«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 16%

         На конференции Америка также понесла первую жертву в культурной борьбе в лице Ричарда Райта, который был, согласно Хуку, "польщён Сартром, использовавшим его как своего рода дубину против американской культуры, аналогично тому, как коммунисты используют Робсона" {Sidney Hook. Report on the International Day of Resistance to Dictatorship and War, Partisan Review, vol. 16/7, Fall 1949}. Хотя он был одним из авторов "Бога, обманувшего надежды", антикоммунистическое лобби теперь рассматривало его в качестве подозреваемого, потому что Райт разорвал со сталинизмом "больше по личным, чем по политическим соображениям", и продемонстрировал "непонимание его истинной природы" {Там же}. Райт был единственным членом группы "Бога, обманувшего надежды", который лишился членства в этой компании апостолов. В течение следующего десятилетия жизнь и деятельность Райта в Париже отслеживались ЦРУ и ФБР вплоть до его смерти, которая случилась при загадочных обстоятельствах в 1960 году.
         Уизнер и его друзья в Госдепартаменте были разочарованы парижской контрконференцией. Хотя удалось привлечь видных антисталинистов и спровоцировать взрыв проклятий со стороны Французской коммунистической партии, настрой конференции был "слишком радикальным и нейтралистским" {Michael Warner. Цит. произв}. Хуже было то, что антиамериканизм налетал со всех сторон.
         "Французская публика, по большому счёту, была поразительно невежественна в отношении американской жизни и культуры, - писал Хук. - Её представление об Америке складывается из впечатлений, полученных от чтения романов о социальном протесте и бунте ("Гроздья гнева" Стейнбека воспринимаются как правдивое и репрезентативное повествование), романов американского вырождения (Фолкнер) и бессмыслицы (Синклер Льюис - Sinclair Lewis), просмотра американских фильмов, а также под воздействием непрерывного огня коммунистической критики, которая проникает в некоммунистическую печать. Информационное перевоспитание французской общественности представляется мне наиболее фундаментальной, а также самой неотложной задачей американской демократической политики во Франции, для решения которой не было принято почти никаких эффективных мер" {Sidney Hook. Report on the International Day}.
         Идея Хука о том, что антиамериканизм может быть преодолён путём очищения европейских умов от парализующего видения выдающихся романистов Америки, кажется экстраординарной. В сущности, он выступал за вычищение тех проявлений американской жизни, которые, по его мнению, вступают в конфликт с правительственной "демократической политикой" за рубежом.
         Это было грандиозное искажение самих принципов свободы слова, несовместимое с претензиями либеральной демократии, под покровительством которой оно было предложено.
         Но Хук был прав в одном: для распыления на атомы "человека доброй воли" из сартровского Парижа надо вести тяжёлую борьбу. Подобно Брехту, который из комфорта своей привилегированной жизни в Восточной Германии восхвалял Сталина за "обоснованные убийства людей", интеллигенция парижского Левого берега не смогла понять, что она теперь является не "искателем истины, а защитником осаждённой, рушащейся ортодоксии" {Arthur Miller. Timebends}. Сартр продолжал превозносить Россию как хранителя свободы, в то время как его "святой" Жан Жене отрицал существование ГУЛАГа. Это, как сказал Артур Кёстлер, была всемирная столица попутчиков коммунизма, шустрых карьеристов с умеренным талантом, наподобие Пикассо, Камю и Ануя (Anouilh).

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»