 |
 |
Прочитано: 0% |
Оглавление | Каталог библиотеки
|
|
Прочитано: 0% |
27 декабря 1961 года из Хельсинки в США бежал сотрудник резидентуры ПГУ КГБ в Финляндии майор Анатолий Голицын. Во время допросов на конспиративной квартире ЦРУ он сделал сенсационное заявление о проникновении агентов КГБ в государственные структуры многих стран Запада, и прежде всего, в спецслужбы. Поначалу словам Голицына не придали особого значения. Но после того как с перебежчиком начал работать начальник отдела контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон, охота на советских "кротов" получила невиданный доселе размах.
Причиной послужило то, что Энглтон в свое время был другом небезызвестного Гарольда (Кима) Филби и даже называл его своим учителем. Поэтому предательство Филби глубоко потрясло Энглтона и породило в нем почти параноидальную подозрительность.Агентов КГБ стали искать не только в ЦРУ, но и в спецслужбах Канады и Западной Европы, в том числе и Норвегии, в военной разведке которой, по утверждению Голицына, окопался советский "крот".
В заявлении Голицына было немало правды. После окончания второй мировой войны, когда для Москвы главным противником стали США и их союзники, советская разведка активизировала работу по проникновению в западные спецслужбы. Правильность такой стратегии подтвердил случай с заместителем резидента ИНО НКГБ в Турции Константином Волковым. 27 августа 1945 года он установил контакт с английской разведкой и в обмен на предоставление политического убежища пообещал сообщить англичанам имена семи советских агентов в Форин оффисе и СИС. Однако Филби, работавший в то время в контрразведывательном отделе СИС, успел сообщить в Москву о предательстве Волкова, и 24 сентября 1945 года того вместе с женой "эвакуировали" в СССР, отдали под суд и расстреляли.
Что касается Норвегии, вступившей в 1949 году в НАТО, то она также находилась под пристальным вниманием советской разведки. И хотя вопреки утверждениям Голицына КГБ не удалось проникнуть в ее спецслужбы, в других государственных учреждениях этой скандинавской страны действительно имелись агенты внешней разведки. Одним из них была сотрудница МИДа Гунвор Хаавик.
Гунвор Галтунг Хаавик родилась в 1913 году в добропорядочной семье со средним достатком. Она была ничем не примечательной и даже не привлекательной женщиной, но обладала умом и трудолюбием, что позволило ей успешно окончить университет в Осло. После начала второй мировой войны Хаавик стала сестрой милосердия, а поскольку она хорошо знала русский язык, то ее направили в город Буде, в окрестностях которого находился концлагерь для советских военнопленных. Там в 1943 году она познакомилась с молодым инженером из Ленинграда Владимиром Козловым, влюбилась и помогла ему и двум его товарищам бежать из лагерного госпиталя в нейтральную Швецию.
После войны Хаавик устроилась на работу в МИД Норвегии, а в 1947 году в надежде разыскать Козлова в СССР добилась перевода в посольство Норвегии в Москве, куда ее направили в качестве секретаря посла Эрика Браадланда. В поисках возлюбленного она обратилась за помощью к шоферу посольства Николаю Павлюку, который часто помогал норвежским дипломатам разрешать периодически возникающие житейские трудности. Этот шаг и определил ее дальнейшую судьбу, поскольку Павлюк был агентом контрразведки МГБ, внедренным в состав обслуживающего персонала посольства. Разумеется, он немедленно доложил о Хаавик своим кураторам, и в МГБ решили провести операцию по ее вербовке, играя на чувствах уже немолодой одинокой женщины. Женатый к тому времени Козлов был вызван в Москву, где под контролем МГБ начал встречаться с Хаавик. К 1950 году ему удалось убедить ее, что, передавая советской разведке секретные документы из посольства, она внесет свой вклад в дело мира, за который борется Советский Союз, ценой огромных потерь освободивший Европу от фашизма.
Вика (таков был оперативный псевдоним Хаавик) передала через Козлова много секретных документов, к которым имела доступ.
В 1956 году Хаавик вернулась в Норвегию и продолжила работу в МИДе в отделе по торговым и политическим вопросам. Вскоре с ней установили контакт сотрудники резидентуры ПГУ КГБ в Осло, которые регулярно передавали ей письма от Козлова и небольшие суммы денег. Кроме того, Хаавик экипировали специальной сумкой с потайными карманами, в которых было удобно выносить секретные документы из здания МИДа.
