«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 87%

         18 октября, перед завершением своего московского визита, Черчилль принял в огромном кабинете посла представителей прессы.
         "Когда я приезжал сюда в прошлый раз, - заявил Черчилль, - Сталинград всё ещё находился в осаде и противник стоял в 80-95 километрах от Москвы, а от Каира даже ещё ближе. Это было в августе 1942 года... С тех пор события приняли иной оборот, мы одержали не одну блестящую победу и покрыли огромные расстояния...
         Снова вернувшись сюда, я нашёл здесь замечательную атмосферу надежды и уверенности в том, что испытаниям придёт конец... Нам предстоит ещё немало жестоких боев. Противник сопротивляется организованно и отчаянно, и лучше, если мы будем трезво оценивать те темпы, какими может быть достигнута окончательная победа на Западном фронте. Но мы ежедневно получаем хорошие новости, и поэтому нам трудно не быть слишком оптимистичными".
         Упомянув о "кольце из огня и стали", смыкающемся вокруг Германии, и о голоде, холоде и лишениях, которые она сейчас испытывает, Черчилль сказал, что его совещания с маршалом Сталиным серьёзно содействовали прекрасной слаженности межсоюзнических отношений. В ходе нынешних московских переговоров "мы вникли самым глубочайшим образом в волнующие проблемы, связанные с Польшей, и я считаю себя вправе утверждать, что нам удалось достигнуть совершенно конкретных результатов и существенно уменьшить наши расхождения. С польской проблемой обстоит сейчас лучше, чем прежде, и у меня есть достаточные основания надеяться, что мы в конце концов достигнем полного согласия между всеми заинтересованными сторонами. Нельзя, конечно, допустить, чтобы Польша стала уязвимым местом в наших делах. Мы, англичане, начали войну из-за Польши и испытываем к ней большие симпатии. Сейчас, когда Польша будет в ближайшее время освобождена огромными, мужественными усилиями наших союзников, Англию особенно интересует её будущая судьба". Он ни словом не упомянул о варшавской трагедии и о её страшном конце, наступившем всего за какие-нибудь две недели до этого.
         Далее Черчилль упомянул об "удивительных событиях", происходивших на Балканах, и заявил, что решить какую бы то ни было из балканских проблем путём переписки было очень трудно, и это обстоятельство послужило ещё одной важной причиной его приезда в Москву. Идену здесь "пришлось нелегко". Однако нам удалось достичь весьма ощутимых результатов в согласовании политики обоих наших правительств в этих районах. Затем он заговорил о той атмосфере "дружбы и товарищества", какой были отмечены московские переговоры.
         "Армии обеих наших стран воюют на фронте, и я рад, что русские не испытывают более чувства горечи от сознания, что они несут всю тяжесть войны на себе... Единство - существенное условие для обеспечения прочного мира. Устремим наш мысленный взор за пределы линии фронта и представим себе тот день, когда произойдёт безоговорочная капитуляция Германии, когда Германия окажется поверженной в прах и будет ожидать решения возмущённых народов, спасших себя от той страшной гибели, которую готовил для них Гитлер".
         Он закончил чисто черчиллевской тирадой на тему об англо-советско-американской дружбе:

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»