«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 59% |
Как аргументировать наше решение? Заявить, что в армии якобы набирается критическая масса недовольств - вот-вот рванёт. А у военных в руках ядерное оружие. Нависает угроза не только ельцинскому режиму, но и стабильности в мире. Американцы почешут репу! Если российская власть с первых дней не покажет характер, а продолжит беззубую практику Горбачёва, о нас будут вытирать ноги все кому не лень.
Я ждал отповеди от министра иностранных дел Андрея Козырева. Он умный человек, но считал администрацию США эталоном порядочности. И Козырев заговорил, правда, без всякой злости, что так мыслить, а тем более действовать, нельзя. Любой шантаж должен быть навсегда исключён из политического арсенала новой России. Только так, теряя в одном месте, страна может приобрести где-то в другом. Министр иностранных дел высказался категорически против моего предложения.
Мне тоже не по душе блеф и шантаж. Но в международной политике нелегко провести грань, разделяющую эти понятия с целесообразной жёсткостью. В данном случае речь как раз шла о жёсткости российской позиции, без которой никогда не защитить стратегические интересы страны. По крайней мере, мне так казалось. В ответ, если брать худший вариант развития ситуации, нам могли урезать потоки внешних заимствований. Но деньги всё равно утекали в песок, а так правительство, чтобы не потерять власть, было бы вынуждено подхлёстывать развитие своей экономики.
Кто-то из министров поддержал меня, кто-то Козырева. А Ельцин? Его позиция меня волновала больше всего - ведь всё зависело от мнения Бориса Николаевича. Я давил на его воспалённое самолюбие: клянутся западные партнёры в дружбе президенту России, а сами все время пытаются "развести", как цыгане простодушного мужика на блошином рынке.
При обсуждении Борис Николаевич сидел с непроницаемым лицом, бросая хриплым голосом: "Кто ещё хочет сказать?" Время было позднее, и мы сделали перерыв на завтра. Большинство членов кабинета, предлагая свои сроки консервации соглашения, выступили за ужесточение нашей позиции. Мне показалось, что в Ельцине боролись два человека - патриот со своим антиподом, - и он ушёл в глубоких раздумьях. Но это только показалось.
Назавтра президент заявил, словно не было вчерашнего обсуждения: хватит ворошить этот вопрос. Мы должны оставаться верными соглашениям Горбачёва, несмотря на отказ той стороны выполнять свои обязательства. А ещё через какое-то время Ельцин принял решение сократить первоначальные сроки вывода наших войск (4 года) на целых четыре месяца. Да ещё согласился на очередные сокращения компенсаций нашей стране. И Россия брала кредиты за рубежом, чтобы оплачивать ими стремительное бегство своих воинских соединений по воле вождей.
Тогда у избирателей Ельцина его положение могло вызвать даже сочувствие: президент не уставал повторять о необходимости сохранения страны и коварных происках её врагов, но в силу каких-то непреодолимых препятствий был вынужден продолжать линию Горбачёва, а во многом идти дальше Михаила Сергеевича. Ему верили. Долго прятал Борис Николаевич от народа своё истинное политическое лицо. А в 2006 году, будучи на пенсии, приоткрыл его.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
| ||||||||