За все время сотрудничества с КГБ Хаавик ни разу не попала под подозрение норвежских спецслужб. Однако в 1964 году ее работа в качестве агента советской разведки могла закончиться крахом. Когда Энглтон, считавший утверждения Голицына абсолютной истиной, начал активный поиск советских "кротов", в ЦРУ одним из подозреваемых стал оперативник советского отдела Ричард Кович. Анализируя его контакты, Энглтон сотоварищи установили, что в 50-х годах Кович завербовал для работы на ЦРУ некую Ингеборг Лигрен, работавшую в норвежской военной разведке. Вспомнив слова Голицына о наличии в норвежских спецслужбах "крота", завербованного в 50-е годы в Москве, Энглтон посчитал, что им является именно Лигрен. Его логика была проста: если Кович - "крот", то почему бы ему не попытаться внедрить другого "крота" в военную разведку Норвегии. И осенью 1964 года Энглтон сообщил о подозрениях в отношении Лигрен норвежцам, но не начальнику военной разведки полковнику Вильгельму Ивангу, а Асбьерну Брюну, руководителю полиции территориального надзора, занимающейся контрразведкой.
Получив информацию Энглтона, Брюн распорядился установить за Лигрен наблюдение, которое велось в течение нескольких месяцев и не дало никаких результатов. Анализ биографии также не давал повода заподозрить ее в сотрудничестве с КГБ. Ингеборг Лигрен родилась в 1915 году в небольшом городке Ставангере на юго-западе Норвегии в семье плотника. Окончив с отличием школу, она устроилась на работу в небольшую гостиницу родного города, расположенную на побережье. В первые же месяцы немецкой оккупации Лигрен установила контакт с одной из групп Сопротивления и передавала подпольщикам содержание разговоров немецких офицеров, которые ей удавалось подслушать. Но вскоре она попала под подозрение гестапо и была вынуждена бежать в Швецию.
Когда окончилась вторая мировая война война, Лигрен была принята на работу в военную разведку Норвегии и очень быстро стала ближайшей помощницей ее начальника Иванга. Внешне невыразительная, одинокая, она была идеальным сотрудником, отдающим все силы только работе. После вступления Норвегии в НАТО между спецслужбами США и норвежской военной разведкой было установлено тесное взаимодействие. Поэтому когда ЦРУ понадобился агент в Москве, который мог бы, не вызывая подозрений у КГБ, выполнять функции связника и держателя конспиративного адреса, американцы обратились за помощью к Ивангу. Тот порекомендовал им Лигрен, пояснив, что она окончила филологический факультет университета в Осло и неплохо говорит по-русски.
В январе 1956 года прибывший в Норвегию оперативник ЦРУ Кович привлек Лигрен к сотрудничеству и подробно проинструктировал ее о предстоящей работе в СССР. Новому агенту был присвоен псевдоним Сатинвул-37, а через несколько месяцев Лигрен выехала в Москву, где сменила Хаавик в качестве секретаря посла Норвегии Браадланда. Весной 1957 года Лигрен выделили машину, и она обратилась в Управление делами Дипломатического корпуса (УпДК), обслуживающего иностранных дипломатов, с просьбой предоставить ей инструктора для подготовки к экзамену на получение водительских прав. Однако в УпДК Лигрен заявили, что таких людей в управлении нет. Тогда ей на помощь пришел Павлюк, который нашел инструктора - бывшего танкиста Алексея Филиппова. Вскоре между ними завязался легкий роман, но дальше дело не пошло. Более того, Лигрен сообщила о своих встречах с Филипповым офицеру безопасности посольства, и тот рекомендовал ей проявлять крайнюю осторожность, предположив, что инструктор мог быть агентом КГБ. Что же касается деятельности Лигрен как представителя ЦРУ, то она регулярно отправляла письма американским агентам в СССР, меняла для них валюту на рубли, закладывала деньги в тайники и была твердо уверена, что выполняет нужную и важную работу. В августе 1959 года Лигрен вернулась в Осло и продолжила работу в Управлении военной разведки в качестве административного помощника полковника Иванга, прекратив с ЦРУ всякие контакты.
На Западе до сих пор почему-то уверены, что в КГБ не догадывались о работе Лигрен на ЦРУ. Однако на самом деле у советской контрразведки на этот счет имелись определенные подозрения. Как позднее вспоминал генерал-лейтенант КГБ в отставке Виктор Грушко, наружным наблюдением не раз "были зафиксированы случаи, когда Лигрен осуществляла "броски" писем для советских граждан в обычные почтовые ящики по заданию сотрудников ЦРУ, работавших под прикрытием американского посольства".
