«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 11%

         В первом издании "Архипелага" на этом Александр Исаевич ставил точку (39), во втором после приведенных слов появилось продолжение: "В том большом этапе был и я. И начальница санчасти Дубинская согласилась на мое этапирование с незажившими швами. Я чувствовал - и ждал, как придут - откажусь: расстреливайте на месте. Всё же не взяли" (40).
         Читая эти строки, нельзя не выразить удивления, почему А. И. Солженицын не упомянул о столь важном факте как включение его в "большой этап" в первом издании "Архипелага"? Очень странное впечатление производит и содержание сделанного им дополнения.
         После операции яичка швы заживают в течение одной - реже двух недель (41). Поэтому если бы Александр Исаевич действительно значился в списках "этапа особого режима", то 19 февраля его отправили бы вместе со всеми. Но если даже допустить, что к этому времени швы действительно не зажили и администрация лагеря проявила гуманность, то, будь А. И. Солженицын в списке этапируемых, его обязаны были отправить на новое место по выздоровлении. А так как его никто не тронул, то или весь этот эпизод выдуман с целью подчеркнуть особую роль А. И. Солженицына январском бунте, или же если его фамилия фигурировала среди этапируемых, то лишь для отвода глаз.
         "Через две недели, - писала Н. А. Решетовская, ведя отсчет от операции - Саню выписали из больницы" (42).
         Заканчивая рассмотрение этого эпизода в жизни А. И. Солженицына, представляется необходимым обратить внимание еще на три факта.
         Первый факт. Во время пребывания А. И. Солженицына в послеоперационной палате неожиданно был убит врач Борис Абрамович Корнфельд (43). Чем он мог не угодить заключенным, трудно представить. Может быть, его убили по ошибке?
         Второй факт. Оказывается, до событий 1952 г. Александр Исаевич ходил под одним лагерным номером, а по выходе из больницы - под другим. "Весь Экибастуз, - пишет он, - я проходил с номером Щ-232, в последние же месяцы приказали мне сменить на Щ-262. Эти номера я и вывез тайно из Экибастуза, храню и сейчас" (44). Не принадлежал ли новый номер Б. А. Корнфельду?
         Третий факт. Если бы во время лагерного бунта Александр Исаевич действительно попал в черные списки, то по возращении из больницы его ждали общие работы. Однако, как пишет Н. А. Решетовская, "Саня начал учиться столярному делу, но овладеть им, как мечталось, не успел: перевели в литейный цех" (45). Еще более важно то, что в 1952-1953 гг. он оказался в числе тех немногих заключенных, которые получали зарплату: часть заработка шла в лагерь, "зато оставшиеся 30-10 % всё же записывали на лицевой счет заключенного, и хоть не все эти деньги, но часть их (если ты ни в чем не провинился, не опоздал, не был груб, не разочаровал начальство) можно было по ежемесячным заявлениям переводить на новую лагерную валюту - боны, и эти боны тратить" (46).
         Для некоторых была и такая каторга.
         Один этот факт свидетельствует, что лагерное начальство не собиралось наказывать А. И. Солженицына и все, что он пишет на этот счет, выдумано от начала до конца.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»