«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 97%

Эпилог


        "Замороженность бывает и качеством человеческого мозга". Дэвид Брюс (David Bruce)


         После рокового лета 1967 года Николай Набоков получил от Фонда Фарфилда щедрое вознаграждение в размере 34 500 долларов и переехал в Нью-Йорк, чтобы читать лекции "Искусство в социальной среде" в Городском университете, где он получил грант при содействии Артура Шлезингера. Набоков и Стивен Спендер обменивались сплетнями о своих бывших собратьях и шутили о написании "забавной, как у Гоголя, истории о человеке, который, независимо от того, что бы он ни делал, и кто бы ни был его работодатель, обнаруживал, что ему всегда платило ЦРУ" {Stephen Spender to Nicolas Nabokov. 26 August 1970 (NN/HRC)}. В 1972 году между ними произошла небольшая размолвка. Исайя Берлин советовал Набокову позволить проблеме утихнуть. "Оставьте его", - сказал он. Берлин также предостерегал Набокова от публикации своих воспоминаний о Конгрессе. Дело в том, что Набоков в 1976 году то ли шутя, то ли всерьёз обещал написать книгу под названием "Лучшие времена ЦРУ" (Les Riches Heuresdu CIA). "Если вы серьёзно настроены сделать это, позвольте мне дать вам искренний совет - не делать этого, - предупреждал Берлин. - Память склонна нас подводить; предмет по меньшей мере серьёзный... Я сомневаюсь, что вы хотите весь остаток вашей жизни быть в центре бесконечного скандала... Таким образом, позвольте мне настоятельно посоветовать вам оставить это минное поле в покое" {Isaiah Berlin to Nicolas Nabokov. 18 December 1972, 21 December 1976 (NN/HRC)}.
         Многие не хотели ворошить прошлое. Спендер, на дружбу которого с Набоковым не повлияла даже их ссора в 1972 году, записал в дневнике, что в марте 1976-го он посетил некую церемонию во французском консульстве в Нью-Йорке, на которой Набоков был награждён орденом Почётного Легиона. "Атмосфера комедийности - консул так построил свою речь, что, пройдясь по всей жизни (Набокова), провёл границу между "творчеством" и "карьерой". Консул перечислил все музыкальные фестивали, которые он организовал, но ловко избежал темы Конгресса за свободу культуры. Пустота французской риторики в таких случаях так прозрачна, что становится своего рода искренностью" {Stephen Spender. Journals}.
         В последние годы Набоков продолжал преподавать и писать музыку. Его самый главный проект - музыка для "Дон Кихота" в постановке Джорджа Баланчина (исполнял Нью-Йоркский городской балет). В статье про "Дон Кихота" для журнала "Нью-Йоркер" Эндрю Портер написал: "Нет ничего, увы, что можно сделать с плохой партитурой Николая Набокова... Эта задыхающаяся, повторяющаяся, ничтожная в своих слабых попытках достичь бодрости музыка, то и дело пытающаяся поправить ситуацию, обращаясь к соло трубы или удару гонга" {Andrew Porter. The New Yorker, 17 February 1973}.
         Девиз Набокова, вспоминал один из его друзей, мог быть такой: "Я иду на компромиссы". Возможно, он унаследовал это от своего отца. Молодой офицер разведки на одном из вечеров в послевоенном Берлине встретил девяностолетнего отца Набокова. "Старик, как все Набоковы, был либералом в царской России. Я увидел, как он подошёл к каким-то высокопоставленным советским представителям и сказал: "Вы знаете, я всегда был на стороне народа!", а затем перешёл на другую сторону комнаты (к хозяину вечера) и с той же самой обворожительной улыбкой заявил: "Я очень хорошо знал вашего дедушку, его императорское высочество великого князя Александра Михайловича!". Я задался вопросом: как такой пожилой человек мог чувствовать потребность в таком лицемерии!" {David Chavchavadze. Crowns and Trenchcoats: A Russian Prince in the CIA (New York: Atlantic International, 1990)}.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100