«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 48%

         Да и каким Васильев мог быть антисоветчиком? Отец у него партийный работник, в войну партизанил. Но, по-моему, никто так ярко не выразил на холсте тайную жизнь русского национального духа под ледяным дыханием так называемого застоя. Вообще Васильев выламывался из жанровых форматов: не портретист, не пейзажист, не бытописатель. Он, подобно Врубелю, живописец Духа! В общем, гэбисты "шили" нам "организацию", а мы были просто компанией любящих настоящее искусство, литературу, философию людей".
         Вскоре после этого художника не стало, и это дало повод связывать его смерть с происками всесильной тогда организации. Между тем отец погибшего вместе с ним Аркадия Попова служил в системе госбезопасности, и в немалом чине. Говорят, он пытался провести собственное расследование гибели сына по "горячим следам", но даже ему это не удалось.

         Звездный час художника наступил уже после его смерти. В сентябре 1977 года в казанском Молодежном центре открылась выставка, какой он ни разу не удостаивался при жизни. Два месяца к картинам было настоящее паломничество! Потом - фильм Леонида Кристи "Васильев из Васильева", около полугода демонстрировавшийся в кинотеатре "Россия", - небывалый случай в кинодокументалистике! Картины с триумфом путешествовали по выставочным залам Москвы, страны, зарубежья...
         После того как на безвременно ушедшего из жизни земляка обрушился шумный успех, Казанский музей изобразительного искусства решил приобрести его работы и попросил мать оценить картины сына. Клавдия Парменовна всецело доверилась оценочной комиссии, состоявшей преимущественно из коллег Константина. Ее решение прозвучало смертным приговором для картин: покупать их не рекомендовалось как "не имеющие художественной ценности". Правда, посоветовали принять на госхранение. Картины снесли в запасник музея, повесили на двери замок. И пылились бы они там, возможно, по сей день, если бы не полковник Юрий Михайлович Гусев - танкист, ветеран войны, фронтовой газетчик. Потрясенный увиденными на одной из московских выставок полотнами, он поклялся возвести их автора на заслуженное им место в русской живописи. В парадной форме, при всех боевых регалиях, он вместе с сестрой Константина Валентиной явился в Татарский обком КПСС. И после этого визита картины вернули семье.

         Но все это было уже после смерти художника-самородка. А помог ли кто-нибудь ему при жизни? Геннадий Пронин под новый, 1975 год подогнал к его дому крытый "МАЗ-500", погрузил в кузов картины, затолкал Костю в кабину, и они двинулись в Москву, где сотрудница Общества охраны памятников Светлана Мельникова обещала им устроить встречу с Ильей Глазуновым. Их встретила жена Ильи Сергеевича (они жили тогда на Арбатской площади), попросила распаковать принесенные с мороза картины. Глазунов без особого интереса посмотрел на одну, на другую... Интерес в его глазах зажегся только тогда, когда была сдернута оберточная бумага с "Северного орла". "Мэтр, - вспоминает Пронин, - как-то сразу ожил: "Ну-ка, ну-ка, давайте еще. Еще!" Дальше стал рассматривать холсты внимательно и подолгу. Молча. Потом снял телефонную трубку: "Сейчас вызову министра культуры". Через полчаса в квартире действительно появился зам. министра культуры РСФСР (фамилию запамятовал), которому Глазунов продемонстрировал Костины картины. "Вот талантливый русский художник. Живет в Казани. Там его зажимают. Давайте поддержим!" И обращаясь в Косте: "Я тут должен уехать на две недели в Финляндию. Подожди меня в Москве. И мы все устроим".
         Но к Глазунову Васильев больше не попал. В ожидании возвращения Ильи Сергеевича мотался по столице, прожил все деньги, пробавлялся случайными заказами. В общем, помаявшись несколько месяцев, Константин ни с чем вернулся домой, рассовав картины случайным знакомым. Потом их сохранил от расхищения писатель Владимир Дудинцев. "Вот, матушка, все, чего ваш сын добился в Москве", - виновато сказал по возвращении Клавдии Парменовне Костя, протянув ей сетку апельсинов.
         В тот роковой день, когда он навсегда покидал свой дом, в его комнате стоял только что законченный огромный холст, пока еще безымянный. Представляя друзьям новое полотно, он просил их не только высказать свое мнение, но и предложить название. На последнем его холсте - бородатый старец на фоне дремучих лесов, над головой он держит плеть, на кнутовище которой восседает желтоглазый бессонный филин - символ мудрости. У ног старца пламя пожирает древний свиток с выведенной на нем старославянской надписью КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ, а поднимающийся над огнем дымок свивается в молодой дубовый росток.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»