Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

не прочитано
Прочитано: 0%

Николай Баун: Есенин, казненный дегенератами

"Новый Петербургъ", n14(778), 13.04.2006

Автор: Юрий Чуканов


        Об обстоятельствах гибели великого русского национального поэта нам рассказывает поэт, переводчик, бывший политзаключённый, общественный деятель, соратник-руководитель Российского Имперского Союза-Ордена Николай Николаевич Браун.


         Сегодня, когда вокруг имени Есенина появилось так много фальшивок, названия которых не стоит перечислять, каждый думающий и неравнодушный к русскому слову, к русской истории человек должен дать себе ответ на вопрос: так кто же он был, Сергей Есенин, - пьяница, скандалист и самоубийца, как уверяют нас авторы пасквилей и небылиц, или всё же - великий русский национальный поэт, ставший жертвой политических репрессий и интриг, жертвой красного террора?
         Я, будучи сам поэтом, сыном поэта Николая Леопольдовича Брауна, который выносил тело погибшего Есенина из "Англетера", знаю этот ответ. Есенин - не убивал себя. Его убили во время допроса, сопровождавшегося пытками и избиениями, а после - чтобы скрыть следы, инсценировали самоубийство, опорочив память поэта. Есенин был убит по тем же самым мотивам, по которым была уничтожена целая плеяда выдающихся русских поэтов и писателей - Клюев, Васильев, Панин, Клычков, друзья Есенина - поэты Орешин, Наседкин, Приблудный и, еще в 1921 году, раньше их всех - Гумилев. Уничтожена воинствующими безбожниками, интернационалистами-русофобами, поставившими перед собой задачу обескровить и обесчестить Россию, ликвидировав все сословия, превратив русский народ в послушное стадо, вырвав его мозг и душу.
         Я знаю об этом не из книг. Мой отец был лично знаком с Есениным. С детских лет передо мной были оригиналы стихов Есенина, написанные его собственной рукой - два автографа, которые прошли через все обыски, через годы блокады... Они кричат мне об этом. На вновь построенном здании "Англетера" - старое, историческое не удалось отстоять от демократо-разрушителей, несмотря на всю активность общественности города, - с 80-х годов висит памятная доска: "Здесь трагически оборвалась жизнь Сергея Есенина". Но жизнь Есенина не "оборвалась". Её - оборвали! Я лично расспрашивал тех людей, которые были в "Англетере" сразу после трагедии.
         Мой отец и Борис Лавренёв находились утром 28 декабря в редакции журнала "Звезда", располагавшейся в Доме книги на углу Невского и канала Грибоедова. Позвонивший по телефону Медведев сообщил, что "Есенин покончил с собой" и поэтому они должны идти в "Англетер". И они пошли. То, что они там увидели, заставило их содрогнуться. Они категорически отказались поставить подписи под протоколом, который им сразу показался подложным, непрофессионально составленным. Под этой филькиной грамотой была подпись лишь одного должностного лица - милиционера Горбова. Впоследствии после ареста он пропал без вести. Как выяснилось в 90-е годы, даже она была не подлинной.
         Подписи поставили: кадр ОГПУ Эрлих, с ним Медведев, председатель Союза писателей Фроман, Рождественский. Все они стали уверять Брауна и Лавренева, что Есенин - самоубийца, хотя сами при "суициде" не присутствовали, но им "рассказали", как это было. Браун спросил Рождественского, уже на улице: "Сева, как же ты мог? Ты же не видел, как Есенин петлю на себя надевал". Ответ был: "Мне сказали - нужна еще одна подпись". Ответственность за этот протокол вообще списали на известного петербургского врача - Гиляревского, который якобы проводил экспертизу, но его там и рядом не было. Он был врачом дореволюционной школы и под этой фикцией никогда бы не поставил свою подпись. Поэтому его и не позвали, но сослались на его имя.
         Я также знал Павла Лукницкого, в прошлом - работника ОГПУ. Я с ним общался, выясняя подробности гибели Николая Гумилева, и однажды спросил у него, что же произошло в "Англетере", при каких обстоятельствах погиб Есенин. Он ответил мне: "При странных. Есенин был изуродован, был мало похож на себя. У него был вид, что потом его внешность исправляли как могли ...Левого глаза не было". Я переспросил у Павла Николаевича: "Как не было?!" Он сказал: "А так, не было - он был как будто вдавлен внутрь, словно пробит, вытек, и рубашка была окровавлена".
         Лукницкий вёл дневники. В его мемуарах, изданных в Париже в 1991 г., рассказано обо всем этом. Там он вспоминает еще, что на бледном лице Есенина выделялись "только красные пятна и потемневшие ссадины". Кроме того, я знал поэтессу Иду Наппельбаум, которая в свое время отсидела за портрет Гумилёва - собственно, не за сам портрет, а за пятно от него, за след на выцветших обоях, где висел этот портрет. Так вот. Её брат Лев помогал отцу - фотографу во время съемок. Он рассказал сестре, как помогал милиционеру, стоявшему на стремянке, снимать тело поэта с трубы отопления. Он был свидетелем того факта, что Есенин висел не в петле, как это бывает у самоубийц, а верёвка была несколько раз намотана вокруг шеи. Потому-то его тело и пришлось снять до прихода писателей - повешен он был уж очень неправдоподобно. Когда отец с Лавренёвым пришли в номер и увидели лежащего на полу Есенина, они заметили, что под ним не было мокрого пятна, которое обычно бывает под висельниками, когда от полного расслабления мышц вытекает жидкость. Не образовалось такого пятна ни на одежде Есенина, ни на диване, на который потом положили тело. Лев также вспоминал, что руки Есенина были сильно порезаны вертикальными полосами. А художник Василий Сварог вспоминал, что пиджак Есенина тоже был изрезан. Этот пиджак быстро куда-то пропал: когда в "Англетер" пришли Лавренев и мой отец, они пиджака не видели. Но они увидели достаточно, чтобы понять: произошло преступление.

Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100