  |
 |
Прочитано: 40% |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 40% |
Почти невозможно переоценить чувствительность мистера Гувера к критике, то ли его самого, то ли ФБР. Она простирается далеко за пределы нормальной реакции на критику, которую человек считает несправедливой. Самого тривиального утверждения, самого безобидного намека достаточно, чтобы мистер Гувер тут же написал меморандум министру юстиции с жалобой на автора критического высказывания, в которой он также подверг бы сомнению его честность.
Николас Катценбах, бывший министр юстиции
Из архивов, теперь открытых для исследователей, явствует, что в марте 1949 года подробности из частной жизни Гувера стали известны президенту Трумэну. Один высокопоставленный чиновник - его имя вымарано цензурой из этого документа - отметил в своём журнале, что коллега (его имя также опущено) "сообщил мне очень неприятные новости о Дж. Эдгаре Гувере. Надеюсь, что это всего лишь сплетни. Джо (вероятно, доверенное лицо Трумэна Джордж Аллен) предлагает мне поговорить об этом с президентом наедине".
"Неприятные новости", вероятнее всего, касались гомосексуализма Гувера.
- Однажды, - рассказывал Трумэн писателю Мерлу Миллеру, - мне принесли обширный материал о его личной жизни, и я сказал им, что мне на это наплевать. Это не мое дело. Я сказал: "Эдгар, меня не касается, что делает человек в свое свободное время. Все, что меня интересует, - это то, чем он занят, когда находится на работе".
Вполне понятно, что президент рассердился, когда три месяца спустя он получил из ФБР рапорт об амурных похождениях его собственных советников. Чарли Росс, его пресс-секретарь и друг, якобы "гонялся по палубе парохода за парой девушек во время речной прогулки". В том же рапорте говорилось об интрижке, которую завязал с молодой женщиной Дэйв Найлс, еще один его помощник. "Быть жертвой Купидона, - с сарказмом заметил Трумэн на заседании кабинета, - это совсем не то, что быть жертвой московской пропаганды".
Можно представить себе, какие чувства испытывал президент Соединенных Штатов, будучи вынужденным тратить время на разбирательство сплетен ФБР о связях его советников с женщинами, в то время как совсем недавно его проинформировали о неблаговидном поведении самого шефа ФБР. В случае с Гувером была хоть какая-то причина для беспокойства. Директор ФБР, гомосексуалист, отвечавший за внутреннюю безопасность всей страны, был идеальным объектом для любой вражеской разведки - особенно для советской.
Тогда же, в июне 1949 года, Гувер публично сел в калошу в связи с делом Джудит Коплон, молодой сотрудницы министерства юстиции, которую обвинили в передаче информации Советам. Коплон была задержана во время встречи с советским дипломатом. У нее была изъята сумочка, набитая копиями официальных документов ФБР. Однако во время процесса судья, к ужасу Гувера, постановил, что для установления аутентичности материалов, найденных в сумочке Коплон, ФБР обязано представить в суд их оригиналы.
Впервые на свет должны были появиться живые, не подвергавшиеся цензуре, досье ФБР. Гувера беспокоило не то, что они содержали какие-то сверхсекретные сведения, а то, что в них была масса непроверенных слухов и сплетен. Гувер запротестовал, даже обратился к президенту. Но все было напрасно. Документы пришлось отвозить в суд, и эффект от них получился как раз такой, какого опасался Гувер.
Выяснилось, что даже в ходе процесса ФБР подслушивало разговоры между Коплон и ее адвокатом, несмотря на то, что закон гарантирует тайну общения подследственного со своим адвокатом. Тогда, заметая следы, агенты поспешно уничтожили стенограммы и кассеты. Это могло произойти только с санкции Гувера. Те недели выдались для Гувера необычайно трудными. Позднее шеф ФБР вспоминал, что тогда его "здорово потрясло по кочкам". И действительно, Трумэн, как никогда, был близок к тому, чтобы уволить директора ФБР.
Гувер не привык к подобным унижениям, тем более когда его ославили на всю страну. Этот провал последовал всего лишь через несколько недель после того, как они с Толсоном устроили прием в честь двадцатипятилетия пребывания Гувера на посту директора ФБР. На том приеме Гувер и Толсон в ослепительно белых костюмах по пояс утопали в гладиолусах. Теперь же, когда вместо хвалебных од на директора ФБР обрушились волны критики, ощущение уверенности в себе, безопасности или, точнее, безнаказанности покинуло его. Ему было уже пятьдесят четыре года, и из-за паранойи, развившейся в нем, он не допускал даже и мысли, что сам может в чем-то ошибиться.
Список врагов Гувера увеличивался. Теперь он включал в себя либералов, церковь, даже издателей. Осенью 1949 года в журнале "Харперс Мэгэзин" появилась статья, вызвавшая у него приступ бешенства. В ней историк Бернард Де Вото заявил, что рапорты ФБР, преданные гласности на процессе Коплон, были такими же "бессмысленными и безответственными, как болтовня умственно отсталых детей". Разъяренный Гувер приказал накопать ему побольше компромата на историка, и советники директора поспешили его порадовать. Они торжественно сообщили о серьезном дефекте в характере лауреата Пулитцеровской премии. Де Вото, заявили они, стоит на позициях гарвардского либерального интеллектуала, лишенного практицизма..."
- Мне нравится страна, - писал Де Вото, - где никому нет дела до того, какие журналы читает человек, что он думает, с кем он пьет коктейли. Я люблю страну, где то, что мы говорим, не попадает в досье ФБР вместе с донесением от осведомителя S-17, заявляющего, что у меня, возможно, есть другая жена в Калифорнии. Совсем недавно у нас была такая свободная страна, и я за то, чтобы вернуться к тем временам. В ней было куда меньше страха, чем в той стране, в которой мы живем сейчас.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|||