«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 43%

         Мельник пожал плечами и говорит генералу Гольдину: "Дайте им БТР, они хотят туда ехать". Нас туда привезли. Мы снимали этот прожиг под четвертым реактором. В том помещении было нас четверо: наш осветитель и мы с режиссером Игорем Кобриным и оператором Юрой Бордаковым. И когда мы сняли этот прожиг, к нам уже было полное доверие. И нам уже говорили: "Хлопцы, снимите вот тут, вот тут, вот тут".
         Там еще одна была сумасшедшая история, мы очень хотели ее снять. Дело в том, что на крыше куски графита вплавились в битум. И никакая техника не была в силах выдрать этот графит. Рвались траки даже у "Владимирца".
         Возникла такая идея: ставится помост, на него водружается крупнокалиберный пулемет, и в 6 утра, когда еще можно контролировать ситуацию, когда людей еще нет, куски графита расстреливаются настильным огнем, превращаются в пыль. А после этого можно будет туда пустить какую-то машину, которая толкнет этого желтого западногерманского робота, который там застрял. Когда военные сказали: "Ребята, мы вам не гарантируем, что не расстреляем этого вашего робота" - то Юра Самойленко, наш герой, говорит: "Да черт с ним, с этим бездельником!" К сожалению, Правительственная комиссия, не найдя возможным обеспечить полную безопасность людей, запретила эту операцию. Ведь работа шла круглые сутки. Не было гарантии, что пуля не срикошетит. Мы в шесть утра там уже были, ждали этого фейерверка. Не получилось.
         Мы там настолько стали своими людьми, что когда Мельник выходил покурить, он оставлял меня возле телефонов на КП. Я уже знал многих людей.
         Однажды прибегает Игорь Кобрин и говорит: "Хем, нас не пускают". - "Кто это? У нас же проход всюду!" - "Не пускают, говорят, там что-то закрыли". Я иду. Стоит часовой. А вид у меня очень солидный: седые усы, форма белая, как у всех. Я говорю внятно, чтобы он понял: "Генерал Кузнецов... - а потом дикой скороговоркой: - далразрешениесниматьгдемытолько..." Он говорит: "Товарищ генерал, я не знаю, там есть прапорщик". Я: "Где прапорщик?" Он берет телефон и звонит. Дает мне трубку. Я беру трубку и снова говорю: "Генерал Кузнецов... далразрешениеснимать гдемытолько..." Прапорщик говорит: "Извините, товарищ генерал. Дайте трубку караульному солдату". Я даю - и он нас пропускает. На войне как на войне - без хитрости не обойдешься.
         А вообще - может быть, и грех так говорить - но это было прекрасное время! Я вспомнил войну, боевых товарищей. Я не хотел оттуда уезжать - такое было отношение друг к другу. И все занимались только делом. Три минуты проходило от изменения ситуации до выдачи рекомендаций и принятых решений.
         Там была совершенно другая обстановка, другая система отношений - времен Отечественной войны или та знаменитая Курчатовская атмосфера, когда ты чувствовал плечо друга, когда все было по-настоящему... Там были очень мужественные, очень чистые люди. Многие добровольно приехали. И как им было обидно встречаться с проявлениями нашего железобетонного бюрократизма. В число пятидесяти человек, принятых в партию Припятским горкомом без прохождения кандидатского стажа, входило три дозразведчика. Тех, кто первым шел в неизвестность, на радиацию. И когда они приехали в свои города после лечения, привезли документы, что они члены партии, им сказали: "Что это такое? Как это без стажа? Да нет, пусть нам позвонят из Припяти". И один из них говорил мне с обидой: "Ну что, я буду звонить в Припятский горком, просить?" Были более обидные вещи: одного из подполковников представили к внеочередному званию. Когда он платил партвзносы, кто-то из чиновников посмотрел и говорит: "Ого, сколько денег ты заработал! А что - еще и кормили вас бесплатно? Да тебе еще и звание присваивают... Ну ничего, пока походишь в подполковниках".
         И что возмущало этих ребят - когда они приезжали домой, их порою спрашивали: "Почему вы в Чернобыль уехали? Почему так долго там сидели? Деньги поехали зарабатывать?"
         А кому-то из них чуть ли не прогулы поставили за это время. Когда фильм уже был сделан... началась наша дорога на Голгофу. В октябре 1986 года мы повезли фильм в Москву. Посмотрела сначала группа экспертов, несколько человек. Им фильм понравился, но они набросали 15 замечаний. Мы честно все исправили. Шли счастливые и довольные, как слоны, после этих замечаний. Потому что замечания были мелкие.
         Второй раз приехали в Москву. В зале уже сидело человек 30. Посмотрели - поздравили. Им фильм тоже понравился. Пошли еще на одну комиссию. Показываем. И вдруг один из комиссии спрашивает: "Что вы показываете? Кто вам позволил? В чем ходят солдаты? В этих робах?" Я говорю: "А кто их не обеспечил?" - "Там было шестнадцать шведских костюмов, мы их привезли", - говорит. Я в ответ. "Там полторы тысячи человек работает каждую минуту". - "Вы знаете, это же все на всех экранах будет... Это антисоветский фильм. Вы знаете, что сделали американцы? У них, когда произошла авария на Тримайл-Айленде, десять месяцев туда никто не заходил, через десять месяцев зашел дозиметрист, проверил и ушел. И она до сих пор закрыта". Я говорю: "Простите. Я в этом деле уже поднаторел. Разве можно частную станцию с несравнимо меньшей мощностью сравнивать с Чернобылем? Что вы предлагаете?" - "Закрыть Чернобыль". - "А что делать с Киевом, со всей Украиной?" - "Да не надо ничего делать". Я вне себя: "Вы же понимаете, что тогда не только Киев, но и пол-Украины надо было бы выселить". - "Надо было".

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»