«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 8%

         Этого не было в выступлении Ельцина. Но это рассчитывали от него услышать многие люди. Я знал, что стенограмму в ЦК мне никто не даст, да и не нужна она никому в том состоянии. И оформил свою писанину как выступление первого секретаря МГК. Тогда становится понятным взрыв бешенства в рядах номенклатуры. Она сама играет без правил, как преступное формирование, и не заслуживает рыцарского отношения к ней. И в выступлении - всё правда. Просто одна фамилия будет заменена на другую. А в общем, это тёплый привет родному ЦК.
         На ксероксе с друзьями мы изготовили больше ста экземпляров. Я передал их редактору молодежки из Казахстана Фёдору Игнатову, и он "одарил" ими коллег. Знаю, что выступление было опубликовано в прибалтийских газетах, на Украине и даже на Дальнем Востоке. Текст пошёл по рукам. О Ельцине заговорили. Позже стали гулять по стране ещё два или три "выступления". Более радикальные. А потом партократы спохватились и напечатали речь в журнале ЦК. Но её-то народ и посчитал за подделку.
         С женой Ельцина Наиной Иосифовной и мамой Клавдией Васильевной мы поехали к нему в больницу на Мичуринке. Я покидал "Московскую правду", переходил политическим обозревателем в Агентство печати "Новости" (АПН) и хотел сказать прощальное "спасибо" за совместную работу. Жена и мама Бориса Николаевича сделали своё дело и уехали. А мы остались одни. В центре холла журчал фонтан, мы сели на скамейке под декоративными пальмами. И долго говорили про жизнь.
         Выглядел он получше - чувствовалось, что поправляется человек. И лицо у него стало злее, и кулаки сжимались чаще. Он о многом передумал здесь, на больничной койке, и, видимо, многое переосмыслил. В нём происходили заметные, качественные изменения. Вроде бы обсуждали постороннюю тему, вдруг он переводил разговор на партию - вихрь возбуждения рождался внутри него и поднимался вверх. Злость, если не сказать злоба, сипела сквозь стиснутые зубы, как пар из перегретого чайника.
         На скамейке под пальмами, на свежие впечатления, я ещё не готов был делать для себя какие-то выводы. Но вот мы простились - я по дороге перебирал в памяти наш разговор, вспоминал выражение лица Бориса Николаевича и многое понял.
         Именно на моих глазах, под пальмами, на скамейке, проходил или продолжался процесс трансформации человека. Превращение партийной гусеницы в ещё непонятное существо. Оболочка красной гусеницы начала шелушиться, трескаться и осыпаться. Изнутри, как чёрные иголки, стали высовываться мокрые лапки - но что появится оттуда завтра, было ещё непонятно ему самому.
         Ельцин писал в своей книге, что в бане смыл с себя преданность партии. Это метафора. Мне кажется, он определился там, на больничной койке. Раньше у него было деление: он и горком. Теперь взята новая высота: он и партия. (Потом будет ещё одна:он и народ!)
         Как всякий функционер, Ельцин отождествлял партию не с миллионами рядовых коммунистов - шахтёров, металлургов, строителей, которые своим трудом позволили ему получать бесплатное образование, жильё. Наконец вывели его, прораба, на руководящую орбиту. Он отождествлял партию с аппаратом КПСС, с кучкой её высших руководителей. И теперь он и они, олицетворяющие собой всю партию, будут по разные стороны баррикад.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»