«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 56%

Операция "Китти-Хок"

         На первой же встрече Козлов сказал Шадрину, что он может заслужить прощение на родине, если будет передавать советской разведке секретные материалы ВМС США, а для начала составит полный доклад о перебежчиках и эмигрантах, с которыми ему приходилось работать.
         Чтобы выполнить задания Козлова, Шадрину не нужно было делать ровным счетом ничего. По распоряжению Гувера его обеспечили всеми необходимыми сведениями для передачи советской разведке.
         Во время второй встречи Козлов показал Шадрину фотографию Носенко, сделанную сотрудниками резидентуры КГБ на улице в Мэриленде, и поручил добыть адреса Носенко и Голицына. Шадрин кисло ответил, что постарается, но вообще-то доступа к таким данным у него нет. В дальнейшем Козлов рекомендовал Шадрину держаться подальше от Орлова, так как тот - советский агент.
         Состоялось пять встреч Козлова и Шадрина. На последней майор сказал, что Москва рассчитывает и впредь получать сведения о перебежчиках и эмигрантах и что из военно-морской информации наивысшим приоритетом должны быть материалы об американском подводном флоте. Во время этой встречи, состоявшейся на автостоянке возле супермаркета, Козлов протянул Шадрину конверт. В нем оказались письма и фотографии жены и сына Шадрина, оставшихся в Ленинграде. По правилам конспирации, прочтя письма и внимательно рассмотрев фотографии, Шадрин вернул их Козлову.
         Больше они не встречались. В конце лета майор Козлов отбыл в Москву, и ФБР утратило контроль над операцией. В Советском Союзе Козлов оставался в пределах видимости американской разведки, но контактов с ней не искал. Вместе с тем, как выяснила московская резидентура ЦРУ, вскоре после возвращения из США он получил звание подполковника и "крышу" в Международном агентстве по атомной энергии - в его обязанности входило сопровождение советских делегаций в заграничных поездках.
         Энглтон все еще сомневался в Козлове. Его аргументом, помимо чутья, была неправдоподобно обширная осведомленность Козлова об операциях подразделений, к которым по службе он не имел никакого отношения. Прежде всего информация об Освальде. Энглтон оставил в силе свой запрет на контакты советского отдела с Козловым - по его словам, тем самым он хотел дать понять лубянскому начальству Козлова, что принял его откровения за чистую монету.
         Впоследствии, однако, ему пришлось еще раз изменить свое мнение. От коллег в израильской разведке он узнал, что Игорь Фролович Козлов - не кто иной, как сын некогда рсесильного секретаря ЦК КПСС Фрола Романовича Козлова, и что в 1964 году он вступил в брак с дочерью министра культуры СССР Светланой. Коллеги показали Энглтону и фотографию счастливого семейства. После этого открытия все стало на свои места: Энглтон признал, что у подполковника есть источник информации, какой и не снился иным генералам КГБ.
         Для Гувера известие о родственных связях Козлова с Фурцевой означало прежде всего то, что дело о возможной причастности Москвы к покушению на Кеннеди закрыто.
         Для обоих ведомств карьерный рост Козлова стал одним из приоритетов. Агенту Китти-Хок был присвоен статус самого высокопоставленного источника в Советском Союзе.
         Козлов, однако, не проявлял ни малейшего интереса к продолжению контактов с ЦРУ. В 1972 году Екатерина Фурцева нанесла визит в США. В ЦРУ ожидали, что Козлов, ставший к тому времени полковником, возможно, приедет вместе с ней. Но он не приехал. Впоследствии Энглтон утверждал, что никогда полностью не доверял Козлову, однако был вынужден продолжать операцию исходя из его родства с одной из ключевых фигур в советском руководстве. Фурцева скончалась за два месяца до отставки Энглтона. Но операция "Китти-Хок" продолжалась.

