«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 44% |
9 февраля 1991 г. Литва проголосовала за независимость, а 3 марта это сделали Латвия и Эстония. Разумеется, это вызвало вихрь эйфории и самоутверждения. Горбачев не признал результатов, но он позволил провести плебисциты.
Чтобы изменить внутренний расклад сил, Горбачев ощущал необходимость ослабить строго проамериканскую линию Шеварднадзе. В день, когда американская авиация нанесла самый суровый удар по Багдаду (12 февраля 1991 г.), туда прилетел Примаков. Телевизионные камеры зафиксировали его объятия с Саддамом. Центральный Комитет КПСС выступал за введение перемирия, раздавалась критика в адрес линии Шеварднадзе. Журнал "Вопросы военной истории" утверждал, что "при другой внешней политике и при другом министре иностранных дел" войны в Заливе можно было бы избежать. Газета
"Советская Россия" утверждала, что решение советского правительства в 1990 г. поддержать коалицию ООН "прекратило существование СССР как сверхдержавы". Уильям Сэфайр написал в "Нью-Йорк таймч", что "холодная война No 2 началась". В Восточной Европе прозападные круги забили тревогу относительно "возврата" Советского Союза. Андрей Козырев внутри страны дублировал те же мысли: "Если силы тьмы возобладают в Советском Союзе, Центральная Европа будет следующей жертвой".
Когда 23 февраля операция "Буря в пустыне" началась, Горбачев поддержал ее. Еще до рассвета вокруг овального стола в кабинете Горбачева собрались члены Совета национальной безопасности: вице-президент Янаев, министр иностранных дел Бессмертных, министр обороны Язов, председатель КГБ Крючков, заведующий Международным отделом ЦК Фалин, советники Примаков, Черняев и пресс-атташе Игнатенко. Язов разложил карту и указал на расположение основных американских сил. Горбачев сообщил, что пытался остановить начало атаки, но не смог...
Глядя на разворачивающуюся в СССР драму, американцы были твердо уверены, что Горбачев в высшей степень нежелательно относится к роспуску - не говоря уже об аресте прибалтийских парламентов и введению собственного прямого правления.
Самый большой интерес к возможностям антироссийского сецессионизма проявила Кондолиза Райс. Она готовилась возвратиться в Стэнфордский университет, но до того написала весьма специфический меморандум президенту Бушу-старшему: "Горбачев становится самой непопулярной фигурой в Советском Союзе". Кондолиза
Райе, руководимый ею комитет и стоящие за ней советологи в течение уже нескольких месяцев оказывали давление в пользу "диверсификации американских инвестиций в России", имея в виду более благожелательное отношение к Ельцину и другим сецессионистским лидерам. Райс советовала Скаукрофту обратить внимание на диффузию политического влияния, происходящую в Москве. Министр обороны США Ричард Чейни заявил, что лучше полагаться на Ельцина, чем на Горбачева69.
Посол Мэтлок в полной мере ощутил полезность нового фаворита. Этот пойдет на крушение всего. Против Горбачева Мэтлок использовал знакомый аргумент: президент Буш не приедет в Москву, если Горбачев будет удерживать союз силовыми методами. Такой заход неизменно производил на себялюбивого Горбачева страшное по эффективности действие.
На встрече Старого нового 1991 г. у себя в резиденции Спасо-хауз Мэтлок ожидал только Ельцина. Тот прибыл с телохранителем Коржаковым, услужливо сдвинувшим два кресла. Ельцин был в свойственном ему состоянии, "в тот вечер он, - пишет Мэтлок, - использовал меня в политических целях, а я в той же мере использовал его, как и он меня. Он воздействовал на публику тем, что имеет дело с представителем великой державы; моя же выгода заключалась в том, что в этот полдень он предпринял усилия в пользу Литвы"70. Мэтлок и Ельцин сошлись в неодобрении кандидатуры Валентина Павлова на пост Председателя Совета Министров СССР. Ельцин недобро ухмылялся, когда говорил Мэтлоку, что Горбачев и его окружение находятся в растерянности: "Они не знают, что делать".
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
| ||||||||