы у двери часовой, послал бы меня на три весёлых буквы и всё.
Что у нас с оружием? Здоровяк пустой. Хотя нет, в углу стоит карабин. У «Сидорова» два нагана, один мой, точнее старшины, второй наверно его. Прям как Джонни двустволка. Тут понятно, здоровый меня шмонал, и передавал оружие второму, который и прикрывал. Ага, вот и моя гранатка нашлась, на полу валялась. Этот придурок, видать решил всё в одних руках удержать, и не разобрался из чего стрелять. Из нагана, или из гранаты. А потом было уже поздно, первая пуля досталась шмональщику, а несколько остальных прикрывальщику. У начальника ТТ, но выстрелил он всего раз. Не попал. Потом случайная пуля, и сразу в сердце. Кто же тогда в меня стрелял? Анфиска — сучка, сбегала за оружием, и разрядила всю обойму. Когда она выходила в сени, оружия при ней не было, я бы заметил. Ну, а когда она начала стрелять, на старом месте меня уже и след простыл, а в темноте это не видно. Тогда почему после начала стрельбы стало темно? Вон, свечка на полу валяется. Видимо Анфиска держала, а потом уронила. На вопрос — почему не зажгли лампу? Можно было только гадать. Скорее всего, потушили, когда засаду организовывали, а зажечь уже не успели.
Остаётся ещё один «свидетель», пойдём смотреть, да и проветриться не мешает. — Ген, огниво возьми, на улицу сходим.
— Ладно, пошли. Только не смотрел бы ты на это.
— Не утешай меня, я стойкий.
Анфиска, или кто там она на самом деле, лежала на животе, разметав руки в стороны, и согнув ноги, как будто пытаясь ползти. Халат задрался, обнажив нижнюю часть её тела, и страшную рану на пояснице. Девятимиллиметровая пуля попала ей в крестец, видимо раздробив позвоночник и повредив спинной мозг. Так как ногами она шевелить не могла, а вся задница и нижняя часть спины были залиты кровью, обильно сочащейся из раны. Неподалёку валялся такой же как у меня вальтер, с расстрелянным магазином. Когда мы подошли, она ещё дышала и даже была в сознании. Присаживаюсь на корточки, рядом с её повёрнутой на бок головой. Генка стоит, он сегодня работает световиком. Губы шпионки начинают шевелиться, в глазах загорается ненависть. Склоняюсь ещё ближе, пытаясь разобрать слова.
— … выжил, не успела я тогда… не догнала, темно было… позицию заняла поздно… зато эту корову безмозглую… ножичком и лесника… выродков его, бабу… — безумный взгляд начинает потухать, глаза закрываются, на губах пузырится кровавая пена. Поднимаю Анфискин ствол, встаю и, наведя свой пистолет в голову шпионке, стреляю. Но выстрела не происходит, осечка.
— Оставь, — говорит мне Генка, когда я передёргиваю затвор. — Не стоит мараться, сама сдохнет, и суёт мне в руку прикуренную папиросу. После двух глубоких затяжек, прихожу в норму, а после третьей выбрасываю окурок.
— Идём в дом, скоро наши придут.
— А может мы это, свалим по-тихому.
— По-тихому уже не получится, нашумели мы здесь.
Сомнения насчёт энкаведешника, и какую скрипку он играет в этом криминальном квартете, у меня оставались, поэтому приходится импровизировать. Тэтэшник из руки «офицера» и кобуру с портупеей из спальни, я изымаю. Взамен вкладываю Анфискин «вальтер». Из нагана старшины, прицельно стреляю в грудь лейтенанта, а остальные пули расстреливаю веером в стену. Револьвер возвращаю «Сидорову», а второй наган «отдаю» здоровому. Вроде всё? Нет. Подушку из разбитого окна возвращаю на место. Подсумки с тушки амбала я снимаю, забираю также и карабин.
— А вот теперь уходим. Ты гранату нашёл? — спрашиваю у Генки.
— Ага, в кармане.
— Тогда пошли. — Обойдя дом, в разбитое окно просовываю ствол карабина, и стреляю в голову командира. Ну, и для полного эффекта…
— Дай лимонку. — Протягиваю я руку.