Не обнаружив никаких доказательств связи Лигрен с КГБ, Брюн в мае 1965 года отправился в США, чтобы получить от Энглтона дополнительную информацию. Тот устроил ему встречу с Голицыным, который подтвердил, что Лигрен является агентом КГБ и что он собственными глазами видел в Москве документы из норвежского посольства, относящиеся к тому периоду, когда она находилась в СССР. Вернувшись в Осло, Брюн продолжил разработку Лигрен. Его настойчивость объяснялась не только соперничеством двух спецслужб, но и тем, что сам он придерживался правых взглядов, а начальник военной разведки полковник Иванг был сторонником социал-демократов. Кроме того, личные отношения между ними были натянутыми еще со времен Сопротивления, когда Брюн скрывался в лесах, совершая налеты на немецкие гарнизоны, а Иванг находился в эмиграции в Лондоне.
Впрочем, Брюн понимал, что при отсутствии конкретных доказательств социал-демократическое правительство Норвегии никогда не допустит ареста и уж тем более судебного процесса над Лигрен. Но после выборов, состоявшихся в сентябре 1965 года, к власти пришли консерваторы, и Брюн посчитал, что теперь у него развязаны руки. 15 сентября Лигрен была арестована по дороге на работу, доставлена в женскую тюрьму Бредвелт, где сотрудники полиции территориального надзора начали допрашивать ее "с применением мер воздействия". А через три дня Лигрен было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу иностранной державы. Взбешенный полковник Иванг, которого поставили в известность об аресте Лигрен только 18 сентября, потребовал немедленно предоставить ему все материалы и протоколы допросов Лигрен и был просто шокирован полным отсутствием каких-либо доказательств ее вины - из письменных показаний арестованной следовало лишь одно - она полностью отрицала связь с КГБ и совершенно не понимала, в чем ее обвиняют.
Однако Брюн, чувствуя поддержку Энглтона, продолжал упорствовать и 10 декабря 1965 года официально вынес обвинительное заключение по делу о шпионаже Лигрен в пользу СССР. При этом главным доказательством было ее признание о том, что в Москве она имела близкие отношения с Филипповым. Но государственный прокурор, изучив представленные Брюном материалы, счел их недостаточными и 14 декабря прекратил дело в отношении Лигрен.
В тот же день Лигрен вышла на свободу. У ворот тюрьмы измученную женщину встретили сослуживцы, которые отвезли ее на квартиру лучшей подруги. Лигрен была морально сломлена, о чем красноречиво свидетельствовал лидер профсоюзной ячейки Тор Берг, навестивший ее через месяц после освобождения. "Она почти все время молчала, находясь как бы в состоянии шока, - рассказывал он. - Похоже, Ингеборг Лигрен больше не существовало".
В январе 1966 года в Норвегии была создана специальная парламентская комиссия во главе с судьей Йенсом Меллби для расследования дела Лигрен. По результатам ее работы Иванг и Брюн были сняты со своих постов, а Лигрен получила компенсацию в 30 тысяч крон (около 4500 долларов) за ущерб, нанесенный ей неправомерным арестом. Однако грязь недоверия прочно пристала к Лигрен, о чем свидетельствует мизерный размер компенсации. Поэтому, проработав некоторое время простым переводчиком в центре радиоперехвата под Осло, она ушла в отставку. В ЦРУ дело Лигрен было пересмотрено только в 1976 году, после увольнения Энглтона. Новый руководитель внешней контрразведки Джордж Каларис, изучив имеющиеся на Лигрен материалы, пришел к выводу о ее полной невиновности. В результате ЦРУ принесло официальное извинение правительству Норвегии за ошибки, допущенные в деле Лигрен, и предложило выплатить ей 250 тысяч долларов компенсации. Однако Лигрен категорически отказалась принимать деньги, заявив, что не желает иметь с ЦРУ никаких дел. Последние годы жизни она провела в полном одиночестве в госпитале Аасехеймен, расположенном в пригороде Санднес ее родного городка Ставангер. А 22 января 1991 года родственники Лигрен поместили в газетах сообщение, в котором говорилось о ее смерти.
Трудно сказать, какие чувства испытывала Хаавик во время ареста Лигрен, но сотрудничества с советской разведкой она не прекратила. Однако в 1964 году после бегства на Запад другого предателя, сотрудника контрразведки Юрия Носенко, контакты с ней были на год заморожены. С середины 1960-х годов она работала секретарем министра иностранных дел и продолжала передавать своим операторам интересующие Москву документы о внешней политике Норвегии. О важности Хаавик как агента говорит тот факт, что с 1966 по 1971 годы ней работал лично резидент ПГУ КГБ в Осло Леонид Лепешкин, а сама она была награждена орденом Дружбы народов. Встречи с Гретой (новый псевдоним Хаавик) nо-прежнему происходили в окрестностях Осло. Вот что поведал об одной из них Виктор Грушко, в конце 1971 года сменивший Лепешкина на посту резидента:
- Летом 1971 года, когда Лепешкин находился в отпуске, мне довелось провести одну встречу с ней в месте, расположенном далеко от Осло. Как обычно, я тщательно проверился на маршруте следования. Учитывая важность встречи, я послал всех своих сотрудников "на задания" в город, чтобы максимально оттянуть силы местной контрразведки. Мы беседовали с Хаавик минут двадцать, прогуливаясь по лесу. В завершение встречи она передала мне секретные материалы. У меня о ней сложилось впечатление как об очень совестливом источнике, руководствовавшемся идеологическими мотивами.
