«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 13%

         Некоторые кандидатуры были отвергнуты, потому что руководству не понравились лица кандидатов.
         - Разве вы не заметили, что у него глаза, как у Роберта Мичема? - спросил однажды Мэтроха один начальник отдела в ходе проверки бывшего капитана ВВС. - Я не побоялся его рекомендовать. У него ресницы закрывают глаза. Однажды я заработал перевод в захолустье только потому, что рекомендовал одного парня, у которого было угреватое лицо.
         Огромное значение придавалось образу мыслей кандидата.
         - Нас не интересуют политические убеждения человека, - утверждал Гувер. Это было ложью. Кандидаты, которые на предварительном собеседовании выражали либеральные взгляды или выявлялись какие-либо другие отклонения от того, что Гувер считал нормой, просто отсеивались и не допускались к следующим этапам отбора. По словам бывшего агента Джека Левина, новичков подвергали усиленной идеологической обработке с крайне правых позиций. Либералов, которые умудрялись проскользнуть через сито, отодвигали от важных дел либо совсем выживали их сразу же по выявлении.
         Политический контроль распространялся даже на одежду. Например, запрещалось носить красные галстуки. В результате ФБР было укомплектовано агентами либо нейтральными в политическом отношении, либо рьяными приверженцами правых идей. Агент Мэтрох рассказывал:
         "За пятьдесят лет мистер Гувер смог привлечь на работу в ФБР тысячи тщательно отобранных агентов, которые так же, как и он, симпатизировали правым. Он использовал этих агентов таким образом, что это оказало ущербное, несбалансированное влияние на американскую культуру".
         Некоторые агенты не побоялись прямо выразить свое неудовольствие политикой Гувера сразу же после того, как он стал директором. В 1927 году сенатор Томас Уолш, часто критиковавший Бюро, получил от бывшего начальника отдела Франклина Доджа очень острое по содержанию письмо. В нем рассказывалось о несправедливом обращении с кадрами, искажении фактов, когда Бюро приписывало себе заслуги за счет полиции; незаконном преследовании радикалов и неподобающем сотрудничестве с правыми журналистами. Сам же Гувер, по словам Доджа, разъезжал по стране вместе со своим дружком Фрэнком Боуменом, тратя деньги налогоплательщиков на всякого рода развлечения.
         Два года спустя еще один бывший начальник отдела, Джозеф Бейлис, послал подробную жалобу министру юстиции. Он говорил об учреждении, в котором бюрократические процедуры играли большую роль, нежели расследование преступлений, о системе наказаний, которая терроризировала сотрудников и на корню подрубала всякую творческую инициативу. Он справедливо обвинял Гувера в том, что тот брал на работу в ФБР своих однокашников по университету и производил назначения на должности в угоду лицам, располагавшим политическим влиянием, в том числе сенаторам. Бейлис полагал, что его обращение оставят без внимания, и оказался прав.
         Майкл Фунер, сотрудник технического отдела ФБР в тридцатые годы, по неосмотрительности поддержал создание внутри Федерации правительственных служащих секции по защите прав агентов ФБР. Сорок лет спустя он, согласно закону о Свободе информации, затребовал свое досье и к своему немалому удивлению обнаружил, что оно имеет в толщину целых шесть дюймов. Оказалось, что в течение всей его последующей карьеры за ним велась слежка и Бюро регулярно предупреждало другие правительственные учреждения о его неблагонадежности.
         - Страх, - жаловался один из бывших служащих ФБР, - довлеет над каждым нашим шагом, каждым поступком...
         Однако в 1929 году, когда Гувер отмечал свое тридцатичетырехлетие, настоящий успех был ему все еще неведом. Даже став чистым как стеклышко, его Бюро все еще оставалось непримиримым сереньким учреждением, о существовании которого многие даже и не подозревали. Таким же неприметным и сереньким был и его директор. В статье, посвященной нескольким вашингтонским чиновникам, носившим одну и ту же фамилию - Гувер, он в этом списке числился последним, в то время как третьим значился его старший брат Дикерсон, занимавший тогда важный пост в министерстве торговли.
         В Вашингтоне наступили горячие денечки. После безмятежного существования при Калвине Кулидже в Белый дом пришел Герберт Гувер. В третий раз подряд у власти оказались республиканцы. Пройдет всего лишь несколько месяцев, и на Уолл-стрит разразится такой кризис, что этот президент-бизнесмен не сможет понять всей его глубины. Он объявит, что депрессия преодолена, хотя настоящие беды еще будут впереди.
         К 1932 году безработными оказались тридцать с лишним миллионов американцев, четверть всей рабочей силы страны. Тысячи мужчин и женщин стояли в очередях за бесплатной похлебкой. В стране было свыше миллиона бездомных. Сама фамилия президента Гувера стала синонимом экономической катастрофы. Так, газеты, которыми ночевавшие на улице накрывались, чтобы хоть как-то уберечься от холода, назывались "одеялами Гувера". Пустые карманы назывались "флагами Гувера", а поселки из лачуг, сделанных из картонных коробок, - "гувервиллями".
         В угоду президенту-однофамильцу Эдгар Гувер использовал, причем совершенно незаконно, свою власть, чтобы заткнуть рот одному из постоянных критиков Герберта Гувера, издателю журнала "Уолл-Стрит Форкаст" Джорджу Менгинику, который регулярно печатал статьи о плачевном состоянии банков Америки. В кабинет издателя заявились сразу пять агентов ФБР, которые допрашивали его в течение нескольких часов.
         "Менгиник, - со злорадством отмечал Эдгар Гувер в рапорте президенту, - был расстроен визитом наших агентов. Он сильно напуган, и я не думаю, что он будет и далее распространять какую-либо информацию, касающуюся банков".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»