«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 9%

         Выученные в духе христианских добродетелей и почтения к привилегиям, они вышли в мир с верой в демократию, но с подозрением к несдержанному эгалитаризму. Перефразируя торжественное заявление Вилли Брандта: "Мы не избранные, но народные избранники", можно сказать, что они были избранными, которых никто не избирал.
         Те, кто не служил в УСС, во время войны поднимались по карьерной лестнице в Государственном департаменте и Министерстве иностранных дел. Они вращались вокруг фигур вроде Чарлза "Чипа" Болена (Charles "Chip" Bohlen), который впоследствии стал послом во Франции. В начале 1940-х годов его дом на Дамбертон-авеню в Джорджтауне был средоточием интеллектуального брожения, в центре которого находились Джордж Кеннан и Исайя Берлин, уже почитавшийся в вашингтонских кругах как "пророк". Один обозреватель описывал Болена, Кеннана и Берлина как "однородное конгениальное трио". Болен был одним из основателей нового научного направления - советологии. Он жил в России, знал её правителей и бюрократов, изучал её идеологическую литературу и мог цитировать её классиков. Он был очевидцем чисток и процессов конца 1930-х и разрушительного воздействия "культурной политики" Жданова. Существовали две знаменитые фразы, которые Болен любил повторять: "Алкоголь не действует на меня" и "Я понимаю русских".
         Для лучшего понимания он обратился к Исайе Берлину и Николаю Набокову, который потом работал в Министерстве юстиции. Болен характеризовал Набокова как "психологическое сокровище", и Набоков отвечал на этот комплимент, называя Болена "моим образцом и наставником".
         "У этих новых друзей было мало иллюзий, если они вообще были, насчёт "Дяди Джо", - писал позднее Набоков. - В некотором отношении они были в те годы анахроничной группой в Вашингтоне, а возможно, и во всей Америке. Америка находилась в состоянии эйфории советолюбия, которую в доме на Дамбертон-авеню никто не разделял. Основная часть американского общественного мнения дважды в течение трёх лет меняла своё отношение к России. Сначала она была против - после раздела Польши и "злодейской" Финской войны. В газетных карикатурах Сталин изображался в виде отвратительной смеси волка с медведем. Потом внезапно общественное мнение стало за Россию - после нацистского вторжения в 1941 году. Сталин вдруг стал красивым, его изображали в виде рыцаря в доспехах, защищающего Кремль от тевтонской орды, или воспроизводили его утончённый и боготворимый профиль с фотографий Маргарет Бурк-Уайт (Margaret Bourke-White).
         И затем, в 1943 году, просоветские настроения были усилены Сталинградом.
         "Вы увидите, - утверждали доверчивые американцы, - коммунизм никогда не вернётся в Россию в прежнем виде. После войны это будет другая страна. Разве не Сталин вернул патриарха из изгнания? А писатели и поэты? И разве не Сталин восстановил офицерские звания и возродил культ исторических национальных героев, даже некоторых царей и святых, таких как Александр Невский и Пётр Великий?" Но скептики с Дамбертон-авеню были другими.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»