«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 6%

         Правда, выпускать интересные номера становилось всё сложнее. Почти ежедневно мы сцеплялись с цензором из Главлита, приставленным к "Мосправде". Он взял манеру третировать нас ультиматумами далеко за полночь. Днём, как хорёк, отлёживался где-то в дупле, а по темноте принимался за наш курятник: или надо кастрировать материалы, или цензор вышвырнет их из номера. Я своими злыми ночными звонками просто достал его начальника, главного цербера страны Болдырева. Спросонок он долго не понимал о чём речь, просил передать трубку стоящему рядом со мной цензору. Иногда дозволял пропустить статьи в прежнем виде, а чаще нам приходилось кроить их абзацами (времени для перевёрстки номера не оставалось), выплёскивая заложенный смысл.
         Зазвонил телефон - в трубке был усталый голос первого секретаря.
         - Вернулись? - с нотками равнодушия спросил он. - Почему не докладываете?
         - А что, - говорю, - докладывать? Ну топтали меня, ругали последними словами...
         - Знаю, - сказал Ельцин, - в горкоме уже потирают руки.
         Этой фразой он как бы отделял себя от горкома. Случайно вырвавшись, фраза выдала его настроение последнего времени: он один, и по ту сторону идеологического плетня остальной горком.
         Помолчав, Ельцин предложил:
         - Надо пригасить критику. Зачем гусей дразнить.
         Что значит пригасить? Газета ведь занимается критикой не ради критиканства. Мы отстаиваем конституционные права граждан, и тех, кто ставит себя выше Основного закона, за ушко вытягиваем на солнышко. Любое предложение в газете по реформированию системы можно заклеймить очернительством. Любую статью о воровстве чиновников можно истолковать как призывы к погромам. У демагогии нет берегов. И нельзя перед ней выбрасывать белый флаг. Это я постарался объяснить Ельцину. Он слушал, не перебивая, но в конце разговора сказал:
         - Всё-таки подумайте...
         Летнее затишье в конторах чиновников дело обычное. Отпуска, поездки делегаций за рубеж. И к концу лета 87-го московская политическая жизнь находилась в состоянии дрёмы. Но это было затишье с настораживающим подтекстом. Будто сидишь у себя в комнате дома, а в подполе что-то шуршит, кто-то возится беспристанно. Знаешь, там обитают мыши. Но почему они так возбудились?
         Газета продолжала своё дело, нужно было уточнять с чиновниками кое-какие факты или моменты. А позвонишь отраслевому секретарю горкома и секретарша тебе: "Он уехал в ЦК". Позвонишь кому-то ещё - то же самое. Один уехал, другой... Ельцин терпеть не мог, когда кто-либо из работников горкома бегал в ЦК за его спиной. А тут кот ещё на крыше, но мыши уже пустились в пляс. С чего бы это?

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»