— Держи.
— А теперь ходу. — Забрасываю гранату в окно кухни, и бежим вдоль стены дома, в сторону дороги.
— Ну, ты и наплёл кружевов, — сказал Генка. Когда после стометровки по пересечённой местности мы остановились отдышаться, проскочив через дорогу.
— Погоди, это ещё не всё. Сейчас идём на северо-восток, я стреляю в воздух из карабина, а ты по деревьям из нагана, как будто кого-то преследуем.
— Понял. А на кой.
— Потом объясню, сейчас прыгать надо.
Поиграв в «зарницу», мы добрались до глубокого оврага, где я и рванул вторую гранату. Карабин с подсумками выбросил в овраг, а вот офицерскую портупею с кобурой и новым тэтэшником пожалел. Хоть и палево, но с паршивой овцы как говорится и рыбу раком. Потом я отмывался в ручье, пытался отчистить шинель, Генка же караулил возле дороги, дожидаясь наших. Версия у нас была простая. Шли по лесу, заплутали в темноте, услышали неподалёку стрельбу, потом взрыв, решили проверить. Вышли на дорогу, увидели человека с ружьём, окликнули, тот начал стрелять, мы в ответ. Пытались преследовать, но нарвались на гранату, и в темноте потеряли. Немного выбивалась из этой версии дырка на моей шинели, но была отмазка про сук, на которых я напоролся.
Команда выздоравливающих, возглавляемая старшиной, появилась через полчаса, после взрыва гранаты. О своём появлении, они оповестили нас громким топотом ног по дороге. Мы же остановили их окриком.
— Стой. Кто идёт? — И после взаимного опознания, рассказали, где слышали взрывы и видели диверсанта. Показали даже овраг, где самые смелые (молодые) бойцы, при свете фонариков нашли карабин. Потом нашли дом, ну и далее по списку. Особенно впечатлился старшина, когда по номеру опознал свой наган, но виду не подал. Если бы я специально за ним не наблюдал в это время, то вообще бы никто ничего не заметил. Он первым и озвучил версию про диверсантов и попытался умыкнуть ствол.
— Товарищ старшина, — не дал я ему этого сделать. — Тут трогать ничего нельзя. Нужно дождаться кого-нибудь из особого отдела. И вообще надо освободить помещение и выставить оцепление вокруг дома. — Сразу я ничего не стал говорить, подождал, когда стадо госпитальных «слонов», хорошенько потопчется по хате, оставит свои следы на стенах и полу хаты. Ну, а когда самые впечатлительные (а впечатлиться после разрыва лимонки было от чего) перестали блевать, выпроводил всех из дома и вышел последним. Я сам едва сдержался, чтобы не «травануть за борт», как выражаются моряки, но мы с Генкой сегодня не ужинали, зато остальные нажрались от души, судя по количеству извергнутого, хотя может это ещё и обед добавился. Повезло только тем, кто излишним любопытством не страдал. Ну и старшина, видимо разволновался, и только комок сглотнул.
— Да, да, я понял. Нужно кого-то в штаб дивизии послать и наш медсанбат предупредить.
— Правильно, товарищ старшина! Пишите донесение. И посылайте самых толковых, чтобы на словах дали пояснение и не заблудились.
Но послать никого не успели, нас окружили артиллеристы, и было их как минимум батарея, а командовал им целый капитан. Ещё одни охотники за шпионами. Хорошо, что у старшины нашлись документы, а то бы нас всех арестовали до выяснения. Но кое-как всё же разобрались, артиллеристы связались со штабом дивизии, оттуда приехал главный особист, и всё завертелось по накатанной. А дальше было уже не интересно. Прибыли специально обученные люди из штаба армии, с нас сняли объяснение, взяли подписки и отпустили в расположение…



Nota bene

        Книга предоставлена         Цокольным этажом        , где можно скачать и другие книги.      
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси.
        У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по         ссылке         и 3) сделать его админом с правом на          «Анонимность»         .      
* * *
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
 Противотанкист. Книга 3. "Ополченцы"