Провал Хаавик произошел в 1977 году. 27 января она была арестована в одном из тихих переулков Осло в тот момент, когда передавала секретные документы своему оператору Александру Принципалову. Во время задержания Принципалов оказал сотрудникам полиции сопротивление, но это не помешало им изъять у него конверт с двумя тысячами крон, предназначавшихся Хаавик. Впрочем, после предъявления дипломатического паспорта он был отпущен. Хаавик была помещена в тюрьму и во время первых допросов утверждала, что встречалась с советскими дипломатами только для передачи писем Козлову. Но вскоре под тяжестью улик призналась, что сотрудничала с КГБ почти 30 лет. После ареста Хаавик Норвегия выслала пять советских официальных представителей, в том числе Принципалова и шофера посольства Громова, которых обвинили в получении секретных материалов. А резиденту ПГУ КГБ в Осло Геннадию Титову, находившемуся в момент ареста Хаавик в отпуске, был запрещен въезд в Норвегию.
В ходе следствия по делу Хаавик было установлено, что за 27 лет работы на советскую разведку она более 250 раз встречалась с разными операторами и передала им огромное число секретных документов. Однако судебный процесс над Хаавик так и не состоялся. 5 августа 1977 года, через семь с половиной месяцев после ареста, она скончалась в тюрьме от сердечного приступа.
Норвежская контрразведка до сих пор скрывает источник, от которого ей стало известно о работе Хаавик на КГБ. Этим обстоятельством воспользовался бежавший в 1985 году в Англию Олег Гордиевский, заявивший, что именно он в 1976 году сообщил англичанам о наличии у советской разведки женщины-агента Грета в норвежском МИДе. Однако в 1995 году он вдруг отказался от этой "заслуги" и в своей книге "Следующая остановка - расстрел" написал: "В январе 1977 года... я узнал, что норвежцы арестовали в Осло некую женщину, Гунвор Галтунг Хаавик. Раньше я никогда не слышал этого имени, но в прошлом году присланный из Москвы сотрудник КГБ Вадим Черный рассказал мне о женщине - советском агенте в Норвегии, известной под именем Грета, и я, естественно, уведомил об этом своих английских партнеров. Узнав об ее аресте, я подумал, не моя ли информация привела к ее разоблачению. И хотя я порой приписывал ее провал себе, впоследствии мне удалось все же выяснить, что норвежцы следили за ней по крайней мере с 1975 года, и, таким образом, то, что я сообщил англичанам, могло стать для них лишь еще одним подтверждением того, о чем они уже и сами знали".
Причиной этого заявления Гордиевского стало то, что его показания к этому времени как на Западе, так и в России уже перестали вызвать доверие. Так, один из бывших высокопоставленных сотрудников контрразведки ЦРУ в начале 1990-х годов в интервью американскому журналисту Дэвиду Уайзу заявил, что сомневается в участии Гордиевского в разоблачении Хаавик. "Чтобы обезопасить Гордиевского, англичане ни за что не передали бы информацию Норвегии, - сказал он. - Гордиевский был слишком ценен для них, чтобы рисковать им, передав эту маленькую пикантную новость".
В Москве после ареста Хаавик была создана комиссия по расследованию причин ее провала. Как пишет Виктор Грушко, в то время начальник 3-го (англо-скандинавского) отдела ПГУ КГБ, "наше расследование показало, что утечка информации скорее всего произошла на стадии реализации материалов, поступивших от Хаавик. Это подтвердилось разоблачением американского агента в управлении планирования внешнеполитических мероприятий МИДа СССР Огородника (прототип Трианона из романа Юлиана Семенова "ТАСС уполномочен заявить...") в 1978 году".
Так трагически закончились истории двух норвежских женщин, волею судьбы оказавшихся втянутыми в невидимое миру противостояние спецслужб. Им не повезло в личной жизни, но и профессиональная деятельность закончилась крахом всей карьеры и полным одиночеством для одной и преждевременной смертью в тюрьме для другой. Воистину, судьба зла.
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|||