«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»

Прочитано: 92%

         Хотя на том же приёме Сталин сделал также несколько очень любезных комплиментов в адрес Черчилля, назвав его "самым смелым государственным деятелем в мире", все наблюдатели сходятся во мнении, что он старался проявлять гораздо больше дружественных чувств к Рузвельту.
         "После войны, - сказал Сталин, - когда союзников будут разделять различия интересов, перед нами встанет трудная задача. Я убеждён, однако, что наш союз выдержит испытание и что в мирное время отношения между тремя великими державами будут такими же прочными, какими они были во время войны" {Там же, р. 198.}.
         Американские авторы много писали о том, что Сталин якобы "изменил" ялтинским решениям вскоре же после конференции. Кое-кто совершенно неубедительно объяснял это критикой и оппозицией, которые Сталин встретил со стороны некоторых членов Политбюро. Гораздо более правдоподобным являются другие объяснения этого "изменения" советской политики после Ялтинской конференции.
         Какое-то значение в обострении отношений между Востоком и Западом имела усилившаяся в Америке в марте-апреле тенденция против предоставления Советскому Союзу крупного послевоенного займа. Смерть Рузвельта вызвала в СССР подлинную тревогу {Эта смерть произвела очень глубокое впечатление. Все советские газеты вышли с траурными рамками на первых полосах, и в силу какого-то непостижимого инстинкта люди чувствовали, что это была огромная утрата для СССР.}, тревогу, оправданность которой скоро подтвердилась, особенно когда президент Трумэн начал с того, что сразу же после победы в Европе прекратил поставки СССР по ленд-лизу, хотя на Советском Союзе ещё лежало обязательство вступить в войну с Японией на стороне Америки. Как мы знаем из описания Гопкинсом его визита в Москву, состоявшегося вскоре после этого, Сталин был сильно раздражён и оскорблён этим шагом, который Стеттиниус назвал "несвоевременным и непостижимым".
         Собственно, Ялтинская конференция - эта великая демонстрация единства целей трёх держав в предвидении близкой победы над Германией - оказалась, пожалуй, неизбежным водоразделом в отношениях между союзниками. Пока шла титаническая борьба, противоречивые интересы и идеи, которые в обычных условиях были почти несовместимы, отодвигались на задний план. Но теперь, когда пришло время готовиться к миру, достигнутые рабочие компромиссы оказались слишком непрочными. Как мы видели, даже и этих компромиссов было довольно трудно достигать. Теперь же они подверглись испытанию, каким явилось их практическое применение и конкретное истолкование. Всё труднее становилось скрывать глубокие различия подлинных интересов и взглядов между партнёрами по коалиции военного времени.
         В самом конце войны в Европе усилению напряжённости в отношениях между Советским Союзом и союзниками способствовал ещё один психологический фактор. Близость победы вызвала в СССР не только чувство облегчения и надежды, но также естественную вспышку национальной гордости. Наблюдалась - и не в последнюю очередь в Красной Армии - тенденция возмущаться присутствием западных союзников в Германии, и особенно в Берлине, во время штурма которого стольким тысячам советских солдат суждено было погибнуть в последние дни войны.
         С другой стороны, СССР был сильно разорённой страной, и перед ним прежде всего стояла гигантская задача восстановления экономики. Но в то же время он вознёсся выше всех, ибо выиграл величайшую в своей истории войну. Никогда ещё будущее не казалось таким светлым. Будущее, казалось, сулило заманчивые возможности. Для некоторых это была революционная Европа, для большинства - счастливая, процветающая Россия. Многие из тех, кто тогда мечтал о таком счастливом будущем, предполагали также, что союз трёх великих держав после войны сохранится. Побледней иллюзии суждено было рассеяться спустя всего несколько месяцев, после взрыва атомной бомбы над Хиросимой...

«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»