«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 55%

         На следующий день липы и тополя на Сумской улице покрылись инеем. Тополя! Это была Украина, юг, половина пути от Москвы до Чёрного моря. Повсюду ещё виднелись немецкие объявления: "Стоянка запрещается", "запрещается" то, "запрещается" это. Названия улиц были тоже на немецком языке, а на одном доме висела зловещая вывеска: "Харьковская биржа труда". Здесь происходила мобилизация людей, угонявшихся в Германию.
         На площади Дзержинского с её огромными выгоревшими или заминированными домами стояли толпы людей; почти все были плохо одеты, измождены, с явными следами сильнейшего нервного истощения. Только ребята, собравшиеся толпами, выглядели нормально, и все они были веселы и общительны. Но, глядя на взрослых, легко было поверить, что многие тысячи людей умерли от голода - даже здесь, в этом богатом районе Украины.
         Все эти люди на улицах Харькова были необыкновенно разговорчивы - чувствовалось, что каждый из них хочет рассказать что-то своё. Помнится, например, один уродливый, очень больной на вид маленький человечек. Он сказал, что вскоре после прихода немцев его арестовали и продержали под замком в гостинице "Интернационал" (теперь она сгорела), на этой самой площади, целые две недели почти без пищи. Затем его освободили. Но это было ужасно, каждую ночь он слышал, как людей уводили на расстрел: многие из них были коммунисты. До войны он был оптик; наконец немцы дали ему работу на большой харьковской электростанции, которая перешла в руки крупного немецкого концерна, но, поскольку советские рабочие вывезли всё оборудование, немцам пришлось доставить сюда своё собственное. Раз в день рабочие получали горячую пищу, а хлеба по карточкам давали 300 г. "Платить, - сказал он, - полагалось 1 руб. 70 копеек за час, но, когда я через две недели пошёл получать зарплату, немецкий чиновник подал мне 75 рублей. Когда я стал возражать, немец сказал: "Вычли налоги; можешь не брать, если не хочешь; ещё одно слово, и я тебе дам в морду"". В дальнейшем он перебивался, продавая на рынке очки.
         Ясно было, что тысячи людей ухитрялись сводить концы с концами торговлей на "чёрном рынке": торговать приходилось всем - и тем, кто работал, и тем, у кого не было работы. "Если у вас были деньги, - сказала одна женщина, - то у немецких солдат можно было купить что угодно. Ручных часов у них были дюжины. Они их снимали у людей на улицах, а затем продавали на рынке". - "И не только часы, - добавила другая женщина. - Среди бела дня мою дочь остановил немецкий солдат; ему приглянулись её туфли, и он велел ей снять их. Он их продал на рынке или отправил домой". - "Вашей дочке повезло, - сказал маленький человечек, - или она очень некрасивая. Они часто заставляли девушек следовать за ними". Многие из стоявших кругом закричали, что так оно и было и, что ещё хуже, девушек силой загоняли в солдатские дома терпимости; немцы просто шли и выбирали хорошеньких девушек в очередях у "биржи труда". И в городе теперь, конечно, много случаев венерических заболеваний...
         Затем люди стали рассказывать о казнях. О публичных казнях через повешение. Именно это, по-видимому, произвело на них самое глубокое впечатление. На углу Сумской улицы и площади Дзержинского стояло большое выгоревшее здание, в котором в дни оккупации помещалось гестапо. И вот несколько женщин стали взволнованно рассказывать, как в ноябре 1941 г. население созвали на площадь, чтобы зачитать объявление, а когда толпа собралась, нескольких человек сбросили с балконов здания гестапо с петлями на шеях, привязав концы верёвок к перилам балкона. В городе были предатели, они-то и выдали немцам этих "красных".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»