«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 6%

         Из беседы с Н. Д. Виткевичем:
         - Переписка велась через полевую почту. Неужели не боялись?
         - Она же имела конспиративный характер.
         - Ваша конспирация была слишком прозрачной.
         - Ну... думали свобода слова.
         - У нас?
         - Нам все равно нечего было терять. Смерть постоянно висела над нами.
         - У Вас может быть, но Александр Исаевич был далеко от передовой.
         Новое затруднение с ответом.
         - Ну... просто лезли на рожон (23).
         В чем же заключалась конспиративность этой переписки?
         Если верить ее корреспондентам, несмотря на "ребяческую беззаботность", у них хватило ума не упоминать И. В. Сталина под своим именем. В беседе со мной 8 января 1993 г. Н. Д. Виткевич заявил: "Сталина мы называли Пахан" (24). О том, что в своей переписке они "поносили Мудрейшего из Мудрейших", "прозрачно закодированного" ими "в Пахана" А. И. Солженицын пишет как в "Архипелаге" (25), так и в автобиографической поэме "Дороженька" (26).
         Тому, кто хоть немного знаком с той эпохой, трудно представить себе критическую переписку о И. В. Сталине, в которой последний фигурировал бы под своей фамилией. Еще более невероятно обозначение его в подобной переписке кличкой "Пахан". И дело не только в настроениях и условиях того времени. Если бы И. В. Сталин действительно упоминался в переписке под такой кличкой, то, независимо от ее содержания, тогда этого было достаточно для привлечения авторов писем к ответственности, так как подобная кличка означала не только оскорбление верховного главнокомандующего, главы партии и государства, но и характеристику существовавшего политического строя как преступного по своему характеру. Абсурднее конспирацию вряд ли можно вообразить.
         Обратимся теперь к "Резолюции No 1" (27).
         Во время встреч с Н. Д. Виткевичем я трижды просил его раскрыть содержание этого документа и объяснить, почему он так странно назывался, всякий раз Николай Дмитриевич искусно уходил от ответа (28). Более "откровенным" в этом отношении оказался А. И. Солженицын:
         "...Я, - утверждает он, - не считаю себя невинной жертвой, по тем меркам. Я действительно к моменту ареста пришел к весьма уничтожающему мнению о Сталине, и даже с моим другом, однодельцем, мы составили такой письменный документ о необходимости смены государственного строя в Советском Союзе" (29).
         ""Резолюция" эта, - читаем мы в "Архипелаге", - была - энергичная сжатая критика всей системы обмана и угнетения в нашей стране" (30). Раскрывая характер этой критики, Александр Исаевич уточнял, что советская система характеризовалась в названном документе как феодальная (31). А затем "Резолюция No 1" "как прилично в политической программе, набрасывала, чем государственную жизнь исправить" (32). К сожалению, ни Н. Д. Виткевич, ни А. И. Солженицын не раскрыли конкретное содержание своей программы "исправления" "государственной жизни" (33). Далее, если верить А. И. Солженицыну, в "Резолюции" говорилось: "Наша задача такая: определение момента перехода к действию и нанесение решительного удара по послевоенной реакционной идеологической надстройке" (34). Завершалась "Резолюция" словами: "Выполнение всех этих задач невозможно без организации" (35).

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»