Скунс в розовом саду

         Роберт Гейтс в своей книге воспоминаний "Из тени" пишет, что когда в 1973 году директором ФБР стал Джеймс Шлесинджер, он задумался, что делать с Энглтоном, который со своими подозрениями сидел у всех в печенках. Энглтон был человеком прошлого, фигурой из другого мира. Политики нового поколения вели здоровый и светский образ жизни, решали важнейшие вопросы, встречаясь на теннисных кортах и полях для гольфа. Он один сидел анахоретом в своем кабинете в клубах табачного дыма, раскладывая бесконечный причудливый пасьянс. К концу своей карьеры Энглтон, по мнению Гейтса, "превратился в карикатуру на контрразведчика".
         Для начала Шлесинджер направил к нему одного из своих помощников, дабы тот составил непредвзятое мнение. Помощник застал Энглтона в объятом мраком кабинете - горела лишь настольная лампа, - погруженным в размышления и курящим сигареты одну за другой. В течение сорока пяти минут, пишет Гейтс, Энглтон рисовал пришедшему картину всеобъемлющего заговора КГБ против ЦРУ, увенчав свое повествование заявлением о том, что Шлесинджер - "один из них". Помощник вынужден был сказать, что должен доложить об этом шефу. "В таком случае и вы один из них", - грустно ответил Энглтон.
         Шлесинджер работал директором ЦРУ ровно пять месяцев, а затем стал министром обороны. Отправлять Энглтона в отставку пришлось уже следующему шефу, Уильяму Колби. Колби убил немало времени, выслушивая хитроумные теории Энглтона, однако сам обладал умом более прямолинейным. Свой вывод от общения с шефом контрразведки он сформулировал просто: "Пока вы тратите время на то, чтобы застраховаться от плохих агентов, вы рискуете тем, что у вас не останется ни одного хорошего". Разрушив не одну карьеру и фактически парализовав работу советского отдела, Энглтон наконец отправился на покой. Однако, избавившись от него, ЦРУ, по словам Гейтса, ударилось в другую крайность, за что в 80-е годы заплатило высокую цену.
         Неизбывной мукой Энглтона был побег в марте 1963 года Кима Филби - его личного друга. Уже на пенсии он пришел к выводу, что, оказавшись в Советском Союзе, Филби стал консультантом группы антихрущевцев и что именно по его рекомендации сразу после убийства Кеннеди Москва направила на Запад ложных перебежчиков, дабы убедить американцев в непричастности КГБ. Козлов, впервые вступивший в контакт с разведкой США через месяц после покушения на президента США и одновременно с Носенко, был частью этого плана. Недаром тогда, в Пакистане, он критиковал Хрущева. Но почему спустя четыре года Москва вернулась к своему замыслу? Потому, считал Энглтон, что выводы комиссии Уоррена об убийце-одиночке никого в Америке не удовлетворили, потому что с тех пор версия о "руке Москвы" получила новые подтверждения и потому, что Брежневу, искавшему пути к разрядке, было необходимо поставить точку в этом сюжете.
         Журналист Джозеф Тренто встретился с Джеймсом Энглтоном у него дома в конце 1985 года. Охотник за "кротами" был уже тяжело болен, но, невзирая на душераздирающий кашель, почти непрерывно курил. "Я всегда был скунсом на вечеринке в розовом саду", - с горечью сказал он визитеру.
         Джеймс Джизус Энглтон умер в мае 1987 года в возрасте семидесяти лет от рака легких. В последние годы жизни он возглавлял фонд, задачей которого было разъяснение широкой публике необходимости сильной разведки, а также оказание финансовой поддержки бывшим сотрудникам разведки, которые выступали в суде ответчиками по делам, связанным с исполнением их служебных обязанностей. Ким Филби пережил его на год.
         В середине 70-х годов КГБ развернул масштабную охоту за перебежчиками. Когда Олег Калугин доложил Юрию Андропову, что его управлению (управление "К" - внешняя контрразведка) удалось найти двоих - одного в Австралии, другого в США, перебежавших еще в 50-е годы, председатель велел плюнуть на обоих. "Черт с ними, - цитирует Андропова в своей книге "Spymaster" Калугин. - Они теперь старики. Найдите мне Лялина (сотрудник лондонской резидентуры КГБ, перебежавший в 1971 году. - авт.) или Носенко, и я санкционирую их ликвидацию".
         Артамонов-Шадрин выполнил задание, которое дал ему Козлов, он нашел Носенко и сообщил его адрес КГБ. Однако операция ликвидации сорвалась: киллер, который в 1975 году подрядился обделать дельце за сто тысяч долларов, угодил в тюрьму по другому поводу. Примерно в то же время Москва перестала доверять Артамонову. Было принято решение доставить его в Советский Союз для интенсивных допросов. Артамонову назначили в Австрии встречу с новым куратором. В Вене сотрудники резидентуры КГБ то ли заманили, то ли силой затолкали его в машину, где сделали инъекцию седативного препарата, да, видно, не рассчитали дозу - Артамонов скончался на месте. Тем не менее, по словам Калугина, Владимир Крючков был в восторге. Он предложил Калугину на выбор два ордена - Октябрьской революции и Боевого Красного Знамени. Калугин выбрал последний.
         Игорь Орлов, он же Александр Копацкий, он же Саша, умер в мае 1982 года. Перед кончиной он велел жене похоронить его в России. Эту последнюю волю Элеоноре исполнила. Нет необходимости объяснять, что это вряд ли бы ей удалось, если бы Саша не был двойным агентом. Их семейное предприятие, Gallery Orlov, по сей день существует в Александрии, Вирджиния, по адресу: Кинг-стрит, дом 1307.
         "Двойником" оказался Федора - тот самый пользующийся особым доверием Гувера агент, подтвердивший лояльность Юрия Носенко. В 1981 году по истечении своего контракта с ООН Виктор Лесовский преспокойно вернулся в Советский Союз.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»