  |
 |
Прочитано: 73% |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 73% |
Когда в 1977 г. миланское издательство опубликовало книгу Т. Ржезача, содержавшую обвинение А. И. Солженицына в осведомительстве, а в 1978 г. гамбургский журнал "Нойе политик" обнародовал написанный солженицынским почерком донос, писатель был поставлен перед выбором: или подать в суд за клевету, или же промолчать и тем самым признать справедливость выдвинутых обвинений.
Первый путь Александр Исаевич категорически отверг. "В суд - заявил он, - не подам, могу их успокоить. Правоту нет нужды взвешивать с нечистью на юридических весах. Да и кто же судится с советским драконом? Да и он нас в лагеря посылал без суда" (1).
Да, с "советским драконом" судиться было невозможно. Но что мешало писателю возбудить обвинение в клевете против миланского издательства или же гамбургского журнала? Если он не доверял обычному суду, почему нельзя было обратиться к мировой общественности и потребовать создания общественного суда. Не над собой. Над Т. Ржезачем, над Ф. Арнау, над издательством "Прогресс", над КГБ. Нерешительность писателя тем более удивительна, что опровергнуть аргументы Т. Ржезача не представляло никакого труда, а опубликованный донос - явная фальшивка.
Позиция, которую в 1978 г. занял А. И. Солженицына тем более вызывает недоумение, что, заявив о свое приницпиальном нежелании "взвешивать" правоту вместе с нечистью на "на юридических весах", он буквально через несколько лет подал в суд на А. Флегона (2), который в своей книге "Вокруг Солженицына" тоже привел целый ряд нелицеприятных для лауреата Нобелевской премии неприятных, но гораздо более безобидных фактов (3).
Следовательно, отказываясь в 1978 г. судиться с Т. Ржезачем, Александр Исаевич руководствовался не отрицательным отношением к взвешиванию нечисти и правоты на юридических весах, а чем-то другим. Что же тогда могло удержать его от обращения в суд? Только одно - опасение, что во время разбирательства могут появиться более серьезные аргументы в пользу выдвинутых обвинений, а также всплывут другие факты из его биографии, которые он скрывал и которые не делают ему чести. Но прежде всего он, видимо, опасался, что суд (обычный или общественный) обязан будет рассмотреть все обстоятельства, связанные с его первым арестом и историю с его вербовкой на Калужской заставе в 1945 г.
И здесь прежде всего возникает вопрос: можно ли рассматривать его рассказ о вербовке как исповедь, как откровение человека, который проявил минутную слабость и потом всю жизнь мучился по этому поводу? Нет. Потому что в рассказанной им истории не хватает самого главного для откровения - искренности.
Поскольку А. И. Солженицын согласился быть осведомителем, у него обязательно должен был быть куратор. В такой роли, по его словам, выступал "надзиратель Сенин" (4). Сообщая об этом, Александр Исаевич сделал следующее весьма любопытное примечание: "...это очевидно была не настоящая его фамилия, он не русский был, а псевдоним для лагеря... Сенин был ни много ни мало - студент! - студент 4-го курса, вот только не помню какого факультета. Он, видно, очень стыдился эмведистской формы, боялся, чтобы сокурсники не увидели его в голубых погонах в городе, и потому, приезжая на дежурство, надевал форму на вахте, а уезжая - снимал" (5).
В том факте, что "надзиратель Сенин" переодевался на работе нет ничего необычного. Но кто поверит, что он, "надзиратель лагеря", жил и учился под одной фамилией, настоящей, а нес службу в лагере под другой - вымышленной, и только потому, что стеснялся своей профессии. Если принять это свидетельство на веру, получается, что "стыдившийся эмведистской формы" "надзиратель" имел не только две фамилии, но и два паспорта. На кого рассчитаны подобные небылицы?
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